— Чего это ты надумал?
И тогда лишь, когда Сергей медленно, словно раздумывая, опустил руки, он вскинулся, потянулся к баранке. Торопясь и глотая слова, затараторил зло:
— Ты это брось дурить. Давай я покручу, а ты на моем месте посиди…
— Ну-ка убери лапы! — Жарков шевельнул широкими плечами, оттесняя Митрохина, сказал глухо: — Надо проверить двигатель на других режимах. Может, и не вкладыши. — Он поплотнее запахнул полушубок, с тоской посмотрел в боковое стекло, за которым чернел пугающий провал ночи. Если бы не эта авария в поселке, можно было бы плюнуть на все и гнать машину до предела — пока коленвал не заклинит. Но сейчас нельзя. Нельзя! Нельзя рисковать. ЗИЛ нужен живой. Он должен добраться до базы, а затем вернуться в Красногорье.
Тугая плотная волна морозного воздуха обожгла лицо, забила дыхание. Сергей спрыгнул в снег, захлопнул дверцу кабины. В этом месте снег был глубокий, по колено, и чтобы не набрать его в валенки, пришлось вышагивать по-журавлиному, протаптывая дорожку к передку.
Не успевший остыть радиатор приятно отдавал теплом. Сергей открыл капот и высветил переносной лампочкой работающий на малых оборотах двигатель. «Чем черт не шутит. Может быть, вовсе л не из-за вкладышей молотит движок?»
Вытянувшееся лицо Митрохина за ветровым стеклом замерло в ожидании. Сергей махнул ему рукой — мотор взревел, потом заговорил, заурчал глухо. Здесь был полный порядок. Даже профан-автолюбитель мог догадаться, что двигатель нп при чем и придется снимать поддон картера.
Жарков медленно смотал лоснящийся от- масла провод переноски, закрыл капот, посмотрел на часы. Надежный «Маяк» показывал двадцать минут шестого, и до рассвета оставалось еще три часа. Сергей прислонился к подрагивающему радиатору, посмотрел на усыпанное холодными мерцающими звездами небо. Вчера вечером оно еще было затянуто лохматыми обрывками туч, и это все же сдерживало мороз. Сейчас распогодилось, а значит, и мороза прибавилось. Видно, правду люди говорят: беда в одиночку не ходит. Быстро, стараясь не выпустить тепло, Сергей юркнул в дверцу. В пропахшей шоферским духом кабине было тепло и уютно. Не хотелось думать ни о морозе, на который надо было вылезать, ни о сволоте-механике, выпустившем ЗИЛ в рейс.
— Ну что там? — не выдержал затянувшегося молчания Митрохин.
Жарков молча откинулся на потертую, замасленную кожу подушки, снял рукавицы, стащил шапку-ушанку.
— Дело дрянь, Никола. Движок в порядке, придется поддон снимать. — Он положил руку на баранку, широкой ладонью накрыл черный набалдашник переключателя скоростей. — Давай решать, что делать будем.
— Та-ак значит… — Митрохин повернулся к Жаркову, вдруг как-то странно, с испугом посмотрел на него, сказал, растягивая слова: — Значит, вкладыши… Ты не засек но часам, сколько проторчал там?
— Ну-у… — замялся Сергей, — минут пять…
— Вот-вот. А теперь посмотри на свое лицо. — Митрохин сунул руку в ящичек для вещей, вытащил оттуда зеркальце, протянул Жаркову. — Полюбуйся!
Щеки и кончик носа были совершенно белыми. Сергей не торопясь положил зеркальце обратно, начал растирать лицо.
— Что делать будем? Если действительно полетели вкладыши, то коленвал на любом километре заклинить может.
— Слушай, Сережа! А вдруг на базе есть машины? — Николай всем корпусом крутанулся к Жаркову, в его глазах заплясали радостные огоньки. — Должны быть. Хоть одна… Из этого драндулета надо выжать все возможное, и если он накроется, то остаток пути идти пешком…
— А если нет? — тихо спросил Сергей.
— Чего? — не понял Митрохин.
— Машины, которая смогла бы заменить этот «драндулет».
Жарков включил дальний свет, медленно выжал сцепление,
переключил скорость… ЗИЛ мягко тронулся с места, проехал еще метров двести, уперся передком в выросшую на пути белоснежную стену сугроба.
— У нас же с тобой ни крошки хлеба, — жалобно сказал Митрохин.
— Ничего, Колька, не отощаем. Там, — он кивнул через плечо, — сейчас гораздо хуже.
— Алло, узел? Дежурная… — Мартынов ожесточенно постучал по рычажкам телефонного аппарата, не глядя на собравшихся в кабинете людей, сказал со злостью: — Да где же ее черти носят?!
Наконец черная эбонитовая трубка издала легкое потрескивание и монотонный голос телефонистки произнес;
— Дежурная слушает.
Стараясь не сорваться, Мартынов глубоко вздохнул, откашлялся, сказал глухо:
— С базой связь есть?
— Это вы, Михаил Михайлович? Извините, не узнала. — Только что монотонный голос приобрел краски, стал полуизвиняющимся; «~ Нет еще, товарищ Мартынов.
— Так какого же черта вы там возитесь?! — не выдержал он.
В трубке на мгновение замолчали, потом обиженный голос телефонистки произнес:
— Ребята на линию вышли еще утром. Страшно тяжелые условия.
— Ладно, извини. Как будет связь, сразу же дай мне знать. Мартынов положил трубку, подул на озябшие пальцы.
В когда-то теплом кабинете сейчас было почти так же холодно, как и на улице; оставшаяся в графине вода превратилась в лед, расколов графин надвое. Мартынов остановил взгляд на завгаре, спросил, прикрыв покрасневшие от дыма костров веки:
— Сколько времени понадобится Жаркову?
— Не знаю. — Завгар виновато пожал покатыми плечами. — Всяко возможно… Если не застрянут — часов семь-восемь.
— Когда Жарков выехал из гаража?
Какое-то время в кабинете стояла тишина. Нахохлившись, неподвижно сидел на стуле завгар. Видно было, как он сглотнул слюну, сказал вяло:
— Да уж часов тринадцать…
От этих слов все зашевелились, кто-то крякнул с досады, а главный инженер пробасил возмущенно:
— Тринадцать… Когда до базы каких-то восемьдесят километров. Неужели застряли?
— Да не-ет. Жарков пе первый год за рулем, да и ЗИЛ его — что вездеход по снегу прет, — заволновался завгар.
— Надежная машина, — добавил кто-то. — Из ремонта только что вышла.
— А может, мы зря волнуемся? Может, он еще грузится? — донеслось из дальнего конца кабинета. — Ведь на базе нужную вещь найти, так это…
— Трубы не иголка в стоге сена! — взвился начальник отдела снабжения. — Другое дело — погрузка…
— Ну что ж, будем ждать. — Мартынов медленно снял меховые перчатки, достал из кармана полушубка сигареты, закурил, выпустив колечко дыма. Задержка Жаркова уже начала беспокоить его. Хоть снимай с трубопровода бульдозер. Но сейчас об этом не могло бы и речи. — Прошу докладывать, как идут работы на водоводе. Давай ты первым, Виктор Евгеньевич.
