сняли его у меня, пока я прелестями её любовался. Сознание вернулось ко мне, и побежал за ней, кричу: "Держите, вора! Держите, вора!"
Женщина идет, ничем не выдает своего волнения. Подбегаю я к ней, хватаю за руку. Где в меня только смелость взялась, говорю.
– Пошли в милицию!
– С какой такой стати я должна идти. Гнилыми вишнями торгуешь, а меня честную женщину в милицию ведешь. – Голос она свой повысила, ибо возле нас собралась толпа зевак.
– Ты у меня кошелек украла!
– Посмотри, в сумку, обыщи меня, – она по-прежнему держится спокойно, что я даже растерялся, понятное дело, не могла она в своей дамской сумочке спрятать мой пояс с кошельком. Тем не менее, я не отступаю от своего, бо больно мне денег жалко, там же была выручка за несколько дней. У меня была такая привычка, все деньги с собой носить, может, какой нужный товар подвернется по сходной цене.
– У тебя сообщники были, которые и своровали мой кошелек, когда ты меня отвлекала.
– И чем же это я тебя отвлекала? – говорит она и с наглой усмешкой смотрит на меня.
– Тем, – запнулся я, неудобно было даже говорить.
– Чем? – прямо она-таки издевается надо мной, так нагло, бесстыдно – есть же такие женщины, у которой ни на грамм совести нет. Не выдержал я и кричу.
– Ты без трусов по базару ходишь!
– Фу, какие мы нежные и чувствительные. Или никогда женщин голых не видели? – снова нагло издевается надо мной.
– А вот сейчас пойдем в милицию, пускай она разбирается, почему это такие гражданки ходят с голыми задницами по базару.
Тащу я её за собой, некоторые из зевак поддерживают меня, ибо появились у них подозрения. Но женщина вырывает свою руку из моей руки.
– Что это делается. Честных женщин в милицию тащат. Безобразие и только!
– А ходить по базару голой это не безобразие!
– Да, да, – поддерживают зеваки. – В милицию её, в милицию.
– А если у меня в трусах резинка лопнула, то, как я должна ходить? Вот проверь, если не веришь, – и она швырнула мне в лицо свои красненькие трусики. Я, конечно, выпал в осадок, а она пошла, как герой, с высоко поднятой головой. Толпа зевак рассеялась. Вот такие они женщины. Все делают для того, что бы напустить на нас туман, а затем взять нас голыми руками, – закончил Петр и смотрит на Ивана, а тот смотрит куда-то, ввысь и говорит.
– Не верю.
– Ты не веришь, что меня так женщина облапошила. Да, я тебе трусики её принесу, в машине лежат.
– Нет, я не верю, что внук, правнук вот того героя войны Виктора будет стрелять во внука, правнука его побратима, с которым они били ненавистного врага и гнали до самого Берлина. Не верю.
Во дворе сельского механизатора Степана Возняка происходила непонятная возня. Хозяина дворища тащил веревкой накинутой на рога бычка, а за хвост животного держалась его супруга Оксана и кричала, что есть силы:
– Не дам я тебе Борьку!.. Не дам.
– А я тебе говорю, отпусти его хвоста. Раз я так надумал так и будет.
– Сколько можно уже можно денег тратить на суды?
– Сколько надо, столько и буду тратить.
– Но тебе, же сказали, что ты неправ уже в суде. Зачем ты упорствуешь?
– Это твой Игорь купил суд, потому суд и вынес такое постановления. Но мой адвокат подал апелляцию в суд высшей инстанции.
– Ох, ты веришь этому проходимцу адвокату. Он мне сразу не понравился – его бегающие глаза, его слащавая улыбка.
– Ничего ты не смыслишь в судейских делах. Так вот да будет тебе известно – этот адвокат выиграл все дела, которые он вел, я узнавал.
– Почему же он твое не выиграл, ведь для того, что бы он занялся твоим делом, ты в прошлом месяце зарезал нашу свинью Машку?
– А кто тебе сказал, что мы проиграли суд?
– Но зачем, же ты хочешь зарезать еще и Борьку?
– Потому что открылись новые факты в нашем деле.
– Какие еще могут быть факты?
– А такие, что надо сделать диагностику поломанному ротору электрической дрели, так как в ней была уже ранее трещина, до того, как в руках нашего Славик поломалась эта самая дрель. И значит, он совсем не виноват в её неисправности, как считает твой брат Игорь.
– Какая польза тебе от того будет, что ты докажешь по какой причине поломалась дрель?
– Или ты совсем ничего не смыслишь в этом деле, или выгораживаешь своего брата. Да, ты понимаешь, что, если мы докажем, что дрель была неисправна, то мы сможем засудить твоего брата за то, что он забрал у нашего Славика трудовую книжку и не отдает ему.
– Но вы бы купили ему новую дрель на том бы дело и порешилось.
– Еще чего придумала. Чего это я буду покупать ему новую дрель, когда он специально дал нашему Славику неисправную дрель, что бы он её поломал. Не на того нарвался. Я еще совсем не дурак, хотя ты стараешься убедить меня в этом.
– Ничего я не убеждаю тебя.
– А почему же ты защищаешь своего брата, а не хочешь, что бы его засудили.
– Да этому же суду не видно ни конца, ни края. Сначала ты порезал наших гусей да кур, затем заколол свинью Машку, теперь пришла очередь Борьки. Да не лучше было бы купить новую дрель, да и дело было бы закончено. А так ты кормил там нашими животными судей, адвокатов.
– Вот правильно говорят, что у женщин короткий ум. Ведь тут дело принципа – кто прав. Мы или твой брат.
– Может у меня и короткий ум, но я считаю, что на те деньги, которые ты отнес в суд, можно было купить десять, нет, даже сотню тех дрелей.
– Не зли меня, Оксана. У меня, итак, на душе скверно. Думаешь, мне просто так пускать под нож нашу живность, но мы должны выиграть это дело – кровь с носа, иначе наступит моя полная деградация. Я не смогу жить с сознанием того, что твой Игорь помыкает нами как хочет.
– Ну, почему же он помыкает? Ведь он наоборот взял нашего Славика на работу, помощником комбайнера. Ты ведь знаешь, как сложно сейчас найти работу.
– Смотри, какой благодетель. Он помыкал нашим Славиком, заставлял делать всякую грязную работу. Чистить свинарники, справлять заборы, пасти коров.
– Но ведь это он делал такую работу, пока не началась уборочная, а потом, же он сел
