— Он выпивши тогда пришел. Первый раз. Я попросила его уйти. Время я не помню.
— Он ушел?
— Да.
— И не возмущался?
— Нет. Попросил прощения и ушел.
— Он зачем в тот вечер приходил к вам?
— Спрашивал опять, собираюсь ли я за него замуж или нет.
— И что вы сказали?
— Сказала, что о таких вещах надо говорить на трезвую голову.
— И все?
— Я потом заплакала и не смогла больше говорить.
«Вряд ли такая тихоня могла толкнуть Квасова на преступление, — подумал Посохин. — Скорее всего, это была его собственная инициатива. Хотя может быть, он и правда, не имеет к убийству никакого отношения. Но тогда кто имеет? В чьих это интересах?»
— Оксана Григорьевна, не расстраивайтесь. Все у вас будет хорошо. Вот увидите!
— Вы в самом деле так думаете?
Лебедева посмотрела на полицейского, несколько раз моргнула, и по ее щекам побежали крупные слезы.
— А зачем мне вам врать? — пожав плечами, сказал майор. — Какая в этом может быть выгода?
В юности Посохин, увидев слезы даже незнакомой женщины, мгновенно терял способность не только действовать, но и рассуждать. Он почему-то начинал чувствовать себя виноватым в ее горе. С годами он стал смотреть на такие вещи с равнодушием, иногда даже с ехидной ухмылкой. И вот сейчас, то чувство вины, которое овладевало им когда-то при виде женских слез, неожиданно к нему вернулось.
Посохин рывком поднялся со скамейки.
— Извините за беспокойство, Оксана Григорьевна. Не смею больше отнимать у вас время. Всего доброго.
Едва Рыбакова закончила поливать огород, как в ворота кто-то постучал. Рука была явно не мужская.
— Да-да! Там открыто! — крикнула Валентина Васильевна, ставя пустые ведра на землю. Металлические дужки громко звякнули.
Во двор вошла Лиля Смазнева. Тонкий трикотаж футболки, казалось, вот-вот должен был лопнуть под напором ее грудей, а синяя джинсовая юбочка едва прикрывала самое деликатное место девушки. Тело Венеры и розовощекое личико ангела. На симпатичном личике читалось недовольство.
— Здравствуйте, Валентина Васильевна! Мама меня за спичками послала. Дайте, пожалуйста, коробочку. Папа ушел к Чугуновым сарай разбирать и последнюю коробку спичек из кухни забрал. Он у нас куряка. Мы завтра вам вернем.
— Здравствуй! Что ты там застряла возле калитки? В дом проходи.
— Спасибо. Я лучше здесь постою.
— Секундочку подожди, а то я в земле возилась.
Рыбакова отнесла ведра в сарай и, сполоснув руки в стоявшем под яблоней пластмассовом тазу, вытерла их о передник.
— Пойдем, — позвала она Лилю, поднимаясь по ступеням на веранду.
Немного помедлив, девушка вошла следом за Валентиной Васильевной в дом и остановилась у входа. Рыбакова принесла ей из кухни коробку спичек.
— Возьми.
Лиля поблагодарила и повернулась к двери.
— Подожди, пожалуйста.
Девушка остановилась и вопросительно посмотрела на Рыбакову.
— Я задам тебе личный вопрос, можно?
Лиля неуверенно пожала плечами.
— Ты ходишь иногда с девчонками к Ярославу Александровичу в гости?
— Хожу, а что?
— Как ты к нему относишься? Он хороший человек?
Лиля потупилась.
— Да. Может быть, даже лучше всех.
— А как он к тебе относится?
— …Я не знаю. А что?
— Ты бывала у него в мастерской одна, без девчонок?
— Мне мама запретила.
Лиля ответила, как бы ни задумываясь, но ответ получился очень взвешенным. Девушка не солгала, но и не сказала всю правду.
— А раньше ходила?
— Да. Когда маленькая была, часто ходила.
— Он тебя рисовал?
— Рисовал.
— Как? В полный рост или это был поясной портрет?
— В полный рост.
— А как ты была одета?
— В розовое платье с оборками и соломенную шляпу.
— А в купальнике он тебя не рисовал?
— Нет.
— Никогда?
— Нет.
— А без купальника? Только честно?
— …Голой он меня не рисовал. Я пойду, Валентина Васильевна…
— Извини, пожалуйста, что я тебя об этом спрашиваю, но ты же слышала, в чем тетя Рая Ярослава Александровича обвиняла?
— Слышала. Она дура набитая.
— Не ругайся, хорошо?
— А если она такая и есть? То есть была. Она со всеми ругалась и всех обзывала. Даже чужих. Мы с мамой в позапрошлое воскресенье на ярмарке в Новолиганьске были и случайно видели, как она с дядечкой каким-то поругалась. То есть она ругалась, а он молчал. Только когда он повернулся уходить, сказал ей: «Зря ты так!». Она ему еще долго в след орала, что он козел и другое всякое. Матом, в общем. А он сел на велосипед и уехал. Даже не оглянулся ни разу.
— А что она в Новолиганьске делала?
— Так она в Новолиганьске по воскресеньям на ярмарке торгует! Торговала, то есть. У нас ярмарка всегда проходит в пятницу, в Битюгово — в субботу, а в Новолиганьске ярмарка всегда в воскресенье бывает.
— Ну конечно! Я просто сразу не сообразила. А дядя Коля с ней был в тот раз?
— Я не знаю. Он, наверное, в «Газели» в кабине сидел. Я его не видела.
— Еще раз извини, что я тебя спросила об очень личном.
— Я понимаю, зачем вы это спрашиваете. Ярослав Александрович ничего такого со мной никогда не делал. Он не такой, вы не думайте. Мне мама говорила, как это бывает. Обычно этим наши пацаны занимаются. Я сама видела. Напоят девчонок на дискотеке пивом или еще чем-нибудь… Бывает, взрослые парни в машину заманивают покататься. Особенно плохо девчонкам, у которых отцов нет и мать шалава. Правда, потом они быстро привыкают, и им начинает нравиться…
У Рыбаковой стало нехорошо на душе. Она почувствовала себя виноватой перед этой девочкой и решила не продолжать этот неприятный для обоих разговор.
— Ты цветы любишь?
— Люблю.
— Возьми на скамейке за верандой секатор и нарежь себе в саду любых цветов, которые тебе понравятся.
— Спасибо. Не надо. Мне их жалко. Пусть лучше растут.
— Ну что, и сколько мы еще будем здесь сидеть? — спросил Жарких, с упреком глядя на Посохина. — У меня задница скоро отвалится.
Уже в течение часа полицейские из машины старшего лейтенанта наблюдали за домом Ольги Гореловой, где, по словам Табанина, мог находиться Стасов. Вернее, следили они вовсе не за домом, а за входом во двор — из-за высокого забора была видна лишь синяя крыша строения.
С улицы за все это время никто во двор Гореловых не входил и никто оттуда не выходил. Правда, в дом можно было незаметно попасть через сады и огороды соседей, если знать местность. А главное, таким же образом выбраться. И подобный расклад майору очень не нравился.
