– Мистер Баллард лежал на полу и не шевелился. Из-под него вытекала красная жидкость, а потом я увидела этот огромный нож для разделки мяса, воткнутый в его тело.
– Сколько времени прошло после моего ухода и моментом, когда вы заглянули в кухонное окно?
– Не думаю, что больше... возможно... меня об этом все время спрашивала полиция.
– И что вы им сказали?
– Где-то минута или полторы.
– Вы думаете, что могло быть больше?
– Наоборот, наверное, меньше.
– Тогда почему вы сказали им, что прошла минута или полторы, если вы думаете, что интервал меньше?
– Потому что вы мой адвокат, вы работаете на меня и... я не могла вас предать.
– А на самом деле сколько?
– Не более тридцати секунд. Если он провожал вас до входной двери, то успел бы дойти только до кухни.
– Он провожал меня до входной двери, – сообщил Мейсон. – Вернее, до коридора, ведущего к ней. Я сам открыл ее и захлопнул за собой.
– Ну тогда у него едва-едва было времени вернуться на кухню, потому что... если, конечно, вы не оставались какое-то время стоять у дома, не бродили вокруг или что-то еще. Я не слышала больше вашего голоса, когда оказалась на заднем дворе, но вскоре завелся мотор вашей машины.
– Хорошо, потом разберемся с этим. Вы признались полиции, что Баллард снабжал вас деньгами?
– Пока нет.
– Собираетесь?
– Придется, мистер Мейсон. Я в ужасном положении. Окружной прокурор думает, что я убила Балларда и предлагает мне сделку.
– Какую еще сделку?
– Он сказал, что если я заявлю, что вы велели мне встретиться с вами в доме Балларда, дали мне сигнал, опустив и подняв жалюзи, то он разрешит мне признать себя виновной только в совершении непредумышленного убийства, и постарается сделать так, чтобы мне дали небольшой срок. Он знает, что вы подавали мне сигнал, опуская и поднимая жалюзи, а если я скажу правду, он мне поможет.
– И что вы ответили?
– Что мне надо подумать.
– А он?
– Он сказал, что мне все равно придется решать, причем очень быстро.
– Он хотел, чтобы вы приняли решение, пока еще не успели поговорить со мной? – мрачным тоном спросил Мейсон.
– Да, он объяснил, что я должна сделать это именно пока не видела вас, а то вам удастся меня отговорить.
– А вы знаете, почему он добивается этого от вас? Потому что, как только вы сделаете это заявление, он обвинит меня в лжесвидетельстве. Я буду лишен права адвокатской практики. Меня посадят в тюрьму.
– Понятно, – задумчиво произнесла она, рассматривая Мейсона своими серо-голубыми глазами.
– Он может, конечно, разрешить вам признать себя виновной в совершении непредумышленного убийства, но потом, когда вы сядете в тюрьму, он и пальцем о палец не ударит, чтобы помочь вам. Вам это раньше не приходило в голову?
– Я поняла только одно: он очень-очень хочет добиться от меня заявления о том, что вы подавали мне сигнал. Готов был предложить мне взамен что угодно.
– И вы поверили ему?
– Нет, пожалуй, нет. Я...
Внезапно ее глаза наполнились слезами и она разрыдалась.
– Что вы?
– Я подумала, что есть разница между простым убийством и тяжким убийством первой степени, – сказала она. – Мне просто страшно представить, как я сижу, привязанная к холодному металлическому стулу и слышу, как гранулы цианида падают в кислоту, а потом я... начинаю задыхаться.
– Прекратите об этом думать, – почти закричал на нее Мейсон. – Они пытаются давить вам на психику, расшатать нервы, сломить сопротивление.
Она кивнула, вытерла слезы, но уголки губ все равно продолжали дрожать.
– Куда вы отправились после того, как узнали, что Баллард мертв?
– Попыталась связаться с доктором Кандлером.
– Вам это удалось?
– Нет. Я звонила ему по междугородному. Естественно, воспользовалась вымышленным именем.
– Не дозвонились?
– Его не было в городе. Его ждали только после полуночи.
– С кем вы разговаривали?
– С этой его медсестрой.
– Розой Травис?
– Да.
– Она вам не нравится?
– Ненавижу. И это взаимно.
– Она вас узнала?
– Нет. Я изменила голос, представилась пациенткой доктора Кандлера, и объяснила, что доктор велел мне позвонить, если у меня произойдут определенные изменения... в общем, что мне нужно переговорить с самим доктором.
– Куда вы звонили – в кабинет или домой?
– Он живет в обычной квартире. У него договоренность с этой медсестрой: она отвечает на ночные звонки и отбирает действительно важные, а простые вопросы решает сама. Ему домой не позвонить.
– И даже вам он не дал номер домашнего телефона? Этот номер, конечно, не значится ни в одном телефонном справочнике.
– Нет. Хотел, но не мог.
– Почему?
– Он объяснил, что его номер знает только его старшая медсестра. Такое положение необходимо ему, чтобы нормально работать.
– Так что вам не удалось связаться с доктором Кандлером?
– Нет.
– Где вас подобрала полиция?
– В квартире подруги. Я отправилась туда подождать, пока смогу увидеться с доктором Кандлером.
– Вы доверяете доктору Кандлеру?
– Полностью. Я готова доверить ему свою жизнь.
– Но в том, что Баллард снабжает вас деньгами, вы ему не признались?
– Он знал, что кто-то дает мне деньги, я просто не говорила ему, кто именно.
– Почему? Вы же утверждаете, что полностью доверяете ему.
– Я дала слово, мистер Мейсон. Я поклялась мистеру Балларду, что никому не открою, откуда получаю деньги. Я знала, что доктора Кандлера это раздражает. Именно раздражает, здесь не было подозрительности, но я считала, что, если со мной что-то случится, он должен знать, откуда шли деньги. Потом была проблема с отцом. Если бы меня кто-то убил или я внезапно умерла, то все бы решили, что это отец давал мне деньги на покупку трейлера и на все остальное. Поэтому я вела дневник и записывала в него все происходящее. Я сказала доктору Кандлеру, что если я погибну, он должен найти мой дневник, и объяснила ему, где искать.
Глаза Мейсона сузились, когда он обдумывал слова Арлен Дюваль.
– Вы открыли ему, где спрятали дневник?
– Конечно. Я обязана была кому-то сказать. В случае моей смерти я не хотела, чтобы дневник навечно остался и сгнил в трейлере.
– Итак, – Мейсон попытался подвести итог, – вас ждет предварительное слушание. Они дадут вам понять, что у них имеются все доказательства, для осуждения вас за совершение тяжкого убийства первой степени. Если вы решите предать меня и поклясться в том, что на самом деле не имело места, может, вам удастся отвертеться и простым убийством.
– А в другом случае?
– Я не могу отвечать с полной уверенностью. Если ваш рассказ правдив, я попытаюсь вас вытащить. Если вы мне наврали, я оставляю за собой право выбросить вас за борт. Я предупредил вас об этом, когда только брался за ваше дело и повторяю сейчас – относительно аспекта с кражей денег. Что касается обвинения в убийстве, здесь я не ставлю никаких условий. Начав представлять вас, я останусь с вами до конца.