— Груз фрегата «Гекла», собиравшегося в полярное плавание. Плавание, намеченное на 1806 год, было почему-то отложено. Потом происходили сборы в 1808 и 1811 годах. Но дело этим и ограничилось. В ящиках только консервы. Сначала мы хотели их уничтожить, но кто-то сказал: «А вдруг они еще годятся?» Тогда решили обратиться к вам, Иван Никанорович. Хотя мне кажется…
— Разумно! Разумно! Хорошо, что не уничтожили. Вы удивляетесь, что они могут быть годны в пищу? Но уже установлено, что правильно законсервированные продукты, если герметичность укупорки не нарушается, могут храниться неограниченно долгий срок… Все дело в том, кто и как их делал.
Иван Никанорович оживился. Расчистил место на одном из ящиков и, словно хирург, размещающий свой инструмент, разложил на чистых листах бумаги целый набор пипеток, пробирок, крошечных баночек, колбочек. В зеркале небольшого микроскопа затанцевал синий огонек спиртовой горелки.
— Давайте на выбор десять банок…
Молодой офицер с изумлением и почтением смотрел на старого, тяжело больного человека. Ученый победил в нем слабость немощного тела. Иван Никанорович доставал пинцетом из открытых офицером банок куски мяса, овощи, фрукты. Клал на стекло, медленно и аккуратно отрезал в разных местах кусочки, опускал их в реактивы, разглядывал в микроскоп.
И, пожалуй, самым удивительным было то, что этот человек, умирающий от голода, совершенно равнодушно относится к тому, что перед ним пища. Сейчас она была для него лишь объектом научного исследования.
«Конечно, все это ни к чему… — думал молодой офицер. — Шутка ли, 130 лет! 1811–1941 год…».
— Консервы годны в пищу. Состояние их безукоризненное, — сказал Иван Никанорович, потушил спиртовку и начал укладывать свою походную лабораторию в маленький чемоданчик.
— Никогда не думал, что еще сто тридцать лет назад уже делались консервы, — неуверенно произнес молодой офицер.
— Горячий способ приготовления «вечной пищи» открыт свыше ста пятидесяти лет назад в России и совершенно самостоятельно Аппером во Франции…
Профессор, как будто израсходовав последние силы, сидел на табурете сгорбившись, закрыв глаза. Может быть, ему в этот миг казалось, что ничего особенного не случилось, что он снова на одной из своих лекций и глухой шум вокруг — привычный шум огромной аудитории.
— История консервной банки полна драматизма. Многое представляется без нее сейчас немыслимым. Путешествия, например. А победа ей далась нелегко, очень нелегко. Сначала ее пытались применить там, где людей можно было принуждать есть то, что им вовсе не хотелось. Начали с тюрем. Потом пробовали в армии, во флоте.
Не раз здесь были настоящие консервные бунты, когда матросы и солдаты отказывались от «противоестественной пищи», приготовленной неизвестно из чего. Однако постепенно предубеждение против консервов слабело. А после поражения южных штатов в гражданской войне в Америке военачальник южан генерал Ли сказал: «Разве северяне победили нас оружием? Нет! На их стороне воевали проклятые консервные банки, которых у нас, к величайшему несчастью, не было…».
И надо все-таки заметить, что не всегда консервные бунты не имели под собой почвы и не всегда консервные банки воевали за ту сторону, которой принадлежали. После испаноамериканской войны статистика установила, что недоброкачественные консервы погубили американских матросов и солдат больше, чем пули и снаряды испанцев.
— А кто ж у нас занимался впервые консервированием, кто его открыл в России?
Профессор, словно очнувшись, посмотрел на офицера и стал медленно, с трудом подниматься.
— Известно только, что консервы делались у нас горячим способом уже в конце восемнадцатого и самом начале девятнадцатого века. Перед войной были найдены консервы, тоже приготовленные для экспедиции еще в те времена. Об этом немало писалось даже в иностранной прессе.
— Почему же более или менее широкое их производство у нас было налажено гораздо позже?
— Видимо, как-то сказалась война 1812 года. Кто знает, какая судьба постигла их изготовителей, где находился их завод, что он вообще представлял собою?
— Значит, можно просить разрешения использовать консервы «Геклы» и сослаться на вас?
— Да. Но каждую банку проверять! По моему способу это может сделать любой врач, любой биолог, провизор.
…Однажды в подвал, освещая дорогу фонарем, забрел сторож, охранявший здесь неизвестно что. Ящиков с консервами уже не было, и только рваная парусина да множество бумаг валялись на полу. Сторож собрал большой ворох бумаги и, волоча опухшие ноги, с трудом добрался до своей комнаты с железной печью посередине. Он вытащил из шкафчика крохотную кастрюльку с остатками консервов «Геклы», полученных как паек, поставил на печку и разжег ее бумагой.
Сырость и время давно стерли все написанное на старых документах, и только когда они уже коробились от сильного жара на бумаге начали проступать очертания букв. Наслаждаясь короткой лаской пламени, сторож смотрел прямо в печь. Вот один из листов поднялся почти вертикально, сверху на нем можно было угадать обрывок слова: «…щение». А внизу на уже почерневшей бумаге тянулись ряды других слов. Если бы сторож обладал остротой зрения орла и способностью читать с молниеносной быстротой, он разобрал бы несколько строк извещения, полученного капитаном брига «Гекла» сто тридцать лет назад: ночью 11 июля 1811 года при внезапном взрыве и пожаре погибли К. Кириллов, В. Сидоров и П. Плаксин. Поэтому требование о добавочной присылке особого провианта для «Геклы» выполнить некому…
Александр Иванович Морозов
Советский писатель, публицист, член Союза писателей СССР, лауреат Сталинской премии (1953).
По образованию инженер, почти четверть века сотрудничавший с журналом «Техника — молодежи» в 1930-1950-е годы, автор нескольких книг и нескольких научно-фантастических рассказов и ряда антимилитаристских и антиамериканских рассказов, в которых фантастика присутствует лишь эпизодично. Часть этих рассказов была включена автором в свой сборник «Человек в джунглях» (1951). В 1955-м он выпустил научно-популярную книгу «Тайны моделей», в которой рассказывает о теории подобия и моделирования, разработанную академиком Л. И. Седовым и его школой. Скоропостижно скончался в возрасте 59 лет. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
В дебрях Амазонии: (Рассказ) / Рис. В. Таубера // Вокруг света, 1950, № 8.
