— Я тотчас же дам распоряжение политической полиции расследовать, каким образом этот документ стал известен большевикам.
— Обо всем докладывать ежедневно, — царь поднялся с кресла, дав этим понять, что аудиенция окончена.
Нота Советского правительства бомбой взорвалась как в политической полиции, так и в штаб-квартире РОВСа. Генерал Абрамов тотчас же собрал своих ближайших помощников, которые разрабатывали план покушения на советского посла. Надо было найти выход из создавшегося положения. И что более всего волновало руководителей белогвардейского сообщества: кто виновен в утечке этой информации? Каким путем эти планы стали известны Советам? Ведь весь материал о покушении хранился в папке самых секретных документов. Кроме генерала, начальника контрразведки Браунера, болгарской полиции и министров внутренних и иностранных дел, никто об этом не знал, если не считать, конечно, самого царя Бориса. Даже своего родного сына генерал решил не посвящать в эту важнейшую операцию. Кому же, кому удалось проникнуть в святая святых?
Браунер поднял на ноги контрразведчиков — мобилизовал состав болгарской охранки. Шпики рыскали по городу. Но все было тщетно. Следов не было.
Генерал по-прежнему проводил субботние вечера в кругу семьи, по-прежнему наслаждался любимыми пирожками и все чаще задумывался: неудачи начались в последние годы, когда вернулся сын.
Сколько раз посылались за это время надежные офицеры на советскую землю. А в ответ — ни звука. А теперь еще эта история с послом.
— Вы чем-то расстроены?
— Нездоровится, милая Александра Семеновна.
— Может быть, вам спеть какой-нибудь романс?
— Если можно, «Сомнение» Глинки или «Не искушай».
Нетрудно было заметить, каким настороженным взглядом он посмотрел на сына.
Рассказывает Наталья Афанасьевна — жена и боевая подруга чекиста Николая Абрамова:
— Мы жили с мамой и Николаем Федоровичем как на вулкане. Семь лет на краю пропасти. Если бы теперь мне кто-нибудь сказал, что можно долгие годы принимать у себя дома смертельного врага, улыбаться, подставлять щечку для поцелуя, кормить его любимыми блюдами, я бы ни за что не поверила. Но так было, было... А потом наш «милый друг» полковник Александр Браунер, долго подбиравший «ключик» к Николаю Федоровичу, стал утверждать, что передача большевикам плана покушения на посла — это дело рук Николая. Однако улик у него не было, а одних предположений для такого серьезного обвинения, конечно, недостаточно. Но Браунер все же добился, чтобы Николая Федоровича отстранили от работы в РОВСе. Наша жизнь в Софии все более усложнялась. Стало невмоготу. Тогда Николай Федорович не на шутку «обиделся» на окружение отца, донимавшего его «необоснованными» подозрениями, поговорил с генералом, и мы решили покинуть Болгарию. Это устраивало всех: и нас, и генерала, и Браунера, и политическую полицию. Но тут из Парижа пришла весть о таинственном исчезновении главного руководителя РОВСа генерала Миллера. И наша поездка сорвалась. Во всех белогвардейских газетах в Париже, Берлине, Софии на все лады дискутировался один вопрос: не является ли сын генерала Абрамова чекистом? Не он ли повинен в похищении генерала Миллера? Николая Федоровича арестовали. Полковник Браунер допрашивал его с пристрастием, применяя меры «третьей» степени: избивал чулком, наполненным мокрым песком. Николай Федорович выдержал эту пытку. Через неделю его выпустили из тюрьмы и предложили покинуть Болгарию. В газетах было сообщено, что он высылается из страны. И здесь разыгралась еще одна история, которая могла окончиться трагедией, но, по счастливой случайности, этого не произошло. Полковник Браунер выделил для сопровождения нас двух агентов тайной полиции. Эти агенты получили приказ: уничтожить Николая Федоровича при переходе границы.
Бесценную услугу Николаю оказал подпольщик чичо Славчо. Через него стало известно о злодейском замысле Браунера. Было решено через него же подкупить этих агентов полиции.
Это удалось, и мы благополучно приехали в Париж.
Парижская белогвардейская газета «Последние новости» встретила нас статьей под сенсационным заголовком: «Новая драма в РОВСе. Сын генерала Абрамова — большевистский агент».
В ней сообщалось, что «Николай Абрамов, сын генерала Ф. Ф. Абрамова, председателя болгарского отделения РОВСа, уличен в тайных сношениях с большевиками, арестован и выслан из Болгарии...» Несколько месяцев, пришлось пробыть в Париже — не так легко было уехать оттуда. И наконец, большая радость — мы в Москве, среди своих людей. Не надо оглядываться и ждать удара в спину. Но долго жить спокойно нам не пришлось. Не прошло и двух лет — началась война с германским фашизмом. Николай Федорович тотчас же обратился с просьбой послать его на фронт. Однако ему предложили с группой чекистов отправиться не на фронт, а в Одессу, в распоряжение уже находившегося там Владимира Александровича Молодцова, впоследствии Героя Советского Союза. Там они должны были, обосновавшись в одесских катакомбах, создать партизанский отряд. Поначалу все шло нормально. Николай Федорович вместе со своими товарищами участвовал в диверсионных и других боевых операциях.
Он погиб в 1941 году. Ему было всего 32 года.
Вот несколько строк из его последнего письма от 11 сентября 1941 года, адресованного Наталье Афанасьевне и ее матери Александре Семеновне:
«Здравствуйте, мои дорогие!
Сообщаю, что я жив, здоров и вполне благополучен. К бытовой жизни привык, но все же было бы, конечно, приятнее быть всем вместе... Но это пока лишь мечта... Уверен, что в конечном итоге мы все будем вместе и заживем новой прекрасной жизнью...»
Больше писем от него не было.
Литературная запись Б. Любимова
Алексей Бесчастнов
ЧЕКИСТЫ ПРОТИВ «ЭДЕЛЬВЕЙСА»
Горячее дыхание фронта Краснодар ощутил в начале августа 1942 года. 24 июля немцы вторично взяли Ростов, и положение наших войск на южном направлении стало катастрофическим. Создавалась реальная угроза Северному Кавказу. Двумя мощными клиньями фашистские войска устремились в широкие задонские и кубанские степи, нацеливаясь одним из них на Грозный и Баку, вторым — на Краснодар, Новороссийск и Туапсе. Гитлеровское командование приступило к осуществлению своего плана под кодовым названием «Эдельвейс»...
В ту пору я возглавлял один из оперативных отделов краевого управления НКВД. Коллектив отдела был укомплектован опытными, знающими свое дело кадрами. Надо сказать, что до прибытия в Краснодарский край я работал в Москве, в центральном аппарате. Весной 1940 года был переведен в Сочи. Через полгода назначили на новую должность в Краснодаре, и я засел здесь, как говорится, основательно и надолго.
