Коссовски несколько раз хотел рассказать в абвере об убийстве связного Канариса подполковника Штайнерта, но не хватало духа пройти всего три квартала до всемогущего управления разведки вермахта. Несколько раз он садился за бумагу и рвал ее, не дописав строчки. Из троих он был самым виновным. Он приговорил Штайнерта, Зейц исполнил приговор, Пихт остался свидетелем… Если кто-то из них связан с Мартом, Коссовски будет очень трудно их обвинять.
Впрочем, нет. Коссовски найдет выход, лишь бы только напасть на след этого Марта. Резидент в Аугсбурге и, возможно, другой в Берлине снимут с него вину пятилетней давности. Даже сам Канарис…
Он простил бы Коссовски за поспешное решение в Испании. Ведь в Испании все было очень сложно и запутано. Друг оказывался красным, красный переходил на сторону Франко, как анархисты под Толедо. И откуда знал Коссовски, что Штайнерт не красный с поддельными документами? Его никто не предупреждал. Притом убивала жара, горы плавились от зноя, а с трех сторон наступали республиканцы и теснили фалангистов.
Нет, Коссовски сумел бы оправдаться, если бы нашел Марта, его радиостанцию.
На следующий день Коссовски, переодевшись в штатский костюм, зашел к Эриху Хайдте. Фотоателье помещалось в довольно просторном холле. Коссовски заметил две двери. Одна, вероятно, вела в фотолабораторию, другая — в жилую комнату. Из жилой комнаты, услышав звонок, вышел довольно молодой седоволосый человек с тростью в руке, в голубом френче люфтваффе.
У него были внимательные серые глаза, белый лоб. Он мало походил на Ютту.
Коссовски изъявил желание сфотографироваться.
— Мне кажется, вы родственник Ютты? — спросил он, усаживаясь в кресло перед аппаратом.
— Да, ее брат.
— Приятно познакомиться, Ютта меня знает. Я бывал в доме Зандлера, когда по делам министерства авиации приезжал в Лехфельд.
Коссовски назвал свою фамилию. Эрих — свою. Только как внимательно ни наблюдал за ним Коссовски, он все же не заметил бледности, мгновенно покрывшей лицо Эриха. Возможно, этому помешали вспыхнувшие софиты, на минуту ослепившие Коссовски.
«Надо предупредить Марта, а может, он знает? Нет, все равно я вложу в тайник записку», — подумал Эрих, рассматривая через матовое стекло серьезное, немного грустное лицо Коссовски, его опущенные седеющие усики, шрам на щеке.
— Вы часто видитесь с Юттой? — спросил Коссовски.
— Нет. У нее свои дела. Не понимаем мы друг друга…
Эрих вставил кассету и нажал спуск.
— Готово. У вас не найдется сигареты, господин Коссовски?
— Пожалуйста.
Эрих с удовольствием закурил и присел на подоконник. Он хотел поболтать с новым человеком.
— Признаться, тянет на фронт. Встретить бы там старых друзей. Может, со временем я бы окончил офицерскую школу.
— В каком чине вас уволили?
— Я был фельдфебелем. Летал на «дорнье». Но однажды какой-то отчаянный англичанин обстрелял нас, и вот… — Эрих показал на свою ногу.
— А почему все же у вас разлад с Юттой? — спросил Коссовски. — Она придерживается совсем других взглядов, чем вы?
— Да нет. Примерная девушка Германии…
— А вы?
— Я-то… — Эрих сделал вид, что смутился, но потом овладел собой. — Я не верю в богов. Я могу уважать вождя, но отдать жизнь хочу не за него, а за родину, у которой есть этот вождь.
— Вот вы какой! — улыбнулся Коссовски. — Но знаете, обожествление вождя — это государственная политика.
— Я солдат и мало что смыслю в политике. Отправили бы меня на фронт, и там бы я на деле, а не на словах показал, как я люблю Германию.
«Нет, этот парень, пожалуй, не может быть агентом или каким-нибудь антифашистом: он слишком простодушен», — подумал Коссовски.
— Вы часто встречаетесь с Зейцем и Пихтом?
— Зейц — мой сосед, вполне порядочный человек, он живет наверху, а Пихт… Я его видел мимоходом. Он какой-то… заносчивый. Таких не люблю.
— Почему же?
— Слишком хвастлив. Как же, бывший адъютант Удета… Таким в штабе кресты вешают направо и налево.
— Э-э, вот вы и ошиблись, господин Хайдте. Он был отличным боевым летчиком и крест получил за храбрость. Не помню точно: или он спас знаменитого Мельдерса, или Мельдерс спас его (Коссовски умышленно путал), но крест он заработал честно.
— Ну, да мне все равно, — махнул рукой Эрих.
— А что вы думаете о Вайдемане?
— Дубина. Волочится за Юттой и надеется, что она согласится стать его женой. Уж если она пойдет замуж, так за Зейца.
— А что у нее с Зейцем?
— Да пока ничего. Но, кажется, Ютта предпочитает черные мундиры СС голубым люфтваффе.
— Ну что ж, желаю вам всего доброго, — сказал Коссовски, поднимаясь. Надеюсь, мы будем встречаться даже после того, как я получу снимки?
— Буду рад. — Тяжело наваливаясь на трость, Эрих проводил гостя до дверей…
После Эриха Коссовски навестил Зейца.
— У вас под носом работает подпольная станция, — прямо объявил он, загадочный Март шлет в Москву телеграмму за телеграммой, в Лехфельде авария за аварией… Чья это работа? Вайдемана?
— Я не понимаю вашего тона, Коссовски. С каких пор гестапо стало подчиняться контрразведке люфтваффе?
— Говорю я об этом потому, что у нас с вами одна задача — обеспечить секретность работ на заводах Мессершмитта. Мне необходимы все данные о служащих фирмы.
— Я не могу их дать вам, Коссовски.
— Меня интересует весьма узкий круг лиц, так или иначе связанный с секретными материалами, — как бы не слыша, продолжал Коссовски настойчивым тоном. — Весьма узкий…
— Кто же, если не секрет?
— Зандлер, Вайдеман, Вендель, Гехорсман, секретарша Зандлера, Пихт.
— По-вашему, кто-то из них шпион?
— У меня нет еще доказательств. Но если вам дорога ваша голова, вы поможете их достать…
Вдруг в кабинет вошел шофер и молча протянул Коссовски радиограмму от Лахузена. Начальник отдела абвера требовал, чтобы Коссовски немедленно выехал в Берлин.
От перегретого мотора тянуло теплом, О том, что может произойти в Берлине, Коссовски решил не думать. Мало ли какая идея осенит Лахузена? Он перебирал в уме впечатления от Лехфельда. Обескураживал Коссовски вчерашний разговор с Пихтом. Пауль вел себя в высшей степени высокомерно.
— Может быть, тебе стоит вспомнить Испанию? — спросил Пихт прямо.
— Это уже давно забылось, — стараясь быть спокойным, проговорил Коссовски.
— Напрасно ты так думаешь, Зигфрид. — Пихт кольнул его взглядом.
— Сейчас меня интересует авария в Рехлине, — насупился Коссовски. — Ты знал, что должен лететь Вайдеман?
