Все содержимое ящика было залито едкой жидкостью. Вернувшемуся с работы Доминико (он в этот день был вызван к приору) оставалось обвинить в беспорядке хозяйскую кошку, вечно рыскавшую по столам и полкам в поисках съестного. Выругав хозяйку и вышвырнув кошку на улицу, Доминико стал вынимать из ящика пострадавшие вещи. Погибли его праздничные штаны, испортились кисти и краски. Это не особенно расстраивало Доминико. Гораздо большее огорчение доставила ему гибель пакета с семенами, насквозь промоченного кислотой.
* * *
Доминико Лимоджелли не был местным уроженцем. Об этом свидетельствует его прозвище el forastero, т. е. чужеземец. Полгода назад он впервые постучался в ворота монастыря св. Имогены. Его впустили и, так как он не гнался за высокой платой, дали работу.
Молодой человек не рассчитывал оставаться на новом месте более пяти или шести дней, но на следующее утро, гуляя в лесу, он встретил собиравшую хворост девушку — и остался.
Свою юность Лимоджелли провел бродяжничая. Он исколесил дороги от Венеции до Неаполя, от Милана до Пиринеев и дальше от Кадикса до Болоньи.
Он был одним из тех бродяг, которые нарушают старые, извечные границы и переносят из своей страны в чужую рабочие навыки, а вместе с ними песни, шутки и сказки. В любой стране они охотно принимают участие в любом восстании против тех, кто обладает богатством и властью. Таков был Доминико Лимоджелли. Если он и не поджигал вместе с крестьянами монастырских лесов, то он охотно укрыл бы у себя поджигателей. Его речи звучали призывом для каждого восстающего против церкви и богачей.
Определенной профессии у Доминико Лимоджелли не было. Он умел паять и лудить, рисовать и резать по металлу и дереву, выводить пятна на материях, чинить замки, семью разными способами складывать печи и приготовлять различные кислоты. Иногда он придумывал новые составы, прожигал ими одежду, столы и свои пальцы. Если ожоги были слишком сильны, он бросал свои опыты, но неудачи не смущали его, — ему гораздо больше доставляла огорчений неподвижная жизнь в глухой деревушке.
Доминико уговаривал Имогену покинуть вместе с ним деревню, но девушку пугала неизвестность. В ответ на все доводы и убеждения Имогена только качала головой. Нет, она не покинет своей родины. Она слышала, что в чужих странах живут одни язычники. Ее отец стар и нищ, он в долгу и перед мельником, и перед монастырем, и перед толстым Марчелло. Вот если бы расплатиться с долгами, обеспечить отца… Быть может Доминико оставит свои бредни и начнет обрабатывать землю? Но Доминико с ужасом думал об этом. Месяцами обрабатывать землю, ждать урожая, дрожать перед каждой грозовой тучей, перед каждым знойным днем? Нет, на это он не был согласен.
Если нельзя заставить землю быть более щедрой к своим детям, то лучше покинуть насиженное место и итти бродяжничать. Ведь кроме земледельцев людям нужны и ремесленники и художники. И бедный итальянец хватался за свои инструменты, словно они могли убедить Имогену в его правоте.
Но Имогена не сдавалась. Она делала все возможное для того, чтобы помочь отцу: собирала для продажи лесные ягоды, помогала угольщикам обжигать уголь, вышивала, стирала. Наконец она решила развести в своем огороде лекарственные травы.
Должен вам сказать, мистер Сэведж, что в те времена сады отличались малым изяществом. Немного овощей, несколько плодовых деревьев да сорная трава — вот вся садовая растительность. Только в монастырских садах разводили еще лекарственные растения. И вот Имогена, собрав с большим трудом деньги, поручила Доминико купить в городе семена лекарственных трав.
Проклятая кошка! Из-за нее Имогена будет дуться чорт знает сколько времени! Но в конце концов разве нельзя свалить неудачу с лекарственными растениями на погоду, или мало ли на что еще. Наконец может быть семена не погибли…
Доминико принес из колодца воды, налил полный таз и тщательно несколько раз подряд промыл семена. Затем рассыпал их на горячем от солнца подоконнике и, пожав с безнадежным видом плечами, стал ожидать, пока они просохнут. Высушенные семена он отнес Имогене. Имогена посадила их в огороде между грядками чеснока и моркови и полила колодезной водой. Но вода в колодце высохла от зноя и девушке не приходилось часто поливать свой сад. Доминико радовался этому: гибель посева можно было свалить на засуху.
Однако, когда он через короткий промеж ток времени зашел взглянуть на огород, он увидел, что недавно засеянные грядки покрыты пышной зеленью. Прошло еще несколько дней. На грядках вспыхнул яркий узор цветов. Их было такое множество, что зелени почти не было видно.
Какая-то неведомая сила выгоняла все новые и новые бутоны. Бутоны раскрывались и пчелы и бабочки, как обезумевшие, кружились над ними.
— Должно быть вода из нашего колодца волшебная, погляди, как быстро растут травы, какие они высокие и сколько на них цветов! — улыбалась Имогена.
При ее словах перед глазами Доминико встало воспоминание о том, как он обмывал потемневшие от раствора кислоты зерна.
Не даром Лимоджелли исколесил столько стран и городов. Не даром он видел, что в разных странах люди по-разному работают, — его не смущала необычайная новизна напрашивающегося открытия. С запасом различных семян и дюжиной цветочных горшков Доминико заперся в своей мастерской. Имогена несколько раз стучалась в закрытую дверь, но Доминико не отзывался. Деревенские мальчишки заглядывали в окно, но увидали только цветочные горшки на подоконнике. Сам Доминико Лимоджелли, сидя у стола, размешивал какие-то снадобья и грозился нарвать уши чересчур любопытным ребятам.
Когда наконец он пришел к Имогене, девушка даже не успела рассердиться: Доминико взял ее за руку и коротко сказал, что согласен пахать землю до тех пор, пока эта старая скупая земля не заплатит все долги старого Хозе.
— Имогена, земля не только заплатит все ваши долги, — она сделает наш край богатейшим в мире. — И он рассказал девушке все, что знал сам.
* * *
Осень баюкала землю ночными теплыми дождями. Дни были полны еще горячим солнечным светом. Тощий скот отъедался на зеленевшей траве. Но недовольство крестьян не уменьшалось. Урожай всего года уже погиб. Зима была близко и вновь посеянное зерно не могло бы созреть до наступления холодов.
И вот на рассвете, когда дальние горы еще лежали в розовом тумане, Доминико Лимоджелли вышел на крохотное поле старого Хозе. Доминико щедрой рукой разбрасывал зерно, взятое в монастыре, по взрыхленной накануне земле. Позади плелся старый Хозе. Он то крестился, призывая святую Имогену благословить своих детей, то отчаянно ругался, хватаясь за голову при виде каждой взлетавшей в воздух горсти зерна.
