Граф внимательно осмотрел бутылки, расставленные на столе. Тут была бутылка киршу, опорожненная более чем наполовину.
— Именно так! Он примешал кирш к мальвазии! Какое ужасное лекарство; оно действовало, но наполовину, и могло бы убить меня; я, должно быть, свалился как сноп! Тогда он меня уложил и распорядился всем, чтобы обмануть меня, но в каких видах он так действовал? Он не вор, хотя и украл у меня миллион; у меня в портфеле осталось более чем вдвое; так он враг мне, а у меня их столько, что трудно угадать, который из врагов нанес мне это кровное оскорбление; слава Богу, у меня их целая коллекция, дремать некогда, нужно постараться обогнать этого мошенника; трудно это будет: он опередил меня тремя днями; но если я не отыщу своих денег, о которых я мало забочусь, я, по крайней мере, узнаю нечто более важное для моего плана мщения, а именно — ясные приметы этого плута. Хотя мы оба были замаскированы, ему не трудно было видеть мое лицо, но я убежден, что он знал меня раньше; за обедом он бросил мне несколько слов, которые теперь приходят мне на память и доказывают, что он знал, кто я. Это урок, жестокий урок. Прежде всего надо бежать за векселями, чтобы узнать, кто этот изменник; после того я пойду поблагодарить превосходного друга, который доставил мне этого негодяя: хороший выбор!
Начертив план битвы, граф спрятал свой бумажник, позвонил и велел подать обед. Теперь, когда он нашел серьезные указания, гнев его почти рассеялся, он был убежден, что легко найдет вора и отомстит за себя.
— Это дело нескольких дней, — сказал он, потирая руки.
Спокойствие его вернулось, он был почти спокоен и думал только об обеде, тем более что чувствовал волчий аппетит.
— Приготовили ли вы счет? — спросил граф Каймана.
— Да, сударь.
— Отлично, Кайман, сядьте там, против меня, возьмите бутылку и стакан и потолкуем; мне нужно просить у вас некоторых указаний.
— Як вашим услугам, сударь.
Он взял одну бутылку, откупорил ее, наполнил стакан и сел на стул.
— Кажется, ваши дела идут хорошо?
— Дела идут порядочно, сударь, я не могу пожаловаться.
— Вам, вероятно, знакомы многие из матросов?
— Я почти всех знаю, сударь.
— Гм! А с другими моряками вы не знакомы?
— Я этого не говорил, сударь, есть моряки и «моряки», знаете? — прибавил он с насмешливой улыбкой.
— Да, моряки, которые ездят без пошлины и сбывают свои товары при лунном свете под носом таможенных чиновников.
— Именно, сударь.
— С одним из них я желал бы поговорить, — и при этих словах граф пододвинул ему два червонца.
Кайман улыбнулся, почесал затылок и положил в карман червонцы.
— Я знаю нескольких…
— Да, но таких людей, с которыми, заплатив им хорошенько, можно разговаривать с полным доверием.
— У меня в эту минуту есть как раз подходящий человек; кажется, он даже сегодня ночью собирается в путь.
— Это именно мне и нужно.
— Прикажете поговорить с ним?
— Да, но не выдавая меня, если вам удастся, вы сейчас же приведете его ко мне и получите десять червонцев.
— Отлично! Ручаюсь, что он согласится.
— Так поторопитесь, идите переговорите с ним, пока я обедаю.
— Так решено.
Вероятно, не долго нужно было убеждать моряка, потому что не более чем через десять минут Кайман вошел в сопровождении своего знакомого.
— Сударь, — сказал трактирщик, — вы можете переговорить с Картагю, ручаюсь, что контрабандиста честнее его нельзя найти; оставляю вас с ним, ваше дело меня не касается, я приду, когда вы позвоните.
— Хорошо, ступайте.
Картагю, или патрон, как его называли, был человек еще молодой, немного выше среднего роста, плечи его были значительной ширины, все в нем выказывало необыкновенную силу; его угловатые черты, глаза, полные огня, придавали его физиономии чрезвычайную энергию, смягченную, однако, выражением необыкновенного добродушия.
Он был бретонец, что легко было угадать по его медленному разговору и несколько тяжелым приемам.
— Выпейте стаканчик, патрон, — сказал граф, наполняя стакан до краев.
— За ваше здоровье и за здоровье ваших друзей, сударь, — и он осушил стакан, не переводя духа.
— Вы едете нынче ночью, как мне сказал Кайман? — продолжал граф.
Контрабандист, казалось, не замечал, что у его собеседника была маска на лице, — что ему было до этого? Дела его клиентов его не касались; впрочем, он вел дела на наличные, что упрощало его отношение к клиентам и не допускало недоразумений.
— Поеду или не поеду, мне торопиться нечего, у меня еще не весь груз готов; впрочем, если вам нужно ехать и мы столкуемся, то снимаемся с якоря сегодня.
— Имеете ли вы причины не ехать в английские колонии?
— Я свободный торговец и в хороших отношениях со всеми, особенно с колонистами Виргинии, Новой Англии и…
— Я хочу отправиться в Бостон.
— Так, это прекрасный переезд и хорошая прогулка.
— Сколько же вы с меня возьмете?
— Вы непременно хотите ехать сегодня ночью?
— Разумеется.
— Если я спрошу пять тысяч ливров, это будет не много?
— Нет, это благоразумно; если вы подождете меня четыре часа в Бостоне и отвезете в Квебек, я вам дам пятнадцать тысяч ливров, согласны ли вы?
— Я был бы дурак, если бы отказался.
— Так решено?
— Честное слово контрабандиста.
— Вот вам банковский билет в двадцать тысяч ливров.
— У меня нет сдачи, вы мне заплатите в Бостоне.
— Оставьте у себя все, может быть, вы мне понадобитесь в скором времени; это будет задаток на следующий раз.
— Принимаю на этих условиях, хоть через десять лет вы найдете меня готовым служить вам.
Он тщательно спрятал билет в грязный бумажник и осушил стакан вина, налитый ему графом.
— Каким судном вы командуете? — спросил граф.
— Шхуной «Дороде», прекрасно снаряженною, в девяносто тонн, она известна на всем побережье до Нового Орлеана. Я назвал шхуну «Дороде» (золотая рыбка) за ее превосходный ход; ее устройство такое же, как у военного судна; экипаж мой состоит из восьми человек, они повинуются мне беспрекословно; ваша каюта на корме, вам там будет очень удобно.
— Не сомневаюсь, патрон Картапо; в котором часу мы отправимся?
—Когда кончится прилив. Около полуночи будьте на молу, я приду за вами, когда наступит время сняться с якоря. Вы меня узнаете?
— Не беспокойтесь; впрочем, я буду ждать вас на первой ступеньке лестницы; до свидания! Еще не выпьете стаканчик?
— Нет, извините, сударь, у меня дело в самом разгаре, мне надо сохранить хладнокровие, ваше вино пьется как сыворотка и ужасно горячит; еще один стакан — и я буду пьян, а это не годится; до свидания, так в половине двенадцатого.
