отметку в документах на его вывоз за пределы страны. Но вместо этого чиновник взял штамп с надписью «Экспертиза пройдена» и поставил отметку в бумагах Моримуры.
– Ваш рефрижератор мы вскрывать не будем. Я уверен, что у вас всё нормально. Груз у вас скоропортящийся, а на улице лето, поэтому, так и быть, отступим от правил. Надо, чтобы вы довезли свой товар в целости и сохранности. Я вам помогу в решении этого вопроса.
У переводчика перехватило в груди, лицо расползлось в улыбке. Подняв большой палец вверх, он показал японцу, что всё очень хорошо.
– Сейчас с этой декларацией вам нужно сходить в двести третий кабинет, а когда получите разрешение на вывоз, снова придёте ко мне. Я введу ваш регистрационный номер в компьютер.
Но вместо того, чтобы отдать им документы, таможенник сам куда-то пошёл и вскоре принёс декларацию. Соколов увидел заветный штамп «Вывоз разрешаю».
«Это за пределами моего понимания, – подумал Моримура. – Происходит что-то непонятное. У меня такое впечатление, что им кто-то руководит».
Японец потянулся за бумажником, таможенник, поняв его намерения, остановил.
– Ну что вы, господин Моримура, это просто моя работа. У меня неплохая зарплата. Вы должны благополучно уехать в свою родную страну. Вашему грузу везде будет «зелёная улица».
Моримура его долго благодарил, и всё, что он говорил, чиновник понимал без переводчика, отвечая ему на чистейшем японском языке. Он даже правильно ответил на вопрос, заданный Моримурой, при этом использовал устаревшие слова, которые редко применяли сами японцы.
– Где вы изучали японский язык? – не выдержав, спросил его Соколов.
Не отрываясь от бумаг, таможенник сказал, что, кроме английского со словарём, иностранных языков он не знает.
И тут же вдруг на чистейшем японском он ответил на вопрос Моримуры, показал, где нужно подписаться. Ни с того ни с сего чиновник попросил поклониться Фудзияме и передать привет господину Микимото.
– Вы с ним знакомы? – с волнением в голосе спросил Моримура.
– Нет, что вы. Просто я иногда с ним разговариваю. У него были сомнения по поводу строения клетки мамонта, я ему помог разобраться. Мне это оказалось намного проще, чем ему.
Услышать имя Микимото в таможенном управлении Моримура никак не ожидал, и для него это прозвучало как гром среди ясного неба.
«Может, я всё-таки ошибся?» – терялся он в догадках.
Соколов спросил по-японски, кто такой Микимото. Чиновник развёл руками, показывая, что не понимает. Тогда он задал вопрос по-русски. Чиновник ответил, что никакого Микимоту он не знает. По его взгляду можно было понять, что он очень удивлён этому вопросу. Можно было подумать, что он над ними смеётся или просто не в своём уме. Но последнее предположение к нему явно не подходило: с головой у чиновника было всё в порядке. Он прекрасно выполнял свои обязанности, отвечал на телефонные звонки да и сам куда-то звонил. По этим меркам Соколов посчитал его вполне нормальным. Все отклонения, если их можно было так назвать, начинались только при общении с его заказчиком – Моримурой. Тут он как бы оказывался в другом измерении и даже разговаривал по-японски, которым в других случаях не владел.
Соколов ловил себя на мысли, что здесь что-то ненормально, а вот что именно, он пока сказать не мог.
«Всё это за пределами моего понимания, – усиленно думал перводчик, – да и вообще в истории с этим мамонтом очень много странного, совершенно необъяснимого. Чего только стоит тот ураган в палатке или фотографии мамонта в компьютере Моримуры. А виртуозно проведённая операция с раскопкой этого мамонта! Это же просто фантастика! Я, как добропорядочный гражданин своей страны, должен обо всём сообщить в соответствующие органы. Даже если они не установят ничего противозаконного, пусть хотя бы проверят этого чиновника: здесь тоже не совсем всё чисто. Пусть простит меня господин Моримура, я так хочу поступить только в интересах национальной безопасности своей страны».
Отправив мамонта, Моримура в этот же день улетел домой. Когда в аэропорту Владивостока объявили о прилёте самолёта из Токио и о регистрации на обратный рейс, на выходе из зоны таможенного контроля Соколова встретила жена. Соколов весь засиял и шагнул ей навстречу. Телеграмму о приезде мужа из Японии она получила ещё вчера и была приятно удивлена. Огромный букет цветов был предназначен для любимого мужа.
Как только Соколов увидел свою супругу, в его голове как будто что-то переключилось. Все события последних дней совершенно исчезли из его памяти и были заменены другими воспоминаниями.
– Мой дорогой, какое счастье, что ты прилетел! – щебетала его благоверная. – Я без тебя очень скучала. Ни в какую Японию я тебя больше не отпущу. Разве можно вот так, без всякого предупреждения уезжать за границу? Ну хотя бы мне намекнул. Я понимаю, у тебя секретная работа, но и ты пойми меня. Да, это даже нечестно по отношению ко мне, я бы, может, что-то тебе заказала.
Их взаимному счастью не было предела. На выходе она не удержалась и спросила:
– А что это за мужчина, с которым ты сейчас прощался? По-моему, он летит твоим же самолётом в Токио?
Соколов пожал плечами. Никакого мужчину он уже не помнил. Жене стал рассказывать, как съездил в Японию, как бродил по ночному Токио и, конечно, как его встретили в компании, где он работал.
– Моя любимая, ты знаешь, сам президент компании сделал мне комплимент по поводу отличного знания японского языка, – не преминул он сообщить жене. – Представляешь, они меня снова пригласили. В следующий раз мы уже поедем вместе. Ты согласна?
От восторга и счастья его жена сияла. Для неё сейчас лучше её мужа не существовало никого во всём свете. И он ответил тем же.
– Любовь моя, я тебя сейчас задарю подарками. Ты даже не представляешь, что я тебе привёз. Потерпи, ты всё увидишь.
Но, не выдержав, Соколов полез в чемодан.
Глава 7. В погоне за раритетом
Жестокая действительность
Наконец установилась по-настоящему весенняя погода, какая в это время года бывает в Заполярье. Дни стояли безоблачные и бесконечно длинные. Солнце, раз поднявшись над горизонтом, совсем не заходило. Только к полуночи немного смеркалось, но темнота так и не наступала. По ночам земля уже не укрывалась толстой ледяной коркой, какая была ранней весной, а только тонким ледком прихватывало лужи да иногда куржаком покрывались деревья. Лёд на реке подтопило, и вода с каждым днём поднималась всё выше и выше зимнего уровня. Река готовилась к начавшемуся в истоках ледоходу, который неудержимо продвигался к океану.
Утром в кабинет Слепцова вбежала
