– спросил врач, заглядывая в глаза американцу
– Yes. 225
– You don't have enough potassium. 226 – констатировал доктор и полез в свою сумку.
«Калия! Не хватает калия, потому, что он не ест мясо» – кто-то перевел диагноз и люди сначала заулыбались, потом толпа разразилась шумом и смехом. Врач поставил укол и ушел. Американца похлопывали по плечу и обнимали, расходясь по своим номерам.
***
Она открыла дверь в свой номер. Утренний свет уже струился в помещении, создавая мягкие, неподвижные тени на стенах и потолке.
– Не обращай внимания, не убрано – тихо сказала Алиса.
Глеб помедлив вошел. В простой гоанской комнате почти не было мебели. В углу стоял синий шкаф с перекосившимися дверцами и старая деревянная кровать, выкрашенная в зелёный. Она была застелена пестрым постельным бельем, очевидно купленным на вечернем базаре Арамболя. Всюду лежали какие-то женские тряпки, косметика, книги и обугленные палочки благовоний.
В номере было душно. Пахло какими-то духами и эфирными маслами, солью, песком, фруктами. Глеб осматривал помещение. Жизнь казалась насмешкой над здравым смыслом. Сцены проносились перед глазами, сменяя друг друга самым неожиданным образом. Вспомнились женщины, которых он знал. Юные, беззаботные, веселые от любви. Мечтающие, живущие моментом, ощущающие безбрежный океан времени перед собой, жаждущие надышаться его ласковыми ветрами, жадно, эгоистично, суетливо.
Другие, как правило, уже немолодые, с обидчивым, истеричным и поверхностным умом. Делающие вид, что существует нечто более значительное, возвышенное, прекрасное, чем любовь и страсть. Глупо, отчаянно и нелепо манипулирующие. Спешащие подороже отдать свои вянущие тела. Прячущие первые признаки надвигающейся старости под вуалью из лжи высокопарных слов о морали, традициях и чувствах, для которых, якобы, не существует достаточно сильных слов.
– Странная у тебя обстановка – похоже на индуистский храм, который организовали в магазине косметики, или одежды – проговорил Глеб.
– Ничего странного. Пошли на балкон, тебе понравится. – Она взяла Глеба за руку и повела мимо хаоса своих вещей.
Где – то, между кронами пальм и крышами поселка искрилась гладь безмятежного моря, которое бирюзой мерцало в первых лучах солнца. Дома дрейфовали в утренней мгле, свозь шелест зелени и стрекотание насекомых.
– Подвинь кресла – мне нравится, иногда бывать тут и смотреть в даль.
Неспешные, синие волны наполняли воздух легкой свежестью и прохладой, которые сменялись лучащимся теплом, вздымающегося солнца. Где-то парили белые чайки. Иногда, они вскрикивали и падали, погружаясь в прозрачную воду. Хотелось бесконечно всматриваться в блики на воде и вслушиваться в шуршание волн о камни. Казалось, что воздух играл ароматами тропических трав и индийских специй. Неожиданно, направление ветра немного изменилось. Рябь на воде вспыхнула белыми искрами, заставляя прищурить глаза. Море принесло поток солоноватого воздуха с привкусом песка. По спине пробежали приятные мурашки.
– Как здесь хорошо и тепло. – прошептала Алиса, почти закрыв глаза.
– Тебе было холодно?
– Немного, я, вообще, не люблю холод, часто мерзну.
Глеб осмотрелся. На стене висел выгоревший на солнце, старый календарь с изображением синего бога и красивой, четырехрукой женщины с лотосами в ладонях.
– Это Шива и Парвати?
– Нет, это Вишну и Лакшми – весело сказала Алиса и заулыбалась – Она обещала своему мужу, что всегда будет рядом с ним во всех воплощениях и во всех мирах.
– Похоже парень попал! – тоже улыбнулся Глеб.
– А, по-моему, романтично.
Глеб смотрел на Алису. Она сидела рядом с ним и казалась бабочкой, которая случайно залетела в убогую, бессмысленную, земную комнату с потрескавшейся, от солнца и морской воды, мебелью. Было достаточно одного дуновения ветра, и она расправит крылья и взмоет к небесам, чтобы пересесть на плечо к синекожему, улыбающемуся богу.
Наползающий ото всюду туман густел в переулках домов и неухоженных арамбольских дворах. В сизой дымке притаилось невидимое и молчаливое прошлое, которое скребется в души людей, испариной и пустотой приходит в душные, одинокие сны. Грязными, пыльными клочьями оно превращает жизнь в бренность задумчивого бытия, в беспомощность, вспышки суетливой и расточительной активности, которая вязнет в смиренном безделье. Все это бесцельно и бесследно уходит в песок вечности, превращая все существование человека в фарс.
Почему жизнь не может быть захватывающей чередой приключений среди гор, или бескрайних равнин? Когда пароход с огромным гребным колесом скользит по полноводным, илистым рекам с крокодилами, окруженный тропическими лесами, которые мерцают глазами тигров и леопардов. Все вокруг яркое, неизведанное и понарошку опасное. Потом, в конце пути опускается занавес, отделяющий героев от быта, ежедневной рутины, разочарований совместной жизни и вязкой, уродливой, мучительной смерти. Глеб смотрел на Алису и думал о том, какой бы прекрасной могла быть их история, если бы гоанский рассвет длиться вечно. Хотя, разве может быть хорошей книга, если автору не хватает мужества вовремя ее закончить? Бесконечность превращает эмоции и мысли в жалкие тени, в бессмысленность и пустоту. Нет, у всего должно быть начало, и должен быть конец, иначе одушевленное перестает отличаться от неодушевленного.
Все звуки смолкли и мерцающий свет переливался в окне сквозь просветы листвы. Захотелось спать…
***
Алиса лежала рядом с Глебом на яркой подушке с изображением лилового слона. Она подняла руку, подставляя кисть ниспадающему лучу света, в котором кружили маленькие пылинки.
– Посмотри, как красиво…
Она привстала. Подставляя солнцу прищуренные глаза, обнажённые шею и грудь. Прозрачные пылинки закружили мистический танец в ее растрепанных волосах, чтобы осесть на белой коже. Все было каким-то замедленным, плавным.
– Обещай, что не обманешь меня – прошептала Алиса, сидя на коленях посреди кровати, голая, овеянная бледным, утренним светом, который делал размытыми очертания и границы.
-Обещаю.
Он лежал неподвижно и смотрел на нее. Все казалось ускользающим сновидением, которое может развеять малейший шорох, словно мираж.
– Ты похожа на индийскую богиню.
Она улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать Глеба.
– Ты должен меня любить так, как Богиню, иначе я умру. Богини живут только до тех пор, пока их любят.
– Я буду.
– Запомни это! Я умру.
– Не беспокойся, я буду любить тебя как богиню.
Алиса смотрела прямо в глаза Глебу. Ее лицо было настолько близко, что он чувствовал едва уловимое, горячее дыхание и щекочущие прикосновения волос. Казалось, что она боится.
– Тогда держи меня и не выпускай.
Глеб прижал ее к себе и поток времени закружился в водоворот. Все недавние воспоминания смешались, скомкались и перестали восприниматься как следы реальности. Они были вместе всегда и никогда, словно по ту сторону времени. Потом они уснули, иногда просыпаясь и смотря друг на друга, чтобы, потом вновь проваливаясь в сон.
***
Все наименования добра и зла суть символы: они не говорят, а только намекают, молча указывая. Глупец тот, кто в названиях ищет знания 227.
Алиса спала, или нет? В голове был туман. Казалось, что и не было ничего. Все сон. Она не могла понять жарко ей, или холодно, хочет она спать, или бодрствовать, есть, или
