Дед снял жалкую хижину на окраине города.
Закинул ружье за плечо — будто шел на охоту, — взял детей за руки, свистнул собак, кивнул жене, чтобы она следовала за ним, и покинул свой бывший дом, ни разу не оглянувшись.
Бабушка, рыдая, шла следом. Ей было нелегко оставить родной кров, в котором появились на свет ее бедные ребятишки. Здесь она так долго была счастлива. Ей казалось, что жизнь разбита.
Когда они вошли в нищенский домишко, в котором теперь должны были жить, она решилась обратиться к мужу: сложив руки, упала перед ним на колени и умоляла не отрицать очевидного, признать карающую длань Божью, дать отдых своей неспокойной совести, пойти к исповеднику, отвести, наконец, от себя всеми средствами, которые могла предоставить ему Церковь, дьявола, чьей жертвой он, похоже, стал.
Дедушка, характер которого в несчастье только ожесточился, довольно резко прервал ее и указал на ружье:
— Пусть этот прохвост приблизится ко мне хотя бы на сорок шагов, и мне больше не понадобится отпущение грехов.
Увы! С тех пор дедушке больше десяти раз предоставлялся случай выстрелить в зайца и с сорока, и с тридцати, и даже с двадцати шагов, и каждый раз он промахивался.
Между тем наступила осень. Приближалась годовщина страшного случая, который перевернул всю дедушкину жизнь. Это было, как мы помним, третьего ноября. Второго дедушка стал строить новые козни своему преследователю. Было семь часов вечера. Он сидел у слабого торфяного огня. Тут же пыталась согреться бабушка с детьми на руках.
Вдруг открылась дверь. В комнату вошел трактирщик, хозяин «Льежского герба».
— Господин Палан, — обратился он к деду, — хотите завтра хорошо заработать? У меня остановились два иностранца. Они приехали в Тэс поохотиться. Им нужен проводник. Пойдите вместе с ними, покажите места.
Дедушка, рассчитывавший, видимо, посвятить следующий день травле зайца, хотел было категорически отказаться. Однако жена догадалась, что происходит у него в душе. Она спустила детей с колен. За весь день они ели только раз. Ребятишки исхудали, и при виде их печальных личиков дед но смог сказать «нет».
— Приходите за ними завтра, в половине девятого, мэтр Палан. Я не прошу вас быть пунктуальным. Помнится, в бытность свою аптекарем вы отличались даже излишней скрупулезностью и беспощадно делали мне определенные процедуры, которых я зверски боялся в молодые годы. Итак, в половине девятого.
— Договорились, в половине девятого.
Хозяин харчевни вышел. Бабушка, провожая гостя до двери, но знала, как его благодарить.
Дедушка принялся за подготовку к грядущей охоте. Он набил мешочек порохом, сумку — свинцовыми пулями, почистил ружье и сложил все на стол. Бабушка задумчиво за ним наблюдала. Можно было подумать, она что–то замышляет.
Наконец все легли спать.
Дедушка спал крепко и встал позже обычного. Открыв глаза, он увидел, что бабушки в постели нот. Он позвал ее и детей. Никто не откликнулся. Подумав, что они в садике, прилегавшем к дому, он встал, начал спешно одеваться. Кукушка на часах прокуковала восемь, и дедушка боялся опоздать на встречу. Он надел штаны, гетры, куртку и стал искать охотничьи принадлежности, но не нашел ни ружья, ни пороховницы, ни сумки с пулями, ни ягдташа. Однако он хорошо помнил, что с вечера положил их на стол. Дедушка обыскал все углы, перерыл все, что ему попалось под руку, но напрасно, их нигде не было.
Он выбежал в сад, зовя бабушку на помощь. Ни жены, ни детей в саду не оказалось. Пробегая по двору, он увидел, что дверь в псарню распахнута настежь. Рокадор с Тамбеллой исчезли.
В это время часы отбили половину девятого. Он не мог терять ни минуты. Чтобы не упустить обещанную трактирщиком щедрую награду, он побежал к «Льежскому гербу», решив занять все недостающее у тамошнего хозяина.
Действительно, оба охотника были уже на ногах и ждали только ого. Он рассказал им о своем злоключении, и ему дали ружье и вещевой мешок.
Они собирались выходить, но вдруг дедушка с порога увидел, что к нему бежит жена. В руках она держала ружье, сумку с пулями и пороховницу. Вокруг нее прыгали Рокадор и Тамбелла.
— Как! — закричала она, подбежав ближе. — Ты уходишь без ружья и собак?
— Где они были? Я не мог их найти.
— Еще бы! Я убрала ружье и все остальное, чтобы их не взяли дети, а собак отвела к мяснику. Он вчера обещал мне для них объедков.
— А дети?
— Они пошли со мной, милые крошки. Но господа заждались. Иди, муженек, иди. Я не желаю тебе доброй охоты. Говорят, это отводит удачу. И все же что–то говорит мне, что ты вернешься веселее, чем уходишь.
Дедушка поблагодарил ее, хотя и с некоторым сомнением. Слишком долго ого водили за нос. Он не обольщался.
Он настолько привык начинать с перепутья, что и в этот раз повел охотников в ту сторону.
Спустили собак, и они заводили носами. Однако впервые им было трудно напасть на след. Наконец, почуян добычу, они устремились вперед. Дедушка привык, что бесстрашный заяц сразу же выскакивает к собакам, и решил, что тот не ночевал у дороги. Рокадор и Тамбелла, видно, шли не за ним. Однако, когда они переходили размытую дождями дорогу, один из охотников наклонился, чтобы взглянуть на след, и воскликнул:
— Эй, посмотрите! Зверя–то вспугнули. Ушел. Вон в грязи отпечаток его лапы. Ой–ой–ой! Вы когда–нибудь видели такого зайца, господин Палан?
Еще бы господин Палан не видел такого зайца! Это был его заяц! Достаточно было одного взгляда, чтобы узнать, кону принадлежит эта гигантская лапа.
Дедушка потемнел лицом. Он подумал, что если иностранцам повезет в охоте не больше, чем обычно везло ему, то нечего и думать о вознаграждении, на которое он рассчитывал.
Пока он рассуждал подобным образом, собаки догнали зверя. Их лай становился все громче и заливистее. Охотники разделились, чтобы подстерегать зайца с разных сторон.
Дедушка всерьез начинал думать, что имеет дело с волшебным зайцем, и надеялся, что пол–унции свинца, выпущенных посторонней рукой, разрушат колдовские чары.
Однако, хотя следы и принадлежали зверьку, на которого он охотился уже целый год, повадки его изменились. Гигантский заяц бежал, как волк, прямо, а этот кружил и запутывал следы, как какой–нибудь кролик. Одному было все равно, где бежать. Другой старался проскочить по лужице, по мокрой земле, чтобы приставшая к лапкам грязь не давала почве вбирать их тепло и запах. Кроме того, собаки, которые в последнее время охотились за ним как–то угрюмо, словно понимая, что все, что они ни сделают, будет впустую, теперь, напротив, казались оживленными и бежали вперед с невесть откуда взявшимися силой и рвением. Лаяли они неистово. Все заячьи хитрости были напрасны, собаки раскрывали их с невиданной проницательностью. Дедушка не верил собственным глазам.
