Время от времени он оставлял иностранца одного, чтобы посмотреть на следы — настолько ему казалось невозможным, что с собаками лукавит его старый враг.
Наконец он заметил его на краю одной из дорог, шедших через перепутье. Не было никаких сомнений: огромные размеры, рыже–белая шкурка. Зверь бежал прямо на охотников. Дедушка подтолкнул локтем иностранца.
— Да, вижу, — сказал тот.
Заяц все приближался.
— С тридцати шагов, по передним лапам, — прошептал дедушка на ухо своему спутнику.
— Будьте спокойны, — ответил охотник и медленно поднял ружье к плечу.
Заяц приблизился на нужное расстояние, остановился, сел и стал прислушиваться. Он сдавался с потрохами! Можете поверить, сердце деда билось не на шутку.
Охотник выстрелил. Ветер дул со стороны зайца, так что результатов выстрела пришлось ждать несколько секунд.
— Тысяча чертей! — вскричал дедушка.
— Что? — спросил охотник. — Неужели промахнулся?
— Похоже. Вон, вы его видите?
Иностранец снова выстрелил, но опять мимо. Дедушка не двигался. Можно было подумать, он забыл, что у него самого есть ружье.
— Стреляйте! Да стреляйте же! — кричал охотник.
Дед словно очнулся, приложил ружье к щеке и прицелился.
— Что уж тут! Бросьте! — сказал иностранец. — Теперь он слишком далеко.
Не успел он договорить, как дедушка выстрелил. Расстояние было действительно больше ста шагов, и все же дедушка не промахнулся. К зайцу сбежались охотники. Он отбивался и визжал, как дьявол. Один из иностранцев взял зайца за длинные лапы, и запыхавшийся дедушка, вне себя от радости, прикончил животное ударом кулака по голове.
Правда, таким ударом можно было свалить и быка!
Путешественники восхищались необъятными размерами добычи. Они были в восторге от того, как начался день. Мой дедушка не говорил ни слова, но, уж поверьте, был рад еще больше остальных. У него словно гора с плеч свалилась. Он дышал свободно, полной грудью. Ему все виделось в розовом свете: земля, деревья, небо, и жить было невыразимо чудесно. Он взял зайца из рук державшего его охотника, засунул в ягдташ и, хотя тот здорово оттягивал ему плечи, бодро пошел по направлению к городу.
Время от времени он раскрывал мешок, чтобы убедиться, что прохвост не удрал. Увы и ах! Гигантский заяц, хоть и был свояком дьявола при жизни, выглядел теперь ничуть не лучше, чем любой другой смотрелся бы на его месте. Он лежал весь съежившийся, со стеклянными глазами. Из кожаного ранца свешивались одни задние лапы. Они были такими длинными, что доставали деду до пояса.
У собак тоже был очень довольный вид. Радость их проявлялась в прыжках и лае. Они то и дело вставали на задние лапы, чтобы достать до охотничьей сумки, и слизывали сочившуюся оттуда кровь.
Остаток дня был не хуже начала. Жером Палан не посрамил своей старой славы. Он наводил охотников на добычу лучше, чем это могла бы сделать любая легавая или испанская ищейка. Несмотря на то, что сезон уже близился к концу, они с его помощью подстрелили пять тетеревов и кучу другой дичи.
Иностранцы были в таком восторге от охоты, что вложили деду в руку золотой луидор и пригласили отужинать вместе с ними в харчевне «Льежский герб». Еще вчера дедушка наверняка отказался бы, ибо его мысли были заняты другим. Он не смог бы развлекаться. Однако смерть гигантского зайца полностью изменила его взгляд на мир. Ему казалось, что в такой радостный день никакое веселье не может быть излишним. Он устроил так, что они вернулись в Тэс со стороны своего маленького домишки. Иностранцам это стоило лишнего крюка, которого они, впрочем, не заметили.
У деда было две цели. Во–первых, отдать жене золотую монету, чтобы в хижине, как и в харчевне, устроили праздник. Во–вторых, он хотел показать своим дорогим птенцам мерзкого зайца, отныне безвредного.
Добрая женщина стояла на пороге. Она будто ждала каких–то больших вестей и, едва заметив мужа, поспешила ему навстречу.
— Ну как? — кинулась она к нему.
Дедушка перетащил сумку на живот, достал оттуда за лапы зайца–великана и, потрясая им в воздухе, произнес:
— Как видишь!
— Большой заяц! — воскликнула она, светясь от радости.
— Ну да! Теперь он не будет прибегать к нам царапать мне под столом ноги.
— Конечно! А кто его убил? Один из господ?
— Нет, я.
— Ты?
— Да. И клянусь, на знатном расстоянии. Тут не обошлось без дьявола. Не подхвати он моей пули, ей ни за что бы не долететь до зайца.
— Нет, Жером. Тебе помог Господь.
— Что ты говоришь?
— Послушай, Жером, и раскайся. Сегодня утром, ничего тебе не сказав, я пошла к праздничной мессе в честь дня Святого Юбера, чтобы освятить твое ружье и собак. Злые чары развеяла святая вода. Это она дала твоей пуле чудотворную силу.
— О… — проговорил дед.
— Ну что? Ты еще сомневаешься? — спросила добрая женщина.
Дедушка иронически покачал головой. Однако у него недостало смелости сказать что–нибудь вслух.
— Жером! Жером! — увещевала его бабушка. — Надеюсь, после чуда, которое спасло тебя, ты больше не будешь сомневаться в милосердии Господа.
— Не сомневаюсь.
Бабушка сделала вид, что не поняла, в каком смысле ей ответили.
— Раз ты не сомневаешься, — сказала она, — сделай мне одолжение. Я буду так счастлива!
— Какое?
— Ты будешь проходить мимо церкви. Войди туда, преклони колени, вот все, о чем я тебя прошу.
— Я не помню ни одной молитвы, — ответил Жером. — Что мне делать в церкви, если я по умею молиться?
— Скажи просто: «Господи, благодарю тебя!» — и перекрестись.
— Хорошо, завтра.
— Несчастный! — воскликнула, отчаявшись, добрая женщина. — Знаешь ли ты, что разделяет сегодня и завтра? Может быть, бездна. В жизни никогда не знаешь, услышишь ли, как часы пробьют следующий час. Жером! Жером! Сделай, как я тебя прошу. Пойди в церковь, милый, пойди в церковь, заклинаю тебя именем твоей жены и детей! Прочти молитву, которую я тебе сказала, перекрестись, я не прошу ничего другого, Бог — тоже.
— Завтра ты дашь мне твою книжку, и я прочту все, что тебе будет угодно.
— Молитвы не в книгах, Жером, а в сердце. Смочи пальцы святой водой и просто скажи: «Спасибо». Разве ты не поблагодарил господ, когда они дали тебе золотую монету? Неужели Господу, который дает тебе здоровье, жизнь, покой, ты не скажешь спасибо, как сказал этим иностранцам, давшим тебе двадцать четыре ливра?!
Бабушка взяла мужа за руку и потащила в сторону церкви.
— Нет, не сегодня, — сказал дед, выведенный из терпения ее настойчивостью. — Потом, потом. Меня ждут господа. Я не хочу, чтобы они ели из–за меня холодный ужин. Вот тебе двадцать четыре ливра, которые они мне дали в награду. Купи хлеба, вина, мяса, приготовь что–нибудь вкусное детям и успокойся. Обещаю, завтра пойду к мессе, в воскресенье — на торжественную службу и на исповедь в ближайшую Пасху. Теперь ты довольна?
