по работе, как простых и не избалованных большим образованием людей, но именно их простота подкупала его, и ему всегда хотелось с ними поболтать, послушать их простой и грубый юмор. После тюрьмы у Бурцева не осталось друзей, а новыми обзаводиться он не хотел, поэтому три друга по работе ему полностью восполняли отсутствие истинных товарищей. Адамов, Федченко, Сабитов никогда не требовали к себе постоянного внимания и обязательного участия в их веселье. После тюрьмы Бурцев разочаровался в мужской дружбе, которая в трудную минуту обернулась наговором и предательством.
Глядя на стакан с коньяком, Валерий решил поскорее ослабить большим количеством еды воздействие непривычной дозы алкоголя.
– Вот это я понимаю! – улыбаясь проговорил Федченко. – Давно надо пить мужскими дозами! Тебе уже тридцать один, а ты все пьёшь так, будто в женском списке ещё числишься. – Все друзья опять засмеялись словам Федченко. Бурцев выпил весь стакан и тотчас начал закусывать бужениной. Ему все казалось вкусным. Никогда раньше еда не представлялась такой желанной. Даже в тюрьме Валерий не испытывал подобного блаженства от пищи. Моментально начало приходить опьянение наряду с приятным жжением в желудке. Только теперь молодому отцу показалось, что он купил мало еды. Он жадно поедал все, что видел, и тут Сабитов ему строго крикнул:
– Бурцев, оставь закусить! Мы же не пожрать сюда собрались! – Адамов с серьёзным видом отодвинул от Бурцева курицу и буженину, что была выставлена на закуску.
– Стоп, папаша! – сказал Адамов, наклонив голову, и все громко расхохотались обращению «папаша». – Оставь хоть немного. Ещё целая бутылка коньяка непочатая! У татарина детство трудное было, поэтому он сразу заметил, что свиная буженина исчезает на глазах, – сказал Адамов, и все опять грохнули хохотом, а Сабитов чуть не подавился от смеха. Татарин начал кашлять, и тут ему Адамов ударил по спине. – Я все время тебе, Сабитов, говорю: не кусай помногу!
Бурцев заметил, что из ремонтного бокса вышел Николай Рукавишников. Это был тоже шофер из его бригады. Бурцев учился с ним в одной школе в параллельных классах.
– Колек, пойди сюда! – крикнул Бурцев. Рукавишников подошёл. – Ты отработал?
– Да!
– У меня сын родился! Выпей с нами!
– Наливай! – согласился Рукавишников. – Как назвал сына?
– Ещё никак не назвал, – ответил Бурцев и передал Рукавишникову бутылку со стаканом. – Наливай сколько хочешь. – Рукавишников налил одну треть и сказал:
– За твоего сына, Валера! – Федченко взял бутылку у Рукавишникова и стакан.
– Я водки пью много, но один раз, а коньяка согласен ещё добавить, пока Бурцев весь гараж не созвал, – хмуро проговорил Федченко и налил тоже одну треть стакана.
– Правильно, хохол! Пей, пока закуска и коньяк есть! Здесь только чуть заговоришься, потом глянешь – а все будет выпито и съедено! Если запаску не убрать, то и колесо съедят, – продолжая шутить, сказал Адамов.
– У меня тоже коньяк есть, – сказал Рукавишников, – на выходные брал. Сейчас принесу – не расходитесь.
– Вот такие ребята нам нужны! – сказал Федченко с серьёзным лицом. – Неси, Колек, быстрее, пока Бурцев с Сабитовым все не сожрали! Бурцев, у тебя хороший глаз: сразу видит, кого нужно приглашать! – Все явно опьянели, и Сабитов начал рассказывать, как вчера на вокзале посадил пассажира ночью, и этот пассажир сразу сел не рядом впереди и не сбоку позади, а прямо за спиной.
– Я чувствую, что какой-то странный парень, – продолжил Сабитов, – проехал сто метров по вокзальной площади и остановился. Спрашиваю пассажира на всякий случай, что же ты сел позади? Садись впереди, рядом со мной, – никого, мол, больше в машине кроме нас с тобой нет. Поговорим дорогой. Куда тебе ехать, спрашиваю. Тот садится впереди рядом, а дипломат кладёт на колени и сверху прижимает его руками. Мне, говорит, надо к железной дороге около первого микрорайона. Поехали. Парень этот мне рассказывает, что ему в одну квартиру нужно занести этот дипломат с деньгами. Сам пассажир боится милицейской засады. Подъезжаем к длинной пятиэтажке и он показывает окна квартиры и поясняет, что в этом доме, в этом подъезде на пятом этаже квартира направо. Номера он квартиры не помнит. Просит меня занести дипломат и если деньги примут, то он мне заплатит тысячу рублей. Я подумал и говорю, что давай унесу. Думаю, если там менты, то мне-то какая беда. Вытащил ключ из зажигания по привычке и пошёл. Думаю, машина новая, надо ключ забрать с собой. Поднимаюсь, звоню – никто не открывает. Пошёл обратно и думаю, может, мне открыть дипломат и взять пару пачек денег. Все равно он пересчитывать не станет. Нет, думаю, если задержусь дольше в подъезде, то паренёк пересчитывать начнёт и уличит меня. Выхожу, а пассажир опять на заднем сидении расположился. Объясняю, что никто не открыл. А он говорит, что тогда поехали опять на вокзал. Поехали мы по объездной дороге. Парень в поле мне говорит, остановись, я, мол, отлить хочу. Он оставил на заднем сидении дипломат и ушёл. Жду его пять минут, десять – нет пассажира. Вышел я из машины. Кругом темно. Крикнул его, а в ответ – тишина. Развернул машину на дороге и направил фары в поле – никого. Думаю, сбежал что ли? Наездил я с ним рублей пять. Кинулся я на заднее сиденье за дипломатом. Пытаюсь его открыть, а руки трясутся! Вдруг, думаю, и правда чемоданчик полный денег. Открыл, а там втиснут молоток тяжёлый с ручкой деревянной. Думаю, хвала Аллаху, что мужик не осмелился меня сзади ударить. Он, видимо, надеялся машину угнать, пока я ходил с его дипломатом на пятый этаж в квартиру. Вот так я чуть не потерял жизнь или машину. Сегодня бы собирали всем таксопарком по рублю.
– Да, Сабитов, повезло тебе. Наливайте, чья очередь?! – спросил Адамов, и все начали вспоминать свои истории. Рукавишников принёс коньяк. Подошёл сменщик Бурцева с путёвкой, готовый выезжать на линию.
– Витя, сейчас мы заканчиваем! – крикнул опьяневший Бурцев. – Так! Внимание! Я предлагаю всем сейчас поехать в ресторан! Угощаю! Кто согласен – вперёд! Остатки допиваем и садимся на мыло, пока начальник эксплуатации нас здесь не прихватил! – Через полчаса Виктор Смирнов высадил всю компанию у входа в ресторан.
– Налево или направо пойдём?! – спросил Бурцев у друзей, остановившись на длинном крыльце перед входом в высокое серое здание гостиницы, где на первом этаже располагалось два ресторана.
– В левом – одни пенсионеры. Весь вечер будут заказывать спеть «Снегопад»! Пойдёмте направо – там девки помоложе и покрасивше! – сказал со знанием дела уже прилично охмелевший Адамов.
– Какие мне девки! У меня жена только сегодня сына родила и в роддоме ещё до сих пор, – сказал Бурцев, давая понять, что не забывает, по какому поводу он пьёт спиртное и пришёл сюда, но по его громкому возмущению трезвый человек легко мог бы понять, что возмущение его неискреннее. Про себя Бурцев подумал: «Признаться, макнул бы какой-нибудь дурочке, и потом пристрелил её… Однако для безопасности нужно громко от девок отказаться. Двойная жизнь все время меня принуждает продумывать возможное развитие событий… Как хорошо я расслаблялся с друзьями до первой жертвы. Как печально, что это время ушло…». Чтобы в пьяном состоянии не забыть главного, Бурцев себе мысленно твердил: «Больше не пей, больше не пей, больше не пей…»
– А ты знаешь, что член у мужчины за пятьдесят лет только на один миллиметр стирается. Так что не беспокойся. Не карандаш – не затупится! Твоя Аннушка даже не почувствует, что ты сегодня сотрёшь одну тысячную миллиметра! – сказал Адамов с серьёзным видом, как великий актёр, и направился к входу в ресторан.
– Бурцев! – крикнул Адамов от дверей. – Иди сюда! – Бурцев подошёл и увидел, что Адамова не пускает внутрь швейцар в чёрном форменном пиджаке с золочёными лентами на лацканах и такими же лампасами на брюках. – Тут взятку вымогают. Говорят, что мест нет, – шёпотом сказал Адамов Валерию на ухо. – Давай червонец! Подадим его детишкам на молочишко.
Валерий сунул Адамову в ладонь
