— За моей спиной? — переспросил секретарь. — Так вот что я тебе скажу. Ты меня за самодура считаешь, этакий Троекуров в районе сидит. А ведь я же сам решил, что уберу этого надоедливого Можарова. Не ожидал?
Осушкину нечего было сказать. Он так и застыл на месте с полуоткрытым ртом.
— А возле магазина не крутись пока. Я это тоже беру на себя… Но есть у меня один личный момент. Видишь, я родню свою не выгораживаю. Но ты сделай так, чтобы твои люди поменьше болтали об этом. Ни-ни.
Уже выходя, увидел, как милиционеры проталкивали по коридору упирающегося изо всех сил Марата. Посторонился, отвернув голову.
— Папанюшка! Куда они меня? Дай обниму!
Можаров никак не мог прийти в себя. Так скоротечно он был поставлен перед фактом, что его, сотрудника с многолетним стажем, без единого дисциплинарного взыскания в личном деле, сняли с должности. Точно гром с небес грянул. Это никак не стыковалось в его голове с теми довольно приятельскими отношениями, что связывали бывшего уже замполита и первого секретаря райкома. Ведь совсем недавно он был едва ли не самым почетным гостем на свадьбе Вики и Марата. Во многом сближала и Софина расторопность, подкрепленная деликатесами из сокровенных самых закутком магазина. А этот разговор с генералом? Разве Штапин не дал ему понять, что там, наверху, всегда готовы оградить Можарова от всяческих неприятностей. Но этого не произошло.
И земля разверзлась под ногами у майора. И все его честолюбивые замыслы в одно мгновение лопнули, как радужный мыльный пузырь.
Продолжая размышлять о превратностях своей судьбы, он тупо и тяжело смотрел на сейф, на шкаф с папками. Не знал, кому и когда сдавать дела. Да и с приказом о его снятии еще не ознакомили. Танцующей походкой вошел Шкандыба:
— Вы не переутомились, Николай Филиппович? Лица на вас нет.
— Издеваешься?
— Какое там, — начальник следственного отделения проверил, плотно ли закрыта дверь. — У меня тут одно щепетильное дельце.
Можаров хотел было сразу одернуть его, но последующие слова насторожили.
— Этот Марат, ну, зять первого, я его дело лично веду, смотрите, какую смачную телегу накатал на Штапина. Просит передать в обком партии. Я эту водородную бомбу туда не понесу. Может, сами ознакомите Соловья Кирилловича. Пусть он и решает.
Глаза Можарова высветились изнутри злорадным блеском.
— Почитайте, почитайте, — сказал Кучерявый и, штыкнув носом, ушел.
Можаров включил настольную лампу.
В заявлении Марата было немало компрометирующих Штапина откровений. Упоминалось, что он приобрел машину через подставное лицо, не все благополучно было и со строительством дачи, перечислялись свадебные подарки от районных руководителей, в числе которых был даже столовый гарнитур…
— Эге, Соловей Кирилыч! И под тобой веточка затрещала. Послушаем, каким голоском запоешь теперь.
Мысли Можарова стали складываться в ясный и четкий план. Он ведь еще не передал дела. Он еще замполит. И, как замполит, обязан действовать.
Уже через двадцать минут он был в областном комитете партии. Экспедиция еще работала. Достал авторучку, начертал на конверте печатными буквами фамилию первого секретаря и передал в окошечко. Подумал: «Это судьба. Так пусть же она судит каждого без всякого исключения».
Он даже не мог предположить, что именно в этот момент в кабинете Осушкина зазвонил телефон.
— Слушаю, — поднял трубку начальник.
— Это Комлев. Из управления. А ты молодец. Добился своего. Приказ на Можарова подписан. Ну что, будем нового помощника подбирать?
— Приходи. Шучу, конечно. Но я бы с тобой сработался.
— А знаешь, я бы и на самом деле с удовольствием. Только у Штапина твоего на меня ой какой зуб имеется.
— А что, если попробовать?
Если уход Можарова прошел буднично и незаметно — в райотделе привыкли уже к различного рода перемещениям сотрудников — то перевод Штапина на завод взбудоражил весь район. Этот молодой еще, чуть нагловатый и уверенный в себе и своих силах партийный руководитель стал обыкновенным директором. Хотя в слове «генеральный» и таился некий намек на определенное всемогущество подобной должности. Но всем было ясно: масштаб уже далеко не тот. Да и вообще, в народе поговаривали так: партийный рубль — он всегда толще.
Новая неожиданность. На секретарское место пришла женщина. Да, да, именно Людмила Ивановна Забродина. Это обстоятельство ободряюще подействовало на Комлева, и теперь он уже сам названивал Осушкину, выясняя у того малейшие реальные возможности его возвращения в райотдел.
Владимир Ильич сначала отвечал уклончиво:
— Помню, помню. Ведь новый секретарь. Давай подождем, пока обстановка прояснится.
— Да все будет нормально, — усмехался про себя Комлев и думал:
«А как же на самом деде отнесется к этому Людмила Ивановна. В конечном счете это не карьеристский трюк. А нормальное желание работать на конкретном участке».
Но вот Осушкин обрадованно сообщил:
— Так просто все решилось! Ты что же молчал, что она тебя знает.
— А если начальство меня не отпустит?
— За это не беспокойся! Она уже мне сказала, что с Жиминым переговорит.
И вот этот важный для Комлева день состоялся. В ленинской комнате его представили личному составу райотдела, как замполита. Все наперебой поздравляли его, похлопывали по новеньким капитанским погонам и даже Фуфаев, кисло улыбаясь, долго тряс ему руку.
Когда общий ажиотаж несколько поутих, да и с самого Афанасия сошел невольный праздничный глянец, он, не шибко задержавшись в своем новом кабинете, поехал на рынок.
Им владело непреодолимое желание. Хотелось появиться перед Людмилой Ивановной с букетом цветов.
«Без роз не вернусь», — решил он.
В длинном ряду под целлофановыми пакетами, покрывавшими ведра с гвоздиками, розами, тюльпанами, тускло горели желтые церковные свечи. «Прямо молебен какой-то», — подумал Комлев. Увилев у зябко кутающегося в тулуп грузина с заиндевевшими и провисшими к низу усами алые воланы роз, направился к нему. Тщательно завернув их, поехал в райком.
У входа в приемную освободил букет, и он щедро засиял всей своей красою. Секретарша встретила его, как старого и доброго знакомого, широченной благожелательной улыбкой.
— Подождите самую малость. У Людмилы Ивановны сейчас совещание. Присядьте, — показала на кресло. — С новым назначением вас. Может, букет в воду поставим?
— Не беспокойтесь, — ответил и подумал: «Ишь, нынче услужливая какая. А сама, небось, до сих пор помнит, как застукала нас тогда на бульваре».
