Зазвонил телефон. Голос Эрнандеса звучал приглушенно:
— Сарриа, я в транспортном управлении на улице Чакон. Думаю, что он уже мой.
— Что ты сказал? Послушай, говори погромче, я тебя плохо слышу.
— Да телефон здесь какой-то порченый. Так я сказал, что он уже мой: я уже знаю, кто он.
— Эрнандес, послушай…
Связь прервалась. Лейтенант взглянул на список телефонов, лежавший на столе, набрал номер.
Раздался звонок, и опять послышался далекий голос Эрнандеса:
— Сарриа, ответьте на мой вопрос, каким бы странным он ни показался, где я?
— Разумеется, в транспортном управлении. Я же звоню туда.
— Значит, никаких сомнений нет, и я знаю, кто преступник. Спасибо, Гутьеррес, можешь уже положить.
— Эрнандес… Но что все это означает?
Связь прервалась.
— Что случилось? — спросил Сабади.
— Эрнандес сообщил, что знает, кто тот человек, которого мы ищем, потом сказал что-то какому-то Гутьерресу и сразу повесил трубку.
— Гутьеррес — это его двоюродный брат, он работает в транспортном управлении.
В этот момент открылась дверь и, сияя улыбкой, вошел младший лейтенант Армандо Эрнандес.
— Поехали! — сказал он.
На сей раз Сарриа не стал кусать шариковую ручку и не задал ни единого вопроса, он просто застыл от удивления. Сабади посмотрел на вошедшего, потом на телефон.
— Поехали! — повторил Эрнандес. — Убийца ожидает нас!
Лейтенант пристально взглянул в глаза Эрнандесу, потом протянул руку, указывая на телефонный аппарат:
— Ты? Ты не был?…
— Нет.
— Но я только что звонил в транспортное управление и разговаривал с тобой.
— Можем ли считать, что вы в такой же степени убеждены в этом, как и в том, что звонили в дом Консуэло Родригес и разговаривали с ее сыном Хосе-Рамоном?
— Да, но я не вижу связи.
— Связь существенная. Я в такой же мере находился на улице Чакон, как Хосе-Рамон Молина на улице Ф. Другими словами, ни один из нас двоих в указанных пунктах не был.
— Как?!
— А вот так. Я, например, не выходил из этого здания. Все время находился в соседнем кабинете.
— Но в таком случае… Объясни мне это! Объясни, потому что я ничего не понимаю!
— Изволь. Наше расследование столкнулось с такой проблемой: Хосе-Рамон не мог быть убийцей Нестора, потому что в момент преступления беседовал с лейтенантом по телефону из своего дома. Правильно?
— Правильно.
— Отлично. И вот я себя спрашивал, как может человек отвечать по телефону из своего дома, находясь вдали от него? Это невозможно. Но кое-что, оброненное вами по по воду разрыва связи, натолкнуло меня на мысль. И, выйдя из этого кабинета, я направился прямиком в соседний и от туда позвонил в транспортное управление, где работает мой двоюродный брат. Я объяснил ему, что мне необходимо его содействие для проверки одной версии, и он согласился мне помочь.
— А каким образом мог он тебе помочь, находясь там? — спросил Сабади.
— Сейчас узнаете. У него на работе имеется два телефонных аппарата с отдельными номерами. Точно так же, как в доме Молины: я обратил на это внимание, когда мы были у них. И вот по моей просьбе Гутьеррес позвонил вам, а затем приложил одну телефонную трубку к другой таким образом, что вы действительно слышали мой голос, хотя меня там не было. Точно так же проделал и Хосе-Рамон.
— Стало быть, Хосе-Рамон Молина…
Лейтенант на какой-то миг задержал взгляд на телефонном аппарате. Выходит, преступник избрал именно его, чтобы подстроить себе алиби. А он, Сарриа…
Сабади, внимательно слушавший пояснения Эрнандеса, даже заерзал в кресле, словно не желая этому поверить. Наконец произнес:
— Но ведь качество звука при этом должно быть очень плохим.
— Разумеется. Именно поэтому я и сказал насчет того, что телефон работает с перебоями и что говорить надо бы погромче.
— Телефон работает с перебоями… — вспомнил Сарриа. — Именно так сказал и Хосе-Рамон Молина, когда…
— Вот-вот. Он позвонил к себе домой откуда-то неподалеку от того места, где сбил Нестора, и должен был как-то оправдать плохую слышимость. А у них в доме есть два независимых аппарата.
— Но отсюда вытекает, что его мать…
Эрнандес поднял было руку, словно ища ответа, но, не найдя его, стал нервно вышагивать по кабинету. Внезапно остановился, в упор спросил у Сабади:
— Кто, по словам врача, подходил к телефону?
— Альберто. Альберто Молина получил в тот вечер вне очередное увольнение, чтобы навестить свою больную мачеху. И именно он разговаривал с врачом по телефону.
— Точно! — подтвердил Эрнандес, продолжавший нервно вышагивать. — Так я и подумал. Консуэло рассказала об этом сыну, и они использовали этот факт в свою пользу. Ну, что теперь скажете?
— Теперь? — произнес лейтенант, вставая из кресла и направляясь к выходу. — Теперь скажу только одно: мы едем. Едем с визитом к Консуэло и ее сыну.
Уже в коридоре Сабади заметил:
— Выходит, в покушении на Святую деву вместе с Нестором участвовал Хосе-Рамон?
— Ясное дело, — подтвердил Сарриа, спускаясь по ступенькам. — Поскольку его мать действительно была больна, нам и в голову не пришло заподозрить, что он ее оставит и отправится на поиски ключей. Мы считали само собой разумеющимся, что он всю ночь неотлучно находился возле нее.
— Оба хороши, — пробормотал Эрнандес, подходя к «шевроле». — Что мать, что сынок.
Пропустив впереди себя автобус, Сабади, севший за руль, вывел машину со стоянки и на полной скорости устремился в направлении Ведадо. Когда ехали по улице Рампа, лейтенант усмехнулся и спросил у Эрнандеса:
— А как же все-таки ты докопался до этого телефонного фокуса? Что тебя надоумило?
— А то, что вы сказали насчет плохо работающего телефона. Если бы они сделали вид, что разговор прервался чисто случайно, я бы ни в чем не усомнился, но проделанная ими подготовка с предупреждением, что телефон работает с перебоями, вызвала у меня подозрения.
— Почему?
— Потому что, если у них в доме есть два независимых телефонных аппарата, и один из них плохо работает, то отчего нельзя позвонить по второму? Из этого я заключил, что второй аппарат мог быть занят, а отсюда уже додумался до всего остального. Вспомните: ведь в тот момент мы уже допускали, что Хосе-Рамон мог быть виновным.
Автомобиль свернул направо, на улицу Ф. Доехав до нужного дома, он резко затормозил.
Когда Консуэло Родригес открыла на звонок и увидела троих следователей, она не могла скрыть своего волнения.
— Шкажите, шеньоры, что вам угодно?
