к троллям вместе с этими сопливыми мерзавками. Поняла?
Лотта склонила голову и молча вышла из коридора, а когда ее шаги затихли, Петра закрыла дверь и продолжила патрулировать покои юноши.
«Тролли», — пронеслась мысль в голове Брана. За ней пришло новое воспоминание: он и незнакомка в темном лесу из-за толстого ствола ели наблюдают за тем, как пара ужасных монстров убивают дикого кабана; он держит в руках его горячее сердце и с неподдельным интересом осматривает его внутренности, а незнакомка кричит ему что-то неразборчивое, но, обернувшись, он видит лишь ее ярко-зеленые глаза, которые не давали ему покоя.
— Нужно выбираться отсюда, — шепнул сам себе юноша.
Бран осмотрел крохотную комнату. Окна были затворены, а двери плотно закрыты, а за ними, охраняя его сон, стояла Петра. Выбор был невелик, потому юноша решил, что покидать покои придется через створчатый проем, который выходил прямо к центру Лагуны, туда, где еще сегодня горел высокий костер, а сейчас от него остались лишь толстые, обугленные ветви. Бран решил сбежать через окно тихо, как мышь, так, чтобы Петра не смогла его услышать.
Когда юноша вылез в проем и всем телом уперся в одну из тонких деревяшек, то осознал, что падать будет больнее, чем он предполагал. Дома русалок стояли на тонких деревянных сваях и были чуть выше, нежели обычные дома, которые он видел где-то далеко, там, куда не доставал его разум и воспоминания оставались в густом тумане. Памятуя о том, что ему необходимо сгруппироваться и сделать кувырок, чтобы не сломать ноги, Бран приготовился к прыжку.
Все прошло именно так, как он планировал. Но во время приземления острая боль все же пронзила его колени, заставив юношу тихонько застонать. Превозмогая боль и страшась, что сбегутся русалки, он немедля зашагал в сторону бывшего огнища, прикрыв рот ладонью, чтобы никто не слышал стенаний.
Сбежать было довольно легким занятием. Но что делать дальше? Он не мог приложить ума, потому, поддаваясь собственным чувствам, направился в сторону самого высокого и самого красивого домика, что был в Лагуне, к покоям его самой любимой женщины — принцессы Эллы.
В покоях принцессы было тихо. Русалок, что до этой ночи неустанно охраняли ее хижину, по какой-то неведомой Брану причине вокруг не было, а двери легко открывались одним лишь прикосновением ладони. Все тут было не как в обычной хижине, а в трех комнатах факелы горели даже ночью. Одна из них та, что помнил юноша — высокая зала, богато украшенная десятками цветистых растений и кустарников, которые цвели здесь даже глубокой осенью. Другая — темная комната, где, скорее всего, русалка придавалась сну. В ней не было дверей или окон, только кромешная мгла и аромат ладана напоминали о том, что она не заброшена, что что-то кроется за ее деревянными стенами. И третья, совершенно непримечательная на первый взгляд, но довольно впечатляющая своей внутренней прелестью, комната, в которой не было ни кресел, ни кроватей, ни даже подушек, лишь высокие стеллажи со странными книгами, письменами и перьями. Нечто вроде русалочьей библиотеки. Именно в эту комнату беззвучно, на цыпочках направился Бран. Он знал, что именно там кроется нечто, что поможет собрать сложный пазл в его затуманенном рассудке.
Проходя вдоль стеллажей, юноша старался разглядеть в кромешной темноте пожухлые корешки книг. На них не было ни надписей, ни названий, лишь тряпичная обложка, пожелтевшая от времени, как осенний лист.
Добравшись до центра огромной залы, Бран узрел нечто странное, нечто, что не поддавалось его разумению: каменный стол с накиданными на него старинными письменами и стоящими колбами. Здесь была и тонкая, оплавившаяся восковая свеча.
Письмена с текстами и крупными символами не представляли для Брана абсолютно никакого значения, так как юноша не понимал этого языка. Рядом он обнаружил маленькую книжку с вырванными из середины страницами. В ней не было ни слов, ни символов, ни заглавий, лишь картинки, нарисованные чернилами от руки. На первой странице расположился крупный портрет бородатого мужчины с отстраненным, как показалось Брану, взглядом, будто ничего не связывало его с реальностью, кроме зрелого тела и иссушенной голодом кожи. Под портретом была крошечная подпись на понятном Брану языке:
«Первый прародитель. Отец Грегор. Прохур».
Перевернув страницу, Бран увидел другого мужчину. Он был совершенно иным — молодым, с веселым взглядом и в тонкой ситцевой рубашке. Под рисунком юноша вновь обнаружил подпись:
«Второй прародитель. Отец Борин. Когар»
Листая далее, юноша рассматривал различные иллюстрации не похожих друг на друга мужчин. На одной из страниц Бран увидел нечто знакомое, что пробуждало его затуманенный рассудок и заставляло мозг напряженно работать, вспоминать утерянное и возвращать его в общий пазл:
«Двадцать пятый прародитель. Отец Ларс. Ардстро».
Мысли стали вихрем вращаться в голове Брана: Ардстро, Топь, Морлей, Ноа, Майя и наконец Ларс. Ларс — сводный брат его погибшей матери! Арин… Девин… Ниса…
Бран охнул от ужаса и с громким звуком свалился на пол. Пазл сложился. Элла не та, за кого себя выдает. Она хочет влюбить в себя Брана, заставить его возлежать с ней и подарить потомство, а после… а после…
Его размышления прервал резкий скрип деревянного пола, а затем хищный, нечеловеческий смех.
— Отец Бран, отдаю вам должное. Вы достаточно хитры и прозорливы, — громко вещала Элла, входя в мрачную залу. — Таю надежду, что дети, которых вы мне подарите под полной луной, станут такими же смышлеными, как и вы. Жаль только, что вам не суждено будет их увидеть, — улыбаясь во все свои белые зубы и натягивая страшную, слишком широкую улыбку, протянула принцесса.
Она стала медленно приближаться к Брану. Юноша не мог бежать. Бежать было некуда: с одной стороны — Элла, а с другой — крепкая древесная стена.
Когда между прекрасной девой и Браном осталась всего пара шагов, юноша схватился за трухлявую книгу и с силой швырнул ее в русалку, но та лишь звонко захихикала и, подойдя к нему вплотную, до боли сжала его челюсть и со страстью в голосе проговорила:
— Пусть каждый смертный из отцов,
Из страстных, мерзких наглецов
Твой разум силой заберет
И вспять все мысли обернет.
Когда Луна взойдет над лесом,
Подарит грех дитя принцессе.
И будет лесу отдана
Людей никчемная душа.
Бран терял равновесие. Взглянув в хищные глаза Эллы, как и тогда, когда Петра одурманила его сознание, собственными руками лишив сестру жизни, юноша потерял связь с реальностью.
