— С-скажи что-нибудь. М-молчишь все время!
Виталька наконец повернулся к нему:
— Надо что-то с Граммофонихой придумывать. Она деда твоего хочет выселить.
— Ч-что? — всполошился Славка. — Как в-выселить? Давай залезем к ней! П-проверим, от… откуда коробов-ка, — и в милицию!
— Да у неё же забор! Сто метров высота. А там, наверное, двадцать собак. Калитку железом обила. А калитка маленькая-маленькая.
— Собакам мяса дадим. Надо ее разоб… разоблачить!
Покинув сарай, Олег весело вышагивал по Покровке. Что ни говори, а военная находчивость всё же здорово помогает! Вот бы поглядеть на этого Витальку, небось разинул бы рот. Нет, в Смоленске совсем не скучно! Можно даже на Днепр сбегать, купаются же в нем как-то… Но нет. Скорее на разведку!
Вдоль улицы, примыкая один к другому, тянутся заборы. Сколько их на Покровке! Иные совсем старые. Стукни — и отлетят доски. А вот в конце улицы громоздится такой заборище, что только макушки деревьев видны. В нем, как в крепостной стене, маленькая калитка, обитая железом.
Ну и огородился кто-то!
Внимание его привлекло толстое дерево с обломленной верхушкой. Оно росло напротив высокого забора. Лишь одна ветвь, кривая, нависшая над дорогой, шелестела листьями. Остальные ветви были сухими. Кто-то их коротко опилил. Коры на большей части черного, потрескавшегося ствола не было. Какие-то отверстия мелко изрешетили его.
Дерево было старым. Стояло одно. На плане же их было много. Олег хотел уже пройти мимо, но остановился.
— Что это за дырки? — заинтересовался он.
Поискав, он нашел в дорожной пыли проволоку и попробовал сунуть её в одно из отверстий. Проволока не лезла. Он попробовал в другое, в третье, пока проволока не утонула в одном из них.
— А ну-ка сюда теперь? — бормотал он. — Не лезет… А сюда? Уперлась. Что же там такое, а? Кажется… кажется, железо!
Он ещё раз оглядел ствол. А-а, всё ясно! Это — пули. А повыше, возле кривой ветви, впадина — глубокий шрам, наверное от осколка.
Старое, израненное дерево! На Покровке!
Ну и что из этого? На плане их десять, а тут одно. А вдруг за этим забором ещё есть? Да нет же, всё он придумывает! Забор-то вон где, в стороне совсем. А на плане деревья стояли в ряд. Конечно, это другое дерево. И ручья не видать нигде. Конечно, другое. Надо идти домой.
Но не таков был Олег, чтобы взять и просто так уйти. Он уселся под деревом и ещё и еще осматривал местность, мысленно сверяя её с планом. Кое-что сходилось, но не всё…
— А ведь если убрать забор, — вслух подумал он, — местность-то сходится! Ручья нет только! Загадочка-а… Спросить бы кого. А что если постучать в эту маленькую калитку?
Он постучал, но в ответ раздался из-за забора такой злобный и многоголосый лай, что Олег отшатнулся. На стук так никто и не вышел.
— Подождать? Лучше приду вечером.
Виталькина мать сразу увидела, что яблок в саду сильно поубавилось. «Молодец сынок, — подумала она, — постарался!»
Ещё два года назад они не продавали яблоки. Хотя работала одна мать, на самое необходимое денег им хватало. Витальке выплачивали пенсию за отца, который умер, когда Виталька был маленьким.
Продавать яблоки надумала Виталькина бабушка, приехавшая погостить из деревни. Бабушка оглядела сад и сказала:
— Наложи-ка мне ведёрочко яблок, пойду на базар.
Вечером принесла выручку.
— Оставьте себе, мама, — сказала Виталькина мать. — У нас деньги есть.
Бабушка замахала руками:
— И что ж что есть? Разве спрятать нельзя? Все говорят, война будет. С деньгами и в войну легче. Спрячь!
Она распродала весь сад. Раньше Виталькина мать любила угощать знакомых, набивая им карманы и сумки яблоками.
— Дурость это, — сказала бабушка, — они не бедней тебя, пусть на базаре покупают.
На вырученные деньги купили шубу. Шуба матери очень нравилась, и она осталась довольной. Прошлой осенью, когда яблоки созрели, опять приехала бабушка, и мать сама уже помогала носить ведра на базар, а потом внимательно считала выручку.
В этом году бабушка заболела, не приехала. Пришлось торговать Витальке.
— Постарался все-таки сынок, — повторила вслух Дарья Романовна. — Денег, наверное, выручил… Надо будет купить ему что-нибудь.
Она принялась наводить порядок, как вдруг за окном залаял Рекс.
— Романовна, уйми пса! — послышался со двора зычный голос.
Виталькина мать выглянула во двор и увидела Граммофониху.
— Незваный гость — хуже татарина! — прогудела та. — На минутку, не бойся. Уйми собаку! Ух и злющая, хуже моих. Чистый волк.
В доме, усевшись на скрипнувший стул, Граммофониха спросила воды.
— Селедок наелась, — объяснила она, оглядываясь. — И не знаю, чего это я так селедку люблю!
«Зачем она пожаловала?» — настороженно думала Дарья Романовна.
Граммофониха оглядела всё кругом и продолжала:
— Люблю солёное. И горькое люблю. А сладкое ни-ни. А пришла я к тебе, Романовна, насчет парня твоего. Сердце у меня за тебя болит. Жаль мне вас обоих, — вздохнула она, горестно качая головой.
— Ты про Витальку? — тревожно подалась Дарья Романовна.
— Про него, про него. Такой орел, хоть караул ори! А где он у тебя?
— Ещё не вернулся с базара.
— Да базар-то давно закрыт! Он с базара ещё днём улетел. Не по душе ему там стоять!
— Что натворил? Говори, Никоновна, — взволновалась Виталькина мать. — Я на работе целый день.
— Понимаю, Романовна. Когда тебе ребёнка воспитывать! Так вот. — Граммофониха понизила голос, словно кто-то мог подслушать. — Орел твой сегодня шесть вёдер в столовую стащил…
— Господи, в какую ещё столовую?!
— В комбинатовскую. Ведь это ж убыток, Романовна! В столовой цена жесткая, государственная!
— Не знаю, что и думать. Никогда не обманывал…
— А кто виноват? Зачем ты ему с дедом Артюшкой позволяешь водиться?
Дарья Романовна пожала плечами:
— Ничего плохого от Артемия Артемьича мы не видели. Тихий такой старик. Всё что-то мастерит. Часа не посидит без дела!
— Хитрый он, Романовна, а не тихий! Людей сбивает. Васеньку не хочет осчастливить!
— Какого это Васеньку, племянника твоего?
— Его — сироту, — Граммофониха шмыгнула носом. — Из-за него Васенька наш в общежитии живет. Ни отца у него, ни матери, ладно хоть тетя есть.
— Опять ничего не пойму. Старик-то при чем?
— Не знаешь ты ничего, Романовна. Старик этот какой участок занимает, а?
— Такой, как все. Двенадцать соток, — не понимала Виталькина мать.
