По залу пробѣжало словно электрическое сотрясеніе. Никто не былъ приготовленъ къ такому заявленію со стороны защиты. Повсюду загудѣлъ ропотъ изумленія. Высказывались даже вполголоса подозрѣнія: „не помѣшался ли злополучный адвокатъ отъ переутомленія“? Даже самъ предсѣдатель суда, несмотря на многолѣтнюю свою опытность по части ловушекъ и замаскированныхъ батарей, такъ часто употребляющихся въ американскомъ уголовномъ судопроизводствѣ, не рѣшился сразу повѣрить своимъ ушамъ и спросилъ у защитника: что именно онъ хотѣлъ этимъ сказать? Лицо Говарда сохранило обычное свое спокойное выраженіе, но безпечная увѣренность въ успѣхѣ, которою дышали передъ тѣмъ его поза и манера держаться, на мгновеніе пошатнулись. Вильсонъ объяснилъ:
— Мы не только признаемъ этотъ доводъ, но радостно привѣтствуемъ его и кладемъ въ основу нашей защиты. Вмѣстѣ съ тѣмъ, откладывая до надлежащей минуты дальнѣйшее разсмотрѣніе этого пункта, мы перейдемъ пока къ изложенію другихъ обстоятельствъ дѣла, выясненіе которыхъ находимъ желательнымъ, дабы выставить упомянутый главный доводъ въ надлежащемъ свѣтѣ и въ подобающей ему обстановкѣ.
Излагая свой взглядъ на причины и побудительные поводы къ убійству судьи Дрисколля, защитникъ взялъ на себя смѣлость сдѣлать нѣсколько предположеній, предназначавшихся къ тому чтобы заполнить пробѣлы въ данныхъ, добытыхъ судебнымъ слѣдствіемъ. Такія гипотезы могли, по мнѣнію защиты, быть полезными для разъясненія дѣла, въ случаѣ, если бы оказались удачными и въ то же время, въ противномъ случаѣ, не могли принести ни малѣйшаго ущерба.
— Нѣкоторыя обстоятельства разсматриваемаго теперь дѣла, — заявилъ Вильсонъ, — указываютъ, повидимому, совсѣмъ не на ту причину убійства, которую выставляетъ обвинительная власть. Я лично убѣжденъ, что поводомъ къ убійству послужилъ грабежъ, а вовсе не мщеніе. Утверждали, будто присутствіе обвиняемыхъ близнецовъ на мѣстѣ катастрофы, какъ разъ послѣ заявленія о томъ, что одинъ изъ нихъ долженъ лишить жизни судью Дрисколля или же самъ лишиться жизни при первой съ нимъ встрѣчѣ, непровержимо доказываетъ виновность моихъ кліентовъ. Инстинктъ самосохраненія побуждалъ будто бы ихъ тайно проникнуть въ домъ судьи и спасти графа Луиджи, умертвивъ его противника.
Позволительно освѣдомиться, однако: чего ради остались они на мѣстѣ преступленія, если оно было дѣйствительно ими учинено? Г-жа Праттъ не слышала призыва на помощь и проснулась лишь нѣсколькими мгновеніями позднѣе, но, всетаки, вбѣжавъ въ кабинетъ, нашла тамъ обвиняемыхъ, которые стояли, не двигаясь съ мѣста и не дѣлая никакихъ попытокъ къ побѣгу. Еслибъ графы Капелли были на самомъ дѣлѣ виновны, они успѣли бы выбѣжать изъ дома судьи, раньше чѣмъ г-жа Праттъ добѣжала до кабинета. Если бы инстинктъ самосохраненія оказывался у нихъ развитымъ настолько сильно, что могъ побудить ихъ къ убійству безоружнаго человѣка, то отчего же онъ внезапно утратился, какъ разъ тогда, когда ему слѣдовало бы проявиться всего энергичнѣе? Развѣ кто-нибудь изъ насъ остался бы при такихъ обстоятельствахъ на мѣстѣ преступленія? Не будемъ клеветать подобнымъ образомъ на собственный свой здравый смыслъ!
„Обвинительная власть сильно напирала также и на то обстоятельство, что обвиняемые предлагали очень крупное вознагражденіе за тотъ самый кинжалъ, которымъ впослѣдствіи совершено было убійство. Ожидали, что воръ явится, дабы получить такую солидную награду, а такъ какъ онъ не явился, то въ этомъ усматриваютъ теперь вѣсскую косвенную улику, свидѣтельствующую якобы о томъ, чго кинжалъ вовсе не былъ украденъ. Утверждаютъ, что объявленіе о пропажи кинжала и обѣщаніе выдать крупную награду тому, кто вернетъ его законнымъ владѣльцамъ, являлось просто-на просто шарлатанствомъ или, выражаясь точнѣе, обманомъ на почвѣ тщеславія. Обстоятельство это, въ связи съ достопамятнымъ и какъ бы пророческимъ заявленіемъ покойнаго касательно кинжала, найденнаго потомъ въ роковомъ кабинетѣ, гдѣ возлѣ убитаго не оказалось другого живого человѣка, кромѣ владѣльца кинжала и его брата, завершаетъ будто бы неопровержимую цѣпь доказательствъ, свидѣтельствующихъ, что убійство учинено именно моими злополучными кліентами.
„Я предложу суду допросить меня подъ присягой и покажу, что одновременно было предложено столь же крупное вознагражденіе также и за выдачу вора. Предложеніе это, сдѣланное конфиденціально, не было опубликовано въ газетахъ. При всемъ томъ, о немъ было нескромно упомянуто или, точнѣе говоря, намекъ, сдѣланный на него, не былъ опровергнутъ. При такихъ условіяхъ, которыя казались тогда не внушающими опасеній, подобная довѣрчивость была, пожалуй, ошибочной, потому, что при разговорѣ, могъ присутствовать, чего добраго, и самъ воръ. (Томъ Дрисколль, все время пристально глядѣвшій на Вильсона, потупилъ при этихъ словахъ глаза.) Если вору дѣйствительно довелось услышать о приготовленной для него ловушкѣ, то онъ, разумѣется, предпочелъ оставить кинжалъ у себя, такъ какъ попытка продать этотъ кинжалъ или заложить его могла бы обойтись смѣльчаку слишкомъ дорого. (Присутствовавшіе принялись кивать головами въ знакъ согласія съ тѣмъ, что доводъ, выставленный защитой, самъ по себѣ недуренъ.) Я неопровержимо докажу гг. присяжнымъ, что въ кабинетѣ судьи Дрисколля былъ посторонній человѣкъ за нѣсколько минутъ до того времени, когда вошли туда обвиняемые. (Заявленіе это произвело чрезвычайно сильное впечатлѣніе среди присутствующихъ на судѣ. Даже самыя сонныя головы приподнялись и насторожили уши.) Въ случаѣ надобности я докажу показаніями трехъ дѣвицъ Кларксонъ, что черезъ нѣсколько минутъ послѣ того, какъ раздался въ домѣ судьи крикъ «На помощь!», онѣ встрѣтили особу въ костюмѣ дѣвицы подъ вуалью. Особа эта выходила черезъ заднюю калитку изъ двора того самаго дома, куда сбѣгались всѣ сосѣди. Позволю себѣ замѣтить, что тутъ вовсе не было дѣвицы. На самомъ дѣлѣ это былъ мужчина, переодѣтый въ женское платье. (Опять таки сильнѣйшее впечатлѣніе среди публики и присяжныхъ; Вильсонъ, поглядывавшій на Тома, чтобъ посмотрѣть, какое дѣйствіе произведетъ на молодого человѣка это заявленіе, остается совершенно довольнымъ полученными результатами и говоритъ себѣ самому: «На этотъ разъ я несомнѣнно угадалъ»).
«Эта особа, прокралась въ домъ съ цѣлью грабежа, а не убійства. Правда, что несгораемый шкапъ былъ запертъ, но на столѣ стояла жестяная шкотулка съ деньгами, въ которой находилось три тысячи долларовъ. Позволительно допустить, что воръ заблаговременно скрывался въ домѣ, что онъ зналъ о существованіи этой жестяной шкотулки и о привычкѣ ея владѣльца пересчитывать по вечерамъ деньги, предназначавшіяся для текущихъ расходовъ, и подводить имъ итоги, если такая привычка существововала, чего я не берусь утверждать. Возможно что воръ хотѣлъ унести всю шкотулку, пользуясь тѣмъ, что засталъ ея владѣльца спящимъ. Къ несчастію, онъ, не выказавъ при этомъ надлежащей профессіональной ловкости, разбудилъ почтеннаго старца, который тотчасъ же схватилъ похитителя и принялся звать на помощь. Опасаясь быть схваченнымъ, воръ употребилъ въ дѣло кинжалъ и, услышавъ приближавшіеся шаги людей, которые спѣшили на предсмертный зовъ убитаго, бѣжалъ, не успѣвъ захватить съ собою шкотулку съ деньгами.
