Харебов, по просьбе Туриева, связался с телеграфом, протянул трубку Борису. Тот медленно продиктовал:
— «Москва госбанк СССР прошу сообщить какой район страны были направлены банковские билеты достоинством 100 рублей серии СБ выпуск 196… года Сообщение ждем по адресу…»
— А теперь, — обратился он к Харебову, — едем в Ид. Как вернемся, ты с Чарыевым и Смолиным двигаешь в Пригорск.
Натужно ревя мотором, машина карабкалась вверх по ухабистой дороге. Близкие вершины снежников горели под лучами уходящего на покой солнца, густая синева постепенно ложилась на склоны гор. Машину то и дело подбрасывало, изрядно трясло. Ах, эти наши дороги! Сколько копьев сломано в спорах, нужны ли сразу хорошие дороги, а не времянки, на которых задолго до срока умирают машины. Сколько денег выбрасывается под колеса различных автомобилей, надсадно жующих трудные километры. И когда мы научимся беречь не просто рубль, а рубль народный?
От Ида до Рудничного пятнадцать километров. Говорят, новый автобус выходит здесь из строя, не прослужив и года. А что говорить о рудовозах? Ежегодно их заменяют десятками новых.
У начала тропы на Скалистое плато остановили машину, вышли.
Харебов несмело проговорил:
— Мне в голову одна мысль пришла, Борис.
— Выкладывай.
— При убитом не было никаких вещей, в карманах пусто — так? Выходит, преступник застрелил его, спустился на дорогу, пробежался, забрал вещи, очистил карманы… Такого быть не может. Мне кажется, один стрелял, другой неподалеку здесь находился в каком-нибудь укрытии. Когда все свершилось, он и забрал вещи, пошарил по карманам. Так что преступников было не меньше двух.
— Вполне… И это пока никому не известно, — задумчиво проговорил Борис.
— Может, преступник обитает в наших краях?
— И даже живет себе спокойненько в Рудничном. Я специально задержал Чарыева и Смолина. Ты понял?
— Как не понять? — вопросом на вопрос ответил Харебов. — Этот прием описан в юридической литературе: преступник, уверенный в том, что следствие направлено по ложному руслу, теряет бдительность. Убитый расспрашивал Чарыева и Смолина о Скалистом плато. Что его туда влекло? Ходила такая легенда в народе: до начала первой мировой войны будто где-то на плато были построены военные склады. Из продуктов — в основном консервы и шоколад. До тридцать третьего года здесь свирепствовала банда Барса, есть предположение, что она из этих складов кормилась, когда таилась в горах до очередной вылазки на плоскость.
— Барс? Не слышал о таком.
— Настоящая его фамилия Судомойкин. В октябре его банда была разгромлена. Барс — убит. Говорят, из всей шайки остался только начальник штаба банды — Тигр.
— Барс, Тигр… Имена какие-то звериные.
— Грозные имена — то, что надо бандитам. Мой отец до войны работал на Скалистом плато в экспедиции. Немец ею руководил. Рейкенау. Его называли доктор Рейкенау.
— Так ты местный?
— Родился в Рудничном.
— Отец работает или уже на пенсии?
— Погиб. Двенадцатого мая в Чехословакии. Обидно. Уже была подписана капитуляция. Мать чуть с ума не сошла, когда получила извещение.
— Да, на войне убивают… Но сейчас войны нет, а убийства есть. Поехали?
Снова рев мотора, снова ухабы, глубокая колея. В машине густо пахнет бензином, от этого першит в горле, свербит в носу.
В поселок Ид въехали, когда стемнело, где-то нерешительно залаяла собака, ей ответила другая — и вот весь поселок огласился неистовым лаем, он продолжался несколько секунд и закончился, как по команде.
Туриев и Харебов переглянулись, рассмеялись.
Вся семья водителя Дмитрия Селезнева сидела у телевизора: демонстрировалась третья серия нашумевшего боевика с бесконечными погонями, выстрелами, драками. Селезневы приветливо встретили гостей, предложили вместе досмотреть фильм, а потом уж поговорить. При этом Селезнев прошептал:
— Харебов просто так в поздний час не приедет. Видимо, ко мне дело есть.
Когда погас экран телевизора и жена Селезнева с двумя детьми ушла в другую комнату, водитель, смеясь, сказал:
— Не ответите ли мне на вопрос, товарищи: почему киношники нас, зрителей, иногда за дурачков считают? Вот сейчас не обратили внимания? Герой фильма в последней схватке из пистолета, обойма которого вмещает всего семь патронов, сделал подряд двенадцать выстрелов! Вроде мелочь, а я сразу перестал верить в то, что происходит на экране. Или еще пример. Показывают, например, что-нибудь из жизни москвичей. Ну, допустим, некий Вася звонит по телефону некоей Дусе. Входит бодренько этот Вася в телефонную будку, делает три-четыре кругаля телефонным диском — и связь состоялась, а ведь в Москве-то семизначный телефон! Ну и дела… Давайте сядем за стол, поужинаем, поговорим. Зовут меня Дмитрий Лукич, — обратился Селезнев к Туриеву, — а вас?
— Борис Семенович Туриев, следователь по особым делам. Ваше имя-отчество легко запомнить: вы тезка нашего прокурора, его тоже зовут Дмитрий Лукич.
— Знаком с товарищем Вермишевым: в позапрошлом году приезжал он сюда на соревнование по ловле фореля. Я его обогнал на две рыбешки, он второе место занял.
— Наш прокурор — заядлый рыбак-любитель. Так вот, Дмитрий Лукич, — Туриев показал ему фотографию, — этого человека вы позавчера подвезли в машине к началу тропы на Скалистое плато?
— Так точно, — ответил Селезнев, бросив короткий взгляд на снимок, — он мне потом трояк в руку совал, так я ему такое сказал…
— Вспомните, во сколько, примерно, он сел в вашу машину?
— Я скажу: в четырнадцать двадцать. Как раз в это время по радио начали передавать первый фортепианный концерт Чайковского — вернее, финал. Скажу по секрету, — улыбнулся Селезнев, — по моей заявке. Вот, — водитель встал, подошел к телевизору, вытащил из-под него конверт, — здесь уведомление о том, что моя просьба будет удовлетворена такого-то июля в такое-то время…
Перед тем, как сесть в кабину, он попросил помочь ему забросить рюкзак в кузов, что я и сделал. Я не тронулся с места, пока не прозвучала до конца музыка. В дороге он спросил:
— Нравится Чайковский?
— Конечно! Люблю его музыку.
— Я тоже к ней испытываю большую любовь, — сказал и потом всю дорогу молчал.
Когда мы доехали до места, он мне и стал трояк предлагать. Я денег вообще не беру, когда кого-нибудь подбрасываю до Ида. Стыдно. Ну, а тот тогда и говорит:
— Возьмите хотя бы пачку папирос, хорошие папиросы, «Наша марка».
Папиросы я взял, еще пачку не раскрыл.
— Где она, пачка?
— В столе лежит, в другой комнате.
— Принесите.
Селезнев вышел и вернулся с пачкой папирос. Туриев осторожно положил ее в сумку со словами:
