Когда гитлеровские разведчики начали готовить десантные группы для высадки в районы Советской Средней Азии, когда гитлеровские дипломаты начали формировать очередное правительство из главарей туркестанской эмиграции, я пошел на крайность: сообщил местным властям о подготовке переворота. В результате вместе с «членами будущего правительства» был арестован.
Неожиданно в тюрьме я познакомился с людьми, располагавшими информацией о положении на советский границе, об оставшихся бандах.
Началась другая, необычная для меня работа…
Мне не довелось участвовать в погонях… Да и куда убежишь, например, из тесного караван-сарая от фанатиков?
Я всегда знал, что за каждым моим шагом следят разведчики — турецкие, японские, немецкие, руководители туркестанской эмиграции. С ними шла ежедневная борьба. Но не было случая, чтобы наша борьба была направлена против правительства и народов соседних стран. Когда же нависала опасность со стороны иностранных разведок над жизнью эмигрантов из Средней Азии, над режимом государства, где они нашли приют, мы делали все возможное, чтобы сорвать планы врагов.
Глинобитный серый город лежал в стороне от больших дорог. Он не славился шумными базарами. Редкие караваны сворачивали на его улочки. Верблюды осторожно вышагивали вдоль низких дувалов, безучастно поглядывая на тесные дворики.
Тогда в единственном караван-сарае наступал праздник. Хозяин заглядывал в глаза купцу и льстиво говорил о счастье, которое пришло с добрыми людьми. А те осматривали грязный двор с нескрываемым презрением. Но деваться было некуда. Тем более в углу двора уже прыгало беспокойное пламя, а под навесом испуганно жались бараны.
В один из осенних вечеров 1944 года в Северный город вошел караван чужеземного купца. Мальчишки бежали впереди, показывая путь.
Взрослые жители встречали караван равнодушными взглядами. В городке жили бедные, но гордые люди. Они открыто не выказывали особого любопытства. Скупо поздоровавшись с путниками, принимались за свои дела, даже не взглянув вслед лениво покачивающимся верблюдам.
Хозяин караван-сарая ждал гостей у ворот. Он кивал головой, улыбался. Кланяться ему мешал огромный живот, на котором покоились пухлые ладошки. Хозяин не обольщался большим заработком. Еще неизвестно, как поведет себя чужестранец.
Взглянув на темно-синий тюрбан, на аккуратную бороду за незаметной черной сеткой, он определил: индус.
«Что их занесло сюда?… — подумал хозяин. — Хорошо бы болезнь, да простит аллах за такие мысли».
Но купец выглядел здоровым, крепким человеком. Он ловко соскочил с коня и поздоровался с хозяином. Гость знал местный язык. И конечно, знал обычаи этой страны. Расспросив хозяина о здоровье, о его делах, пожелав мира и спокойствия доброму делу, он, осторожно обходя лужицы, прошел во двор.
За купцом двинулся караван.
Как всегда, за солидными людьми тянулись бродяги, дервиши.
Озабоченный хозяин обратил внимание на дервиша с сучковатой палкой. Черная до синевы кожа, острые, с каким-то сумасшедшим блеском глаза. Дервиш не посмотрел на хозяина, а словно обжег его взглядом, мгновенным, властным.
Одет дервиш был в черные тряпки. Но если внимательно вглядеться, то тряпье это было довольно крепким, надежно защищало от прохладного ветра. Казалось, взяли новую одежду и специально потрепали. На плечах дервиша, поверх одежды была накинута старая, потертая шкура.
«Барс…» — определил хозяин. Он поймал себя на мысли, что слишком внимательно рассматривает бродягу. Но как не рассматривать… Следом за «черным дервишем» двигался второй. Двигался на полшага позади, как подобает слуге.
Через полчаса все стихло. В лучшей худжре разместился купец и уже, вытянув ноги, полулежал на грязноватых подушках, пил чай.
Бродяги устроились рядом со скотом, под навесом. Только дервиш в барсовой шкуре и его спутник рассматривали двор.
Хозяин, повинуясь непонятной силе, нерешительно двинулся к святым людям. Он шел медленно, осторожно, хлюпал по лужам.
Дервиш поклонился хозяину и небрежно, откуда-то из лохмотьев, вытянул руку с монетой. Хозяин, не скрывая удивления, взял золото. Хотел удостовериться, что монета не фальшивая, сжал пальцами, пощупал, быстро сунул в карман. На лице появилась улыбка.
— Что угодно господину?
— Мы после большой дороги, — сказал дервиш — Мы остановимся у вас.
— Понимаю. — Хозяин кивком головы предложил дервишу следовать за ним В караван-сарае была еще одна, достойная высоких гостей худжра.
Хозяин не мог скрыть удивления и досады, когда на рассвете караван начал собираться в путь. Под навесом осталось несколько тяжелых тюков.
— Это принадлежит святым людям… — небрежно, как о чем-то незначительном, сказал купец. — Спрячьте пока.
«Черный дервиш» даже не вышел проститься с купцом.
После ухода каравана тюки были уложены в опустевшие худжры. Хозяин распорядился готовить сытный мясной завтрак для странных гостей.
Вчера вечером он старательно рассмотрел золотую монету. Давно с ним так щедро и небрежно не расплачивались Человек, вытаскивающий из лохмотьев золото, достоин высокого уважения. А лохмотья… Их можно завтра же выбросить.
Но «черный дервиш» оставался в своей неизменной шкуре. Днем он обошел город, побывал в мечети и потом двое суток не выходил из караван-сарая.
На третий день «черный дервиш» пригласил хозяина в худжру.
Дервиш начал разговор издалека. Похвалил за гостеприимство, за хорошую пищу, поинтересовался делами.
— Какие дела… — вздохнув, развел пухлые ручки хозяин. — Что хорошего в этом городе? Нищета…
Не давали покоя тяжелые тюки, которые с трудом втащили в соседние худжры. Что собирается делать с этим товаром дервиш. Торговать? Ждать следующего каравана? У него же нет своего коня.
— Часто бывают гости? — спросил дервиш.
— Редко, добрый человек. Очень редко… — опять вздохнул хозяин — Там, — он едва повернул голову в сторону, — там пустыня, горы. Заскочат злые люди, пошарят в городе и скроются. А что к нам заскакивать? Нищета…
— Полиция есть?
— Есть… — Хозяин небрежно взмахнул ладошкой. — Во время налета сами прячутся. Что они сделают?
— Другие гости бывают?
— Редко…
— К кому приходят гости? — продолжал дервиш.
Толстяк покосился на открытую дверь. Эти бездельники обрадовались, что хозяин зашел к гостям. Столько работы, а они в какой-нибудь пустой худжре играют в кости.