— Ты что, Нэля? — спросил Зэн.
— Я все видела… Броня срубил дерево и вроде меня плюхнулся в снег…
— Ну, а зачем плакать?
— Зачем-зачем… из-за меня и вы погибаете…
— Эх, Нэлька, ты еще не знаешь Броньку Тучинова. Сейчас сварим суп из стланцевых шишек!.. По дороге собрал…
Третий день бредут голодные люди по нескончаемому снегу. У одного за спиной рюкзак, у второго — обессиленная девушка.
В глазах мелькают темные круги, хочется плюнуть на все и упасть. Эх, как приятно лежать на мягком прохладном снегу!.. Вот бы лечь и… заснуть… Лежать и сладко спать… Как хорошо!
Но Бронька упорно идет и идет. Мокрые штаны до крови натерли ноги. Нестерпимо больно.
Зэн уже скоро сядет и не встанет… Бронька это видит по тому, с каким трудом его друг поднимается на ноги.
Нэля в тяжелом забытьи. Она чувствует себя беспомощной, маленькой, как в далеком детстве, будто сидит у матери на руках, уткнувшись носом в ее мягкую нежную грудь…
Временами она слышит резкие слова, но не может понять их смысла.
Окоченевшие Нэлины ноги болтаются словно колодки и больно бьют по Бронькиным, мешая ему идти.
Обозлившись, парень сердито кричит:
— Ноги-то подбери, мокрая курица. Это тебе не рок-н-ролл вертихвостить!..
В двенадцать они добрались до охотничьей юрташки. Над маленькой дверью кто-то старательно написал углем:
«Ресторан забудь печаль!»
Уж насколько были измучены парни, и то улыбнулись.
— Это уж какой-то бестия, вроде нашего Браги, выдумал.
— А что будем делать дальше? — спросил Зэн.
— Осталось километра четыре до Майгунды-Москит… Надо стрелять.
При упоминании Майгунды Нэля подняла голову и слабым голосом спросила:
— Уже недалеко?
— Да, кажется, ушли от смерти…
С перерывами через пять минут Бронька посылал пулю вверх.
Вдруг геологи услышали сразу несколько беспорядочных выстрелов.
Обрадованные парни начали разжигать костер и греть воду.
— В готовом-то кипятке консервы через пять минут согреются, — весело проговорил Бронька. — Эх, и рубанем!.. Я бы сейчас целого барана съел!..
Нэля подползла к костру и с трепетом ожидала людей..
Через час с небольшим произошла радостная встреча.
На Майгунду пришли уже поздно вечером.
Табор гудел от многолюдства. Закончив работу, собрались геологи с обеих партий. «А Вера-то где же? Она в ихней партии работала»… — Бронька обошел весь лагерь, но ее не встретил. Повариха Соня, махнув на всех остальных, хлопотала только около вновь прибывших.
— Ты, Броня, что так сильно раскис? — спросил Брага.
— На тебе бы проехаться по такому снегу, — укоризненно ответила за Броньку Нэля.
— Так ты не сама вышла? — спросил Бадмаев.
— Если бы не Броня, лежать бы мне где-нибудь под снегом.
Бадмаев подошел к Броньке и крепко сжал его плечи.
— А что же молчишь-то, орел!..
Тучинов раскраснелся, но ничего не ответил.
После ужина они разошлись по своим палаткам и впервые за несколько дней скинули тяжелую, неуклюжую обувь, разделись до белья и блаженно улеглись спать в своих спальных мешках.
Бронька проснулся лишь в обед следующего дня. В ушах стоял шум, болела голова, мучила жажда.
В палатку зашел Митька Брага.
— Ну, как, кореш, чувствуешь себя?
— Все тело ноет… а голова — будто бы чугунка с горячими углями…
— Голова — чепуха… завяжи да лежи, а гроши Бадмаев сполна заплатит… Будь уверен! Получишь карман денег и — Митька не чешись!
Бронька улыбнулся и спросил:
— А Вера-то с Колей пришли, нет?.. Вечером-то их не было…
— Нет еще… Придут!.. Начальник-то Нэльку и «диду» на вертолете отправляет… До Нижне-Ангарска, а дальше самолетом… Вишь, на учебу им надо…
В палатку вошел Зэн и, опустившись на землю, внимательно посмотрел на Броню своими умными спокойными глазами.
— Как самочувствие, Броня?
— Хвалиться не приходится.
— Я улетаю… обменяемся адресами…
Бронька радостно закивал головой и, достав свой потрепанный дневник, трясущимися руками записал: «г. Львов, ул. Шевченко, д. 75, кв. 4, Бондаренко Зеновию Станиславовичу (милому «диду» Зэну)».
Спрятав дневник, он продиктовал Зэну свой адрес.
— Ты, Броня, старый адрес даешь… А как учеба?
— Учиться-то я буду… только сначала заеду домой. Там у меня дела… Знаешь, Зэн, я смалодушничал и не разоблачил у себя в колхозе плохого человека.
Зашли Бадмаев и Нэля.
— Пил лекарство? — спросил начальник, заботливо укрывая Броньку одеялом.
— Нет еще. Сейчас Брага принесет… Вот он пыхтит…
Митя принес горсть таблеток.
— Вот, Бронька, ешь… зараз всю простуду выгонит…
— Дай-ка сюда, я посмотрю, — Бадмаев забрал таблетки. — Бекарбон, стрептоцид, пенициллин, асфен, пурген… Стой, брат, а пурген-то зачем, а? Это же слабительное… Вот еще нашелся врач!
— Врач не врач, но если сожрать столько лекарств… Совесть-то у болезни есть, — оправдывался Брага.
Бадмаев подал пару таблеток.
— Вот, Броня, пока проглоти.
— Такому-то сохатому… это просто муха! — пренебрежительно плюнул Брага.
Бадмаев рассмеялся.
— Забавный ты парень, Брага… А тебе, Тучинов, надо в больницу… Через час Зеновий с Нэлей вылетают. Ну и ты с ними…
— Никуда не полечу, пока… пока не дождусь Веру с Колей. Может, придется идти искать.
— В таком состоянии в тайгу идти нельзя… Я пока здесь начальник… А хуже будет, без разговору в больницу…
Бадмаева позвали, и он ушел.
— Ты, Нэля, прости меня… это я так ругался, чтобы совсем не раскиснуть.
— Броня, я ничего, абсолютно ничего… не слышала. Ты же спас мне жизнь… Я никогда не забуду тебя. Выздоравливай… — Нэля, быстро нагнувшись, поцеловала парня и, закрыв лицо, выскочила из палатки.
Зэн все время сидел в углу и молча наблюдал за Бронькой. Соня принесла завтрак.
— Ешь, Броня… теперь отъедайся… самые вкусные куски буду откладывать тебе… — Повздыхала и ушла.
Зэн поднялся:
— Ну, что ж, старина, дай лапу… Пиши о своем Байкале… Я наверняка буду скучать… В общем, старче, не забывай… Скорее выздоравливай… Коле и Вере привет… Наверное, их уже встретили.
Еще раз пожав Броньке руку, Зэн вышел к вертолету.
Через четверть часа поднялся гул «стрекозы». Бронька вздохнул и прошептал:
— Каких людей довелось мне встретить в этих гольцах! — И тут же мысленно улетел в снежные дебри, где еще страдали его друзья.
…Пятый день лежит в палатке Бронька. Прилетают и улетают вертолеты. Хмурые, озабоченные люди. Длинные-предлинные дни они с поварихой Соней проводят лишь вдвоем. С утра он читает вслух, но к вечеру его начинает снова знобить. Он забирается в спальный мешок и лежит с открытыми глазами, прислушиваясь к таежным звукам.
