Перемены в Коляниной жизни Костя заметил не сразу. Дома они друг у друга почти и не бывали — все их встречи в основном ограничивались меновым клубом. Коляня Костю ценил, расположением его дорожил — еще бы, такие значки всегда из поездок привозит! А Костя, когда была возможность добыть хотя бы два значка, один всегда заначивал для Коляни. Понятно, и тот в долгу не оставался, делился, чем мог. К тряпкам правда, Костя был равнодушен, смокингов не заказывал, предпочитая покупать пиджаки в отделе готового платья. Но у Коляни среди коллекционеров был авторитет, а влияние его распространялось отчасти и на Костю.
Как-то Костя раздобыл особо редкий значок из ЮАР, был вне себя от радости, летел к приятелю, чтобы эту радость разделить, и был немало удивлен, когда ответных восторгов не последовало. «Да, знаешь, дома не все ладно», — объяснил тогда Коляня причину своего кислого состояния. Потом Костя понял, что его приятель-компаньон к их общему увлечению охладел. В причины он вникать не хотел, но Коляня пригласил его однажды к себе.
— Жена с сыном в отпуск уехали, — предупредил он.
— Так я, может, с девушкой приду?
Коляня слегка призадумался, но потом разрешил:
— Валяй.
Таню сборище Коляниных гостей поразило. Ему же, наоборот, они показались интересными: с его технарскими пристрастиями любопытно было послушать о чем говорят люди, близкие, как ему сказали, к литературе, к искусству. Видок у этих жрецов храма искусств был, правда, несколько необычный, но вольность в нарядах, прическах и манерах объяснялась емким и красивым словом «богема».
Возможность Кости бывать в дальних командировках, похоже, вызвала интерес. Но, пожалуй, с еще большей заинтересованностью отнеслись присутствующие к принадлежности Тани к провизорскому делу. Тогда-то и предложили им покурить «травки». Костя храбро согласился, а Таня так активно и даже сердито на это отреагировала, что он, чтобы не уронить мужского достоинства сделал пару затяжек, приобщился, так сказать, и тоже сказал, что ему не нравится.
Потом виделись редко. Что стало с Коляниной коллекцией, Костя не интересовался, но догадывался. Он уже знал, что означают сборища, подобные тому, какое он видел у Коляни. А этот последний, как выяснилось, порывать отношений с Костей не хотел. От него несколько раз приходили какие-то типы, звали заходить, спрашивали, где работает Таня — кому-то, якобы, надо достать редкое лекарство. Визиты эти кончались ничем, Костя никуда идти не хотел.
Таня так категорически выразила свое нежелание иметь какие бы то ни было контакты с «этой» публикой, что Костя понял: о Коляне и его друзьях надо забыть навсегда.
Не получилось. На этот раз Коляня пришел сам и стал слезно умолять оказать ему услугу. Услуга заключалась в том, чтобы отвезти в Новоуральск сумку. Сам Коляня собирался туда ехать погостить, вещей у него набирается много, а товар это такой, что почте не доверишь. Для Кости риска никакого, в крайнем случае прямо назовет, у кого он взял эту сумку и для чего. Костя попытался было сослаться на работу, но Коляня и слышать ничего не хотел: «Возьми отгул, я в долгу не останусь...»
И вот финал. Сейчас надо идти к Коляне и объяснять, чем кончилась его затея.
* * *
Работы на отделении хватало на все лето. Управляющий, приехавший из соседнего совхоза с какого-то мероприятия районного масштаба, был настроен более размягченно и разговаривал на этот раз без первоначальной напористости. О своем требовании изгнать проштрафившегося Фадеича он словно бы и забыл, а когда в руках Алика появилась бутылка хереса, он даже крякнул, выразив тем самым свое удовлетворение принимаемым оборотом дела. Он взял бутылку, долго ее крутил в руках, разглядывая надписи и вынес заключение:
— Мы здесь от такого уже давно отвыкли. Не помню, когда уж и пробовал...
— За чем дело стало? — встрепенулся Алик. — Сейчас и попробуем. У нас и стакашек найдется.
— Ну, такую красоту, да из стакана! Это ж не пить — дегустировать надо.
Алик сориентировался моментально..
— Тогда так. Бутылку от нас примите для знакомства. С супругой в подходящий момент распробуете. А для знакомства можно и более мужской напиток принять.
И снова в руках у Алика бутылка. На этот раз коньяк. Пять звездочек, армянский. Устоять против этого трудно. Управ заколебался.
— Ну что вы, мужики, как можно... Прямо, считай, перед окнами своей конторы. Хоть бы в помещении где-нибудь.
— Вот как раз и насчет помещения, — опять нашелся Алик. — Насчет жилья-то нам пора подумать, вечер надвигается, а у нас крыши над головой пока нету.
— Да-да, это вы вовремя вспомнили. О жилье для вас надо решить вопрос безотлагательно. Надо вас куда-то поместить. А вот куда?
Управ задумался. Все почтительно молчали. Фадеич, на которого вновь принятая доза, как ни странно, повлияла благотворно, вдруг ожил. Он сидел прямо, смотрел на начальство преданными глазами и всем своим видом выражал готовность идти и в огонь и в воду, хотя про себя наверняка думал, что неплохо бы сейчас попасть в «Гвоздику» — парфюмерный магазин... Алик, полагая, что немножко грубой лести в данный момент не повредит, решил похвалить столовую отделения. Хорошая столовая — управа, считай, заслуга. И пока он расхваливал гуляш с вермишелью, которым их кормили, а заодно и само новое помещение столовой, мысли управа приняли верное направление.
— Да! Столовую-то мы ведь построили совсем недавно. А старое помещение пустует. Кровати поставить — вот вам и жилье. Матрацы, постельное белье — дадим.
— И новоселье заодно отметим, — вдруг вылез Фадеич.
Алик вложил во взгляд, которым одарил непрошеного комментатора событий, весь гнев и все презрение, которыми был наделен. Управляющий реплику игнорировал. Он поднялся со сломанного ящика, на котором сидел (это уже гости временно устраивали свой быт, натащив всякого хлама, который можно приспособить под сиденье) и окликнул выходившую из конторы девушку:
— Настя! Сходи к Клавдии Ивановне, возьми у нее ключ от старой столовой и принеси.
Помещение бывшего пункта питания грязновато, темновато, тесновато, в одном из углов небольшого зальца, которому суждено было стать общежитием, стояла круглая голландская печка, которую, станет прохладно, можно подтапливать, но все же импонировало своей автономностью. Ни столов, ни стульев сейчас, правда, в зальчике не было, но в кухонном отделении, где еще не демонтировали громоздкие плиты, на которых раньше варились супы, борщи и компоты, готовились гуляши и поджарки, можно было пристроиться. В кранах еще была вода, так что единственный стакан, которым бригада на данный момент располагала, можно было даже сполоснуть, прежде чем подать его Василию Ивановичу.
