До дома женщины и от него мальчишки шли, спотыкаясь — они смотрели не под ноги, а на «маэстро», настоятельно потребовав, что пойдут с ним. А тот был совершенно невозмутим. И лишь перед расставанием досадливо сказал: «Я поступил не по правилам чести, напав на них внезапно. Но меня извиняет то, что я защищал даму от напавших хищных зверей,» — и своим обычным наставительным жестом поднял палец.
С этого момента де ла Рош для Вальки стал третьим в мире человеком — после отца и мамы. Вот таким и хотелось быть (даже больше, чем таким, как отец, если честно): холодным, воспитанным, корректным, много знающим и умеющим, никогда и никого не задевающим первым, но дающим в случае чего сокрушительный отпор, готовым заступиться за слабого… Де ла Рош слегка посмеивался над мальчиком. Но не обидно… а то, что к одиннадцати годам Валька заслужил кличку «Чокнутый Лорд», и произносилась эта кличка только в его отсутствие и с опаской, само по себе говорит о его успехах в подражании. Отца Вальки несколько раз вызывали в школу, но он каждый раз дотошно разбирал дело — и качал головой: «Виноват не мой сын.» И это было правдой — Валька никогда не начинал первым… кроме тех случаев, когда нужна была его защита.
Учительница литературы как-то раз в сердцах сказала ему: «Ты Дон Кихот!» Валька вежливейше поблагодарил за сравнение — «Дон Кихота» он к этому времени прочитал и «Рыцарь Печального Образа» ему в целом понравился. Хотя Валька и считал, что перед тем, как отправляться на подвиги, тому следовало бы подзаняться общефизической и боевой подготовкой.
Де ла Рош тоже много говорил о рыцарях. Не как об иносказании, а о настоящих. «Самураи, — делал он презрительный жест, — шаолиньские монахи… Кто там ещё герои фильмов из Голливуда? Мы — Европа. Мы корнями — в рыцарстве как воинском сословии. И не должны от него отказываться и забывать его, даже если кто-то этого хочет.»
Валька видел, как тяжело он переживал извинения выжившего из ума папы римского — когда тот каялся перед мусульманами за участников крестовых походов. Странно было видеть, что можно так переживать за давно умерших людей. Но Валька поразмыслил — и понял, что в этом и есть справедливость. А как же иначе? Никто же не извинялся перед Европой за турецкие и татарские набеги, за алжирских пиратов, за миллионы угнанных в рабство и убитых…А перед Россией — ещё и за монгольское иго… А раз бородачи в зелёных головных повязках не извиняются — то и им нечего ждать извинений. С этого момента Валька ощутил как бы ниточку какую-то, что ли, протянувшуюся к нему от воинов прошлого. Они перестали быть только персонажами книг, фильмов и рассказов де ла Роша. А что про них говорили плохо — к этому времени Валька понял, что плохо «вообще», без конкретных примеров, говорят чаще всего о хороших людях.
Кстати, де ла Рош имел к крестоносцам непосредственное отношение, Валька знал. Де ла Роши, маркизы Сорель, графы Галуа, служили своей стране со времён как раз крестовых походов. Во время VII крестового похода — в 1248 году, в страшном по ожесточению бою при Мансуре — Людовик IX Святой был поражён мужеством простого сержанта Гиго Роша. Когда пал рыцарь, в копье которого Гиго служил, а вместе с ним был ранен оруженосец, сержант не только не дал остальным людям отступить, не только вытащил из-под клинков визжащих мусульман господина — на плече — и оруженосца — под мышкой — в безопасное место. Он вернулся в бой и с криком: «Бог нам щит!» крушил неверных тележной оглоблей, потому что своё оружие бросил, спасая благородных людей. Вдохновлённые его примером, люди копья воспрянули духом и пошли в наступление, увлекая за собой и всё знамя. Копья и стрелы неверных — близко те подходить страшились, потому что не только человеческие, но и конские черепа разбивало страшное оружие — изранили Гиго, но он упал наземь только услышав пение победных труб.
Людовик Святой, сам явивший в том сражении беспримерную доблесть и видевший неистовое мужество сержанта, сказал: «Если только этот воин останется жив — быть ему рыцарем.» Гиго выжил — и получил титул маркиза Сорель, и небольшое поместье Сорель, которое он с чисто крестьянской сметкой «вывел в люди». Уже его внуки старались не вспоминать о «мужичьем» происхождении. Но они не утратили лучшего качества своего предка — воинского духа. На протяжении семи веков не знали они иной службы, кроме воинской. Дед Клода-Антуана вместе с де Голлем эмигрировал в Англию в дни гитлеровской оккупации, а его семья попала в концлагерь Аушвиц и выжила чудом. Отец Клода-Антуана в 56-м подорвался на советской мине, поставленной алжирскими партизанами и, как когда-то отважный Гиго, уцелел. А двадцатилетний Клод-Антуан в 86-м стал лейтенантом парашютистов.
Его карьера оборвалась ровно через десять лет. Находясь в составе миротворческих сил в Боснии, в бывшей Югославии, тридцатилетний майор стал свидетелем того, как мусульманские бандиты вырезали сербскую деревню, мужчин которой как раз парашютисты де ла Роша и разоружили за день до этого — как было приказано командованием международных сил…
Де ла Рош не успел помешать. Но он нагнал банду. Он отдал приказ парашютистам открыть огонь по извергам. Он лично расстрелял с полными штанами сдавшегося в плен главаря мусульман.
И через три месяца был лишён чинов и наград, с позором уволен из армии, без которой не мыслил жизни. А с ним ушли три лучших офицера и пять сержантов его батальона. Не по приказу, а по доброй воле.
В том же году он уехал в Россию. Он и сам не знал, почему. Может быть, потому что ничего более далёкого от своей прежней жизни просто не мог себе представить.
Чемпион вооружённых сил по саватту, фехтованию и стрельбе стал учить мальчишек из богатых семей тому, что умел сам. Сперва ему просто не доверяли — он ничуть не был похож на наводнивших Россию жадноватых и амбициозных «сенсеев», учивших, как надо лбом пробивать стены и ногой крошить камни, но при этом то совращавших учеников, то просто воровавших спонсорские суммы, а то и толком ничего в реальности не умевших. Но потом «братки» и «фирмачи» разобрались, что это за человек. И оробели от осознания собственной незначительности. А уж тут у де ла Роша появилась возможность выбирать учеников — и выбирал он привередливо…
…Де ла Рош ещё дважды брался за оружие. В первый раз — весной 99-го, когда на Сербию напало НАТО. Он поехал воевать добровольцем в отрядах знаменитого Ражнятовича и, вернувшись летом того же года в Россию, отправился на Кавказ. Кое-кто после Второй Чеченской с удивлением рассказывал о сухощавом длинноволосом чудаке в форме, сидевшей, как влитая — чудак сражался в отряде терских казаков и прославился, как беспощадный истребитель «чичиков». А в бою многие слышали, как он что-то бормочет — вроде бы по-французски… Кто-то разобрал слова…
