— Интересным? Я? — удивился Риван.
— Ты. Не каждому Бог-Ворон прямо говорит явиться на встречу со своим сыном, — северянин поднялся на ноги. — Ну а пока можешь познакомиться с братьями, тебе скажут, если нужна будет какая помощь. До завтра, Риван.
— До завтра, Раунхильд.
Сыном? Так вот кем себя мнит колдун? Честолюбия ему было не занимать. Но если простой люд еще может на такое повестись, то как жрецы в подобное верят? Уму непостижимо! Весь остаток дня Ривана не покидало беспокойство. На личную встречу с Корвусом жрец никак не рассчитывал, она пугала его, чего уж говорить.
Помогая собратьям в сортировке трав да в осмотре гонтины на предмет ещё какого полезного скарба, Риван в основном молчал да слушал. Узнал, что вдова Линнарда с сыном пропала сразу, как только отдала приказ открыть ворота. Кто говорил, что сбежала, чтобы укрыть наследника Таламии, кто — что спряталась в городе. Рассуждали о дальнейшей дороге, как только все войска Корвуса подтянутся к Равнице, и что ждет их в Гвинланде. Когда обсуждали прошедшую битву в Заречье, Риван боялся услышать о павших культистах Ульвальда, напрасно, о них не было ни слова. А придумать, как узнать самому и не привлечь внимание, так и не смог. Про разговор с Раунхильдом никто не спрашивал, видимо, не принято. Оно и к лучшему, одного раза Ривану хватило.
Наутро жрец с тяжелым сердцем побрел в сторону молитвенного холма, что возвышался над главной площадью строго напротив крома, за стенами которого укрывались дворец и прилегающие постройки. Площадь служила местом как для гуляний, так и для народных собраний, но сейчас, подле богато украшенного помоста, предназначенного для восседания царской семьи, выросли ряды виселиц с повешенными. Вот они, срочные дела, что спешил творить колдун. Риван с трудом подавил ком в горле, рассматривая казненных. Были тут и жрецы Артулы, судя по обрядным бурым нарядам, и ведунья Калиппы, совсем юная девчушка с пучком совиных перьев в волосах, и богато разодетые вельможи. Ривану сделалось невероятно совестно от краткого мгновения облегчения, что он испытал, когда не увидел на висельниках ни знакомой стеганки, ни ожерельев из волчьих клыков.
Жрец поспешил оставить место казни за спиной и поднялся к священному месту, где каждый житель Равницы мог вознести молитвы да поднести дары почитаемым в этих краях богам. До сегодняшнего дня. Приблизившись, Риван увидел поваленных истуканов: медведицу, сову да коршуна, которых батраки под надзором чернолатных солдат нещадно разносили топорами на куски. А на освободившееся место водружался новый идол, до боли знакомый и в то же время неизвестный Ривану. Как и прежде, до войны, с высоты смотрел пустыми глазницами на своих почитателей мудрый бог, но если раньше его крылья из черненного протравленного дерева были сложены, то нынче Бог-Ворон гордо расправил их над святилищем.
За установкой идола поодаль наблюдали готовые к первым обрядам врановые жрецы, среди которых был и Раунхильд, а во главе, величаво сложив руки на груди, стоял реильский царь. Пока Ривана не приметили, он попытался украдкой рассмотреть колдуна. Высокий, статный, худой, с ниспадающими аж до поясницы вороными локонами, что со спины можно и за деву принять, на свою беду; в вычурном коротком камзоле, плечи которого ухватили стальные наплечники, вторящие птичьим когтистым лапам. Вызывающий, провоцирующий, он словно всем своим видом хотел показать свое превосходство, и ему это удавалось.
Белокурый жрец, завидев Ривана, поманил его и что-то прошептал Корвусу на ухо. Тот повернул голову и осмотрел незнакомца с ног до головы. Риван силой воли заставил себя оторвать взгляд от шрама на его щеке и черного глаза, что было привычно и естественно видеть у братьев во время ритуалов, но никак не на бледном лике колдуна.
— Государь, — растерянно склонил голову в приветствии Риван, не зная, как подобает обращаться к особам таких величин.
— Подними глаза, жрец, — властным и в то же время спокойным тоном проговорил колдун. — Добро пожаловать. Раун рассказал мне, что нашел в тебе нечто особенное. Мы ещё поговорим с тобой об этом наедине. Взгляни, — тонкие окольцованные пальцы указали на занявшего свое место идола. — Что ты чувствуешь?
Безумно захотелось выкрикнуть, что это не его покровитель. Мудрый бог не стал бы проливать кровь в бессмысленной войне, не позволил бы убийце зваться его сыном и не требовал бы вешать маленьких девочек на городской площади. Но…
— Мне радостно вновь видеть его образ на молитвенном холме, знать, что к его ногам снова можно поднести дары, — покорно ответил Риван. — Но честно, я никогда раньше не видел его с распростертыми крыльями.
— Таким он предстал предо мной впервые, перед тем как открыл мне свою волю и мою судьбу, — вкрадчиво проговорил Корвус. — А возможно и твою, жрец.
По спине пробежал холодок от слов колдуна, шальная мысль промчалась в голове — бежать сегодня же ночью на север, отыскать Хальварда и как можно скорее убраться восвояси. Но он проделал такой путь не для этого, нет. Риван молча впился взглядом в пустые глазницы истукана: «Что же ты такого уготовил для меня?»
========== 9. Вина ==========
Несмотря на то, что простым обывателям ничего не угрожало, все же стоило убраться из города как можно скорее — если стражники будут допрошены, то непременно станет известно, что в Равнице есть лазутчики полководца Нигрима. И в то время, как жрец всю дорогу был укутан с головы до ног, своим лицом Хальвард успел посветить.
Решил выбираться тем же днем, пока не утихла шумиха с разоружением гарнизона да заменой солдат на постах. Стремящихся покинуть город стало в разы меньше, местный люд в большинстве своем притих и замер в страхе, не зная, чего ожидать от реильцев. Но хватало и готовых рискнуть. Те выстроились в неладный ряд на привратной площади у единственного открытого для горожан северного выхода. В основном фермеры и купцы, что втридорога распродали свой товар готовящимся к осаде жителям, да замешкались и не успели покинуть город. Но попадались и отчаянные горожане, одного взгляда на которых хватало, чтобы понять, что из Равницы их гнал слепой страх.
С палашом наперевес ломиться через ворота было не лучшей идеей, но и оставаться без оружия на вражеской территории Хальвард не желал. А вот от драгунских лошадей, что выделил им Свирепый, решил избавиться, почти что задаром загнав их. После чего солдат дождался, когда к концу очереди пристроился купец с подходящей телегой, запряженной гнедой кобылой, и направился к нему. Торговец выслушал просьбу Халя, подкрепленную серебряной монетой, с опаской поглядывая на постовых, проверяющих каждого норовящего пройти через врата, и неуверенно запротестовал:
— Мне не нужны неприятности, — признался купец вполголоса, при том, что гул на площади стоял, как в базарный день, кричи — не хочу. — Мне бы в родной город попасть, к семье.
Халь молча шлепнул по протянутой ладони второй монетой.
— У меня и без того нет уверенности, что в сохранности груз довезу, страшно представить, что сейчас на дорогах творится. А свояк, как черные латы на улицах увидал, тут же рванул из города, скотский сын. И нет бы сдали накануне, был бы сейчас с пустой повозкой.
Третья монета звонко брякнула о предыдущую в ладони купца.
— Так что да, деньги будут не лишними. Твоя взяла, арьяр, — на таламийский манер обратился к Халю купец, признав в нем солдата.
Бросив очередной боязливый взгляд на реильцев, он позволил Хальварду спрятать укутанный в тряпье ремень с ножнами в щель меж досок на дне телеги и прикрыть это место мешками. Подумав, солдат уложил туда же и стеганку, после чего разместился рядом с купцом на облучке повозки. Если будут обыскивать и снаряжение найдут, Халь сможет прикинуться охранником торгаша, всяко лучше, чем в одиночку привлекать внимание.
К счастью, пропустили без помех, лишь бегло осмотрев мешки и коробы. Не успели оказаться за вратами, как за спиной поднялся шум, от которого купец пугливо вжал голову в плечи. Обернувшись, Хальвард едва успел заметить, как скрутили и наскоро уволокли престарелого медвежьего жреца, после чего толпа затихла. До чего же больно было видеть, что никто не высказал и слова против, не то чтобы заступиться за старика. И ещё паршивей, что и сам Халь вынужден был просто отвернуться.
