валун! Разрази тебя гром, ты помощник хоть…
– Как говорил Таньшанский казначей: «Я всегда всем могу помочь».
Оливье оборвался на полуслове, и мы одновременно повернулись.
Архивариус стоял в шаге от нас, с интересом разглядывая горшок.
– Он не дышал, – испугался я.
– Протухшая икра не свежеет, – подтвердил Оливье.
– Прошу прощения, – смутился архивариус. – Как сказал избранник из Оркариума после голосования: «Я был не совсем честен с вами». Должен признаться, я не совсем живой.
У меня отвисла челюсть. По-настоящему. Закрыв рот рукой, пока не потекли слюни, я сглотнул.
– Продолжайте! – потребовал Евлампий, и я услышал знакомое шипение.
Голем превращался.
– Как сказал попавшийся вор: «Не делайте преждевременных выводов», – попросил архивариус. – Я всё расскажу. Начну с того, кто я. Я не архивариус – я архив.
От удивления голем вернулся к обычному виду.
– Как это? – растерянно спросил он.
– Сто лет назад высшие чародеи основали магистрат. А чтобы хранить свой архив, они создали меня. Я множество магических книг с единым разумом.
– Никогда о таком не слышал, – громыхнул Евлампий.
– Я тоже, – подтвердил Оливье.
Вынув из бездонной сумки самострел гномьей работы, он прицелился в Мровкуба.
– Как говорил один клятвопреступник: «Истинная правда», – обиделся архивариус. – Я живу в Семисвете. Одному, с архивом не совладать, без рук то и ног. Поэтому, я наворожил гомункулов Мровкубов. Магические слуги, вроде големов, только ни на что не способные без управления, – глядя на Евлампия, уточнил он. – Для удобства, их столько же, сколько миров. Я в теле Тридцать Первого.
– Шелуха, – бросил дядя, не опуская самострел, – Ну-ка, надави пальцем на глаз!
Архивариус поднял руку и прижал к лицу. Ничего не произошло. Глаза так и остались голубыми.
– Ещё раз! – скомандовал Оливье, ткнув самострел в горло Мровкубу и прижавшись вплотную.
– Что за обряд? – удивился ничего не понимающий голем.
– Порожний, – наконец отлепился дядя и отступил. – Как открыть замок?
– О чём вы? – удивился Евлампий. – Кого интересует замок! Зачем вы отправились в Изумрудный мир?
Оливье повернулся и сбросил голема с моего плеча.
– Отвечай! – велел он, махнув на архивариуса самострелом.
Голем забрался обратно, придерживаясь за цепочку.
– Я веду счёт всем обидам, – насупившись, пробормотал он.
– Как говорил Семисветский медвежатник: «Объяснить сложно, но если позволите, я открою», – предложил Тридцать Первый Мровкуб.
– Валяй, но учти, ты на крючке! Поплывешь не туда, подсекаю! – предупредил дядя.
– Я буду осторожен, – пообещал архивариус.
Он подошел ближе и склонился над замком.
– Устройство обычное, всего три сторожевых заклятья, друг с другом не связаны…
Пошарив вокруг, он подобрал зелёную веточку и поднес к замку.
– Переносим магическую энергию с горшка на ветку. Замыкаем. Создаем обратный щит…
Архивариус ещё побормотал и взмахнул рукой. Замок щёлкнул и открылся. Ветка посинела, засохла и рассыпалась пылью.
– Подыми крышку! – скомандовал Оливье.
Внутри горшка блестели и призывно позвякивали золотые монеты.
– Меняй курс, книгочей бессмертный!
Архивариус покорно отступил.
– Закон нельзя нарушать, когда захочется, – настаивал голем. – Вы ещё ответите!
Оливье усмехнулся и ударил прикладом самострела по замку, сбив его.
– Спросит чайка, я отвечу, в море тоже нету счастья, – он подмигнул мне, убирая оружие в бездонную сумку. – Не всё ему невиновных пытать, пусть сам помучается, без замка-то.
Прежде чем голем успел возмутиться, дядя присел рядом с горшком. Протянул руку и три раза щелкнул по медному боку.
Раздался мелодичный звон. Монеты в горшке затряслись, перепрыгивая с места на место. Запахло грозой.
– Полундра! – крикнул дядя и отскочил в сторону.
Золото сверкнуло, и в небеса ударили семь прозрачных струй. Гудя, разлетелись перламутровые брызги. Я отступил подальше, задрав голову. Водяные столбы тянулись в вышину и растворялись на фоне голубого неба. Пока, после звона из горшка, крайний столб не потемнел до фиолетового, а другие не окрасились в синий, зелёный, жёлтый, оранжевый и красный. Чем сочнее становились цвета, тем сильнее склонялись столбы, будто ветви с созревшими плодами. Радуга блеснула и провалилась дальним концом за горизонт.
– На абордаж! – весело вскрикнул Оливье.
Не удостоив нас и взглядом, он подбежал к горшку, подобрал золотую монету и, сделав шаг, исчез в разноцветном сиянии.
Я пустился следом.
– Монета – твой билет. Без неё на мост попасть нельзя, – пояснил голем то, о чем я и сам догадался.
– Как говорил гиппогриф перелётным птицам: «Могу я отправиться с вами?».
Я обернулся. За мной, в нерешительности переступая с ноги на ногу, стоял Тридцать Первый Мровкуб. Вперёд голема ответить я не успел.
– Ты должен пойти с нами, – сообщил он. – У меня накопилась куча вопросов.
– Боюсь, учитель против будет, – заметил я.
– А кого это волнует! – взъерепенился Евлампий.
Я вздохнул. Кого бы это ни взволновало, крайним опять буду я.
– Как говорило Трутанхеймское приведение: «Я могу быть незаметным», – пообещал архивариус.
Тут уж я сомневался, но голем снова меня перебил.
– Какие хлопоты? – удивился он. – Ты так помог, а твои знания, помогут ещё больше.
– Как говаривал хранитель мести: «Всегда к вашим услугам».
Я покачал головой и, повернувшись, поднял из горшка монету. Она весила, как десять обычных.
– Не стой столбом! – поторопил Евлампий.
Я скривился, но шаг сделал. Спорить некогда. Меня потащило сквозь радужное сияние. Мимо пролетело перевёрнутое дерево, все ещё неподвижный силуэт Душегуба, одуванчиковое поле и заросли кустов. Я еле втянул плотный воздух. Та ещё хохма – оборотень не от ошейника задохнулся.
– Иди! – приказал Евлампий.
Я шагнул ещё. Перед глазами мелькнули цветочные поля с феями сборщиками нектара, а за ними, как прицепленное унеслось голубое небо, и я застрял посреди звезд. Испугавшись, я засеменил так, что радуга помчалась не хуже волшебной брусчатки. Я пискнуть не успел, как свалился с неё в густую пыль.
– Добро пожаловать в Благодатные земли! Ты что-то не торопился? – прищурился, будто целясь в меня, Оливье.
Я валялся у его ног. Футляр мастера Правши выпал из-под рубахи и нагло мозолил глаза.
– Вот так-так! – недобро протянул дядя.
Я боялся говорить, чтобы всё окончательно не испортить.
– Язык прикусил? – осведомился он.
– Слишком разогнался, – ответил вместо меня Евлампий.
– Что за футляр, крысёныш? – поджав губы, допытывался Оливье.
– Е-д-да д-ля-ля наслаждения, – еле выговорил я.
– Правша? – удивился дядя. – Из норы Душегубчика?
Он подхватил футляр и усмехнулся.
– Опасная вещичка, с двумя левыми лапами, ей лучше не орудовать, – по его лицу пробежала лукавая улыбка. – Побудет у меня.
Заглянув в футляр и цокнув языком, Оливье убрал его в бездонную сумку. Раздался писк.
– Как не вовремя, – расстроился дядя.
– Что случилось? – кротко спросил Евлампий.
– Пора вносить абонентскую плату за сумку. Год прошел, а я и не заметил.
Странно, что голем не возмутился. Я ожидал пламенной речи о том, что сокровища
