— Никогда…
— Отлично, перейдем дальше, речь шла о том, чтобы, сговорившись с ирокезами, привести их в Луизиану…
— Милостивый государь…
— Извините, я не договорил, — добавил охотник насмешливо.
— Но это, конечно…
— Позвольте, вы еще успеете оправдаться, если сумеете.
— Напасть на плантацию Красная Палка и убить всех женщин, находящихся там.
— Это низкая ложь, никогда такой ужасной мысли…
— Возьмите этого негодяя и обыщите его! — хладнокровно приказал охотник.
— Нет, нет, — вскричал с ужасом осужденный, — я все расскажу сам, меня бесполезно обыскивать, ничего не найдете при мне, бедность меня вынудила на это. Простите, простите, умоляю вас!
— Обыщите его, — повторил охотник.
Приказание было моментально исполнено.
Карманы негодяя оказались набитыми золотом, а в одном, на самом низу, в бумажнике, лежала вчетверо свернутая бумажка, на которой собственной рукой графа Витре были написаны необходимые, но самые подробные инструкции; желая, чтобы дикие лучше поняли его требования, он подробно, до мелочи, объяснял, что он от них ожидает и что дает в награду за исполнение его предписаний.
— Вот это хорошо, — сказал охотник ледяным тоном, свертывая и оставляя у себя бумажку, — а золото положите обратно этому негодяю; вы заслуживаете смерти, милостивый государь.
— Не убивайте меня! — вскричал он с мольбой. — Я был сумасшедший, я сам не знал, что делал.
— Вы заслуживаете смерти, — повторил охотник, — но я предоставляю вам возможность избежать ее, мы вас не тронем, никто не захочет марать руки, мы честные люди.
— Но что же вы хотите со мной делать, скажите ради неба? — вскричал он дрожащим голосом.
— Я хочу вас только наказать, как вы этого стоите: отберите у него весь порох, пули, оружие, оставьте только один заряженный пистолет, чтобы он мог сам положить конец своей нищете, если только он не побоится убить себя.
— Вот это дело, — сказал один из канадцев.
— Хорошо, теперь слушайте, мы вернемся в лагерь, вы же, если только найдете выход отсюда, — а я хотел бы, чтобы вы нашли его, — вы пойдете куда вам угодно, только не в Луизиану, понимаете?
— Увы! Неужели вы так безжалостны!
— Вы не отвечаете?
— Боже мой, я сделаю все, что вы прикажете!
— Теперь вы сядете у этого дерева спиной к нам.
— Хорошо.
— И не повернетесь, пока не услышите вой красного волка.
— Хорошо.
— Если вы повернетесь или даже пошевелитесь раньше, вам пустят пулю в лоб.
— Я не шевельнусь! — испуганно вскричал он.
— Может быть, ошибетесь.
— Как, что вы хотите сказать?
— То, что думал.
— Что же еще?
— Довольно и этого; до свидания, да спасет вас Бог! И по данному знаку охотника канадцы ушли.
— Поверьте мне, лучше убейте себя, — сказал безжалостно охотник.
— Я? Зачем, я еще молод.
— Как угодно, до свидания! — И он ушел.
Почти через месяц охотник, проезжая тем самым лесом, где был брошен молодой человек, наткнулся на его труп, местами еще покрытый уцелевшими клочками полотна и сукна; оставленный при нем пистолет валялся тут же, он был еще не разряжен.
Какая ужасная драма разыгралась в этой пустыне, осталось никому неизвестным.
Недаром говорят индейцы, что легче пробить каменную стену, чем стену девственного леса.
И они правы.
ГЛАВА IV. Ужасные четверть часа для Нигамона и его войска
Фанатические сектанты-пуритане, которые в царствование Карла I и Карла II ушли из Англии в американские пустыни, надеясь там на свободе исповедовать свою строгую религию, точно придерживались священного писания, принесли с собой ужасный древнеиудейский закон: око за око, зуб за зуб; они первые ввели его в этой новой стране, где ни закона, ни общества еще не существовало и каждый должен был сам себя защищать: этот закон как нельзя лучше привился на свежей девственной почве, где он царит и в настоящую минуту во всей своей силе под именем закона Линча, но не в пустынях уже и не среди диких, а в самых больших образованных городах республики, среди бела дня, на глазах всего общества, не встречая ни малейшего протеста.
Это доказывает только, как слаба еще и несовершенна так называемая цивилизация, которой гордятся граждане великой республики: нас обмануть нелегко, мы слишком хорошо знаем цену обманчивой внешности.
Совершив хладнокровно и с полным сознанием выполнения своей обязанности закон возмездия над несчастным, который за несколько золотых монет стал соучастником краснокожих в убийстве беззащитных женщин, охотник поехал обратно в лагерь ирокезов.
Какая-то невидимая сила руководила только что совершившимся в лесу; охотник, давно уже знавший все низости Плакучей Ивы, нисколько не искал столкновения с ним, но он сам, точно сознавая, что его последний час настал, поехал за ним и радостно кинулся навстречу, завидев его между деревьями.
Строго выполняя жестокий закон, охотник сумел в одно время быть справедливым и не обагрить своих рук такой грязной кровью; подлость этого негодяя была ему так отвратительна, что он, даже рискуя дать ему, хотя и слабую, возможность избежать заслуженного наказания, оставил его на волю Божию в лесу и был совершенно покоен, сознавая, что исполнил свой долг.
Еще ночь не наступила, когда охотники вернулись в лагерь.
Вождь ирокезов спросил охотника, не встречал ли он Плакучую Иву, который еще утром уехал и до сих пор не возвращался.
Охотник коротко ответил, что никого не встречал, и тут же предложил в случае, если молодой человек ночью не вернется, поехать со своими друзьями на поиски.
Вождь принял предложение и любезно поблагодарил, добавив:
— Если он заблудился, тем хуже для него, для нас же невелика потеря, если он не вернется; Нигамону он больше не нужен; с него достаточно ожерелья Великого Калюмэ.
На следующий день, как обещал, охотник отправился на поиски за невернувшимся молодым человеком.
Понятно, что поиски эти были безуспешны, он вернулся один; прошло два-три дня, и никто уже не вспоминал больше об этом негодяе, бывшем совершенно чужим и никем не любимым среди деятельных людей лагеря ирокезов.
Путешествие Нигамона совершалось очень быстро под руководством охотника, опытность и верный глаз которого приводили всех в восторг.
Таким образом прошло две недели.
Однажды утром охотник, или Великий Дуб, как называл его Нигамон, подойдя к нему во время завтрака, бесцеремонно сел с ним рядом.
— Отлично, — сказал очень любезно вождь ирокезов, — Великий Дуб всегда дорогой гость для его брата, особенно, если он хочет разделить с ним его кашу.
