— Благодарю, вождь, я ел уже, — откровенно отвечал охотник, — я пришел поболтать с вождем и предложить ему несколько капель водки, чтобы вождь был весь день весел.
И он подал тыквенную бутылку, висевшую у него через плечо, наполненную великолепным французским коньяком.
— Водка хороша для краснокожих, — сказал нравоучительно вождь, — но они не упорны злоупотреблять ею потому, что эта огненная жидкость туманит их головы и делает их сумасшедшими.
— Это верно, — возразил, смеясь, охотник, — но можно привыкнуть, как привык я; я пью ее, как ребенок молоко.
— Бледнолицые пьют ее с колыбели, но краснокожие — почти никогда.
— Вы правы, вождь, я удивляюсь вашей воздержанности, вы выпили несколько капель.
— Вождь должен быть во всем примером для подчиненных, — заметил Нигамон, возвращая наполовину опорожненную бутылку.
Охотник слегка улыбнулся.
— Брат мой говорит, — начал вождь, — что мы скоро придем на место.
— Я пришел об этом поговорить.
— Мои уши открыты, брат может говорить.
— Теперь уже второй день последней четверти месяца, к новолунию мы будем на месте.
— Отлично.
— Сегодня вечером, до заката солнца, мы вступим на берега Матери вод; нужно удвоить осторожность, французы не такие враги, чтобы презирать их, особенно в их же владениях.
— Отлично. Мы их заставим выйти из нор.
— Я надеюсь, и чем скорее это будет, тем больше буду я рад.
— Мой брат канадец и не любит французов? — удивился вождь.
— Потому-то я их и не люблю, что я сам из Канады, разве любят рабы своих владельцев.
— Мой брат хорошо говорит, слова его справедливы, пусть же он продолжает, его друг слушает.
— Сегодня вечером мы придем в очень удобное место, где можно будет устроить крепость, не возбуждая подозрения, и где мы можем отлично спрятаться сами и сложить свою добычу. Расположившись там лагерем, мы будем оттуда ходить куда вздумается и будем видеть и знать все, что происходит в тех пунктах, которые нас интересуют, о месте же нашей стоянки никто никогда и не догадается, так трудно туда пробраться не знающему в совершенстве этой местности.
— Мой брат — великий вождь, его ум велик, как у бледнолицего, я буду всегда следовать его советам.
— И отлично сделаете, вождь, вы скоро вполне убедитесь, что я вам только добра желаю, — сказал охотник, загадочно улыбаясь.
— Я и теперь знаю, — отвечал заметно опьяневший Нигамон, — у моего брата язык правдив; он будет делать со мной все, что ему вздумается.
— Я не прошу так много, — смеясь, заметил охотник, — я хочу только быть вам полезным; если вы мне поверите, мы укрепим свой лагерь по образцу бледнолицых.
— Охотно, только не знаю как.
— Я беру это на себя, вождь, и в два дня все будет готово.
— И мы устроим крепость подобно белым? -Да.
— Благодарю, брат мой, великий вождь Нигамон — его друг.
— Благодарю, вождь, сегодня вечером мы поговорим об этом, осматривая выбранную мною местность. Теперь же самое лучшее — идти, путь наш долог.
— Отлично, раньше чем через десять минут, выступим.
Предстоящий переход был длинен, дорога отвратительная.
— Мы на пограничной земле, — говорил охотник вождю, когда тот начинал жаловаться на всевозможные неудобства и неприятности, встречавшиеся на каждом шагу.
Наконец, около семи часов вечера, войско остановилось. Это была не временная остановка. Ирокезы предполагали тут сложить всю предстоящую им добычу.
Дикое место как нельзя более соответствовало предполагавшемуся назначению.
Представьте себе среди равнины, окруженной лесом, довольно высокий холм в виде усеченного конуса, на площадке которого можно легко устроить неприступную крепость. Внутри этого страшного холма была громадная пещера, разделенная самой природой на несколько больших, высоких отделений, походивших на комнаты и коридоры, кончавшиеся тремя выходами с разных сторон горы.
Как ни хитер был Нигамон, но охотник, на которого он смотрел свысока, считая себя выше, обманул его, как глупого ребенка.
Подобную хорошо защищенную крепость одна только измена могла победить.
Спешившее, утомленное длинным переходом, войско старалось только прикрыть холм нарубленным хворостом и сухими ветвями на ночь; этого было вполне достаточно для их безопасности, утром же они предполагали встать с восходом солнца, чтобы приняться за постройку настоящей крепости.
Но на завтра им предстояла более спешная работа, продолжавшаяся несколько дней.
Да они и сами не спешили приниматься за укрепление, находя, что вполне достаточно нескольких часов для того, чтобы приготовиться и отразить неприятеля, как бы ни был он многочислен и силен.
Охотник, очень довольный этим мнением, старался поддержать его, доказывая удобства места, многочисленность и смелость войска. Крайне ленивые краснокожие, не переносившие утомительного труда и не понимавшие, каким образом могут бледнолицые работать из-за жалованья, когда можно ничего не делать, великолепно спать на солнце, спрятав одну голову в тень, были рады избавиться от работы.
Стремление и способность к труду служит мерилом умственного развития.
Однажды утром Нигамон подошел к охотнику.
— Моя молодежь отдохнула.
— Они хотят за границу? Да?
— Да, они знают, что французы богаты.
— Отлично, когда же вождю угодно отправиться? Завтра?
— Завтра? Не скоро ли это?
— Почему? Я всегда готов, от меня задержки не может быть.
— Мой брат знает и понимает все.
— Так завтра?
— Да.
— Великолепно! Я пойду предупредить моих охотников, оставленных в лесу, они нам будут нужны в экспедиции.
— Брат мой вернется поздно?
— Очень может быть, я не знаю сам, где они теперь находятся, мне, по всей вероятности, придется искать их, а на это нужно время; во всяком случае, я постараюсь вернуться как можно скорее.
— Отлично, брат мой приведет своих друзей, я буду им так же рад, как и первым, которые пришли с ним раньше.
— Благодарю, вождь, я сейчас же отправлюсь и оставлю вам своих друзей, мне никого не нужно, я пойду один, только попрошу, вождь, оказать мне небольшую услугу.
— Что желает охотник?
— Мои друзья честные и смелые охотники, но они любят сильно водку.
— Водка — великое лекарство! — воскликнул вождь, глаза которого при слове «водка» заблестели.
— Может быть, вождь, но я боюсь, что мои друзья злоупотребляют ею.
— Мой брат имеет водку?
— Да, у меня есть маленький бочонок коньяку, бутылок в 50, который я очень берегу, потому что не знаю, когда успеется возобновить запас.
— Что же хочет брат мой? — полюбопытствовал вождь.
