Матросы и другие Боцманы (странная фамилия), очень быстро меня раскусили. Они поняли, что гордое имя матроса торгового флота я захватил нагло и по недоразумению. И не мудрено речные братишки привыкли общаться на своей флотской терминологии, а я хоть и понимаю отличия между зюйдом и нордом, но вместо юта, куда меня посылают большими буквами, бегу в другую сторону…
Если бы только одно это, я бы и горя не знал…
К моей радости капитан смирился со мной, как с ниспосланным свыше неизбежным злом. Чтобы я не утопил корабль, вместе с грузом и бравым экипажем в придачу, старались мне поручений связанных с движением судна не давать.
Должен признаться, это помогало плохо. Не из пакостности и не по злодейскому умыслу, но вредил, команде быстроходного баркаса как мог. Тем более, во время всего плавания палуба шаталась из стороны в сторону, что не давало возможности сосредоточиться и задержать в уме сочные, соленые приказы и проклятия в свой адрес… Просто не успевал… Только начинал думать, отчего это «сто чертей мне в глотку, а ржавый якорь в задницу»? Судно переваливалось на другой бок, а в мой адрес неслись иные пожелания.
Благодарю небеса, что в условиях российских речных просторов, чуждый нам суд Линча отменили. А пиратские привычки, сразу вешать проказника на рею, признали вредными для нашего общего флотского дела. Если бы, это средневековое отношение к человеку осталось, каюк матросу… Все время забываю свою нынешнюю фамилию. Ну, да, якорь ей в задницу…
Мои знания, умения и высокую квалификацию с пользой для дела использовались на работах попроще. Жирные котлы вымыть. Убрать туалет, гальюн по морскому, мной же изгаженный во время жуткого полуторабального шторма. Да мало ли на судне всяких разнообразных занятий: палубу шлифануть и вымыть; медный поручень надраить, «чтоб блестел, как у кота залупа» (замечание старшего матроса); наждачной бумагой отодрать ржавчину…
Я начал входить во вкус речного путешествия только тогда, когда мои товарищи окончательно осознали, мою безнадежность и перестали мучить меня работой. Они поняли, что на открытых водных просторах, это себе дороже.
Вскоре вид и запах еды, перестал вызывать во мне приступ рвоты. Я уже достаточно освоился и мог выползать из кубрика не на карачках, а гордо выходить на своих двоих, подламывающихся при каждом шаге, ногах…
* * *
Когда наступило время получать удовольствие от этой странной прогулки, передо мной, во всей красе раскинулся порт города Санкт-Петербурга. Память еще хранила воспоминания о моем недавнем в нем нахождении.
В честь счастливого завершения плавания, а еще потому что я, после такого количества морских мучений, остался жив, спустившись с трапа, поцеловал землю, в виде бетонного причала.
Осмотревшись по сторонам, увиденным остался доволен. Сам себе сказал «гут». Все нормально. Чистенько, в голубых и розовых тонах. Поэтому к делу…
По старой пиратской традиции, по случаю покорения и захвата новой территории, решил устроить кутеж и народное гулянье в кабаке, с битьем зеркал, дракой и поножовщиной. Пригласил весь экипаж, всех четырнадцать человек, отпраздновать вместе со мной славный праздник прибытия на землю.
Мои товарищи по героическому плаванию, приняли мое приглашение без энтузиазма. Скажу больше, отмахнулись и от меня, и от удовольствия выпить в моей компании. Когда же я рассказал им о своем желании, за все выпитое и съеденное заплатить из своего кармана, меня начали качать. На радостях, не рассчитали своих сил и чуть не выбросили мою тушку за борт.
Не далеко от порта, нашли славный кабачок, с едой и алкоголем. Расположились. Осмотрели интерьер питейного заведения и сопутствующие убранству декоративные финтифлюшки. Высказали ряд критических замечаний по отдельным его элементам. Решили пока оставить все так как есть ничего не исправляя. Философски, то есть здраво рассудили, что после нашего ухода, все само развалиться. Само собой разумеется, что на обломках сладострастья, напишут наши имена…
Пока принесут заказанное, общим решением собрания трезвых матросов определили, что местные проститутки товар лежалый, траченный молью и не стоит нашего внимания. Впрочем, по мере угощения разнообразными напитками, данное решение, самой жизнью было посрамлено и опрокинуто навзничь.
Во время выпивки, узнал у обслуживающей нас официантки, где в этом городе можно снять жилье.
Капитан, сидящий рядом со мной, между тостами и опрокидыванием спиртного в свою глотку, нити беседы с членами экипажа не терял. На зависть мне, кое-что повидавшему разведчику-диверсанту, он находился в состоянии жесткого самоконтроля. Поэтому, услыхав о причинах моего здорового любопытства по поводу наймом жилья, прокричал «Виват!». Мой интерес к этому вопросу, вызвал у него морскую бурю восторга. С чего бы это?
Капитан оказался хотя и умным, но бесхитростным человеком. Он понял, что здесь, в этом баре закончатся его мучения связанные с моим пребыванием на его посудине… Эмоций по этому поводу не скрывал.
Дальше звучали откровенные слова, наполненные мужской затаенной болью:
«Ты только не обижайся на меня», — просил он, глядя на дно полуполного стакана. — Так вот — лучше, пусть на судне будет женщина, чем такой специалист дальнего плавания, как ты».
Я его успокоил, что совершенно не обижаюсь. А в целом, вообще спасибо ему, хотя бы за то, что не выбросил меня в речную гладь, на корм зубастым щукам, вслед за тем мудреным прибором спутниковой системы навигации ГЛОНАСС, который я случайно уронил за борт.
Мы оба растрогались… Как я не просил, как не убеждал, но не смог его переубедить. Капитан на радостях, внезапного расставания со мной, сам заплатил за выпивку.
Я же собрав дружеские рукопожатия и похлопывания по плечу, отправился на второй этаж этого кабачка отсыпаться. Переночевал на славу. Говорят, что мои собутыльники очень скоро вернулись в это заведение, решив продолжить угощаться за мой счет. Не найдя меня осерчали и в драке с местными вышибалами, дверную ручку все же сломали. Все, как я и предполагал.
Утром, сам себе удивляясь по старой привычке я проснулся. Убедившись, что на окнах нет решеток, а за дверью дежурного конвоира, вытер выступившую испарину и отправился по своим делам.
* * *
По-голландски, так же как и по-фински я понимаю не шибко, а вернее вообще не понимаю. Что в этом случае помогло, люди здесь отзывчивые и видя мою отчаянную жестикуляцию, и еще более мерзкую мимику, легко переходили на отечественный русский, преодолевая звуковой и языковой барьер.
