— Марина, мне показалось, там в трубу с крыши кто-то залез. Марина, слышишь?
— Слышу, — после паузы отозвалась Марина. — Врешь ты. У меня тут никто не появился.
— Проверь! В камин загляни, только осторожно, — сказал в замочную скважину Тахир.
Услышал ее шаги, она вышла из коридорчика в гостиную, затем вернулась.
— Говорила же, врешь. Тахир, уходи, я не впущу тебя.
— Разожги огонь в камине. На кухне щепы набери, я заготовил — посоветовал он.
— Больше я с тобой разговаривать не буду, прощай…
Он тоже успокоился, решил, что померещилось. Это было неудивительно. Сумел же с призраками беседовать и с маньяком на пару девок воровать. Вернулся к колоде, отложил автомат и пошарил в карманах куртки. В смятой пачке нашлась последняя сигарета — остальные остались в доме, в рюкзаке. Может, попросить, выкинет рюкзак в окно… Вряд ли. Осторожно закурил — и зажигалку любимую, «зиппо», теперь надо было беречь. Эх, дура дурой, куда ему идти? Здесь должен старика и маньяка ждать. Ничего, костер можно всегда соорудить, не замерзнет. Из «Калашникова» чего-нибудь настреляет. Вон, по елям белки шустрят, горлинки на кустах кормятся, хотя такую птичку разрывная пуля в мелкий пух распотрошит. Длинно, жадно затягивался, взгляд уперся в сарай, — вставной замок с него можно было выбить пулей, но как из сарая в дом попасть?
С собой у него было три магазина к «Калашникову», пять зарядов для гранатомета, плитка шоколада и грамм тридцать коньяка. Да еще нож в ножнах на поясе, все тот же, отцовский.
Тахиру удалось напугать Марину словами о маньяке в доме, просто виду не подала. Когда она закончила разговор, сразу побежала на кухню — не камин растапливать щепой, чего не умела, а за ножом. С рукоятью, зажатой в руке, стало спокойней. Вспомнила, что надо переодеться, сырая после водопада одежда грела плохо. И там же наверху ее газовый пистолет (это было единственное, что уцелело из вещей после блужданий), там Тахировы пушки всякие, авось разберется и выберет подходящее.
Дом из-за его проклятого вранья стал пугающей ловушкой, особенно боялась заглядывать в гостиную. Прислушиваясь, поднялась наверх. Покопалась в его рюкзаке, нашла упаковку с гранатами — тяжелые, ребристые, разных размеров и форм, пачкали ладони свежим оружейным маслом. Отложила одну, у которой заметила что-то вроде «колечка» (которое, судя по книжкам, надо было выдергивать, а потом бросать во врага). Нашла пистолет, в обойме осталось два патрона, последние. Затем решила переодеться. Стянула все, покопалась в сумке Игоря, в шкафу, где Евсей оставил свои тряпки, которые могли ей пригодиться. Но кроме тех рейтуз, что были на ней, в сумке оказались лишь прозрачные девичьи трусики, — фетишистом, что ли, был скромный парень? Натянула их, оказались малы, больно резали в паху, сковывая движения. С досадой рванула их с ног и забросила в угол комнаты. И там, за шторой, прикрывающей окно, кто-то вдруг дернулся, испугавшись летящего белого комочка. Она даже не успела ни сообразить, ни закричать, — молнией из угла к ней бросилась мохнатая фигура, повалила на кровать, вдавила в мятые простыни, зажимая лицо вонючей косматой пятерней. Марина замерла, часто моргая и с ужасом всматриваясь в лицо маньяка.
Она не могла найти ни одной черты в подтверждение того, что это был Сашка. Дикая звериная морда, дрожащая от возбуждения и ярости, из перекошенного рта капала слюна, все лицо исполосовано шрамами и свежими ранками. Густая, сваляная в войлок, как у какого-нибудь паршивого льва в прерии или где-то там, грива волос. Он вдруг отпустил ее, сделал шаг назад, принюхиваясь и дергая головой в разные стороны, — будто само помещение пугало и его своей закрытостью.
Марина вспомнила, чего она хотела и чего добивалась.
— Сашенька, — произнесла робко, — опомнись. Узнай меня, это я, Маринка. Твоя девочка. Все кончилось, ты нашел меня, ты человек. Сашенька, вспомни меня…
Она бормотала. Черный Альпинист собачьим движением склонил голову набок, будто прислушиваясь к ее словам. Но стоило ей попытаться приподняться, уперевшись руками в постель, — он зарычал, обнажив клыки. И это опять напомнило ей сторожевого пса.
Она почувствовала накатывающую от него похоть и хоть как-то пальцами пыталась прикрыть наготу. А его собственное черное тело, тоже каким-то немыслимым образом перекрученное, изуродованное, свидетельствовало о его желаниях.
— Сашенька, не надо, — попросила плачущим шепотом. — Сашенька, опомнись. Саша, Саша, Саша, я Марина. Вспомни: турбаза, праздник Туриста, костры, водопад, мы любили друг друга…
Он прыгнул, ужасно больно ударив ее по животу выставленным коленом. Тут она впервые закричала от боли и от страха…
Сразу все понял, вскочил, побежал вокруг дома, истошно крича.
— Марина! Марина! Выбей окно! Беги вниз, сними засов! Марина!..
Крики рвались из окна спальни на втором этаже. Он, сознавая, что делает глупость, несколько раз прыгнул, пытаясь достать, уцепиться за плотно пришитые доски второго этажа, — ничего не вышло. Сугробы здесь были по грудь, ворочаясь, пробился обратно на поляну перед входом, встал напротив входной двери. Сарай? А что сарай? Стрелять в дверь? В окно?
Побежал снова к северной стороне дома, уже дальше от стены, сорвал затвор с автомата и пустил очередь в окно. Пули выбили ставни и стекла, дырявя и разрывая в клочья рамы и доски вокруг окна. Он целился тщательно, стараясь, чтобы пули шли снизу вверх под острым углом, не задев никого из находящихся в комнате. Хотя волновала его только Марина.
— Марина! — кричал хрипло, мгновенно сорвав голос.
— Помоги! — донесся вопль, — Тахир!.. Помоги мне! Спаси!..
И снова звериные, жалобные ее крики, крики изумления и боли. Дрожащими руками вставил в штырь гранатомета заряд, шептал молитву Аллаху, потому что сам страшился того, что делал. Он выбрал зажигательную гранату, поднял «калашников» к плечу, точно навел на проем окна и спустил курок. Но бабахнуло на крыше! Взметнулись листы цинка, повалил дым, как перья, взмыли вокруг дома опилки и стружки с чердака. Заряд прошиб слабый потолок комнаты и рванул на чердаке.
А Тахир только теперь вспомнил, что гранатомет вышибет окна и на первом этаже. Побежал ко входу. Нашел кумулятивный заряд, чуть не с трех метров всадил его в оконце кухни. От взрыва навстречу ахнуло облако огня, облизав лицо и одежду, едва успел зажмуриться. Загорелись седые остатки волос, ворот куртки, он на миг нырнул по пояс в сугроб, выскочил и ласточкой, прижимая к животу автомат, нырнул в дымящуюся оконную дыру.
Сильно ударился головой о кухонный шкаф, лопнули под натиском его черепа стружечные плиты мебели, еще не пришел в себя, а уже бежал по коридорчику, по лестнице, распахнул дверь в спальню, выставив ствол и сразу прижавшись к стене.
