За железной дверью раздается скрип засова.
Это за мной.
Это наступил мой час. Последний?..
В эту минуту, нет, секунду, передо мной проносится все, что было в эти последние месяцы.
Школы… школы… Краткий отдых, какие-то пьяные оргии, вереницы женщин, редкие часы просветления, тоска и вечный теперь мой спутник — страх. Переезды, инструктажи, редкие встречи с мистером Холмером.
— Хочу вас поздравить, — говорит он на встрече, которая оказалась последней. — Ваша мучительная для вас бездеятельность (он насмешливо, да и презрительно, чего уж, смотрит на меня) кончилась. Через неделю вы приступите к выполнению задания, а через месяц вернетесь и начнете новую спокойную жизнь. Вам повезло, задание легкое, а способ перехода границы стопроцентно безопасен. Так что поздравляю.
И он начинает излагать мне задание. Оно действительно несложное: позвонить в двух-трех городах по двум-трем номерам, сказать несколько условных фраз, выслушать соответствующий ответ. И все. У меня теперь достаточно опыта, чтобы понять — таким образом будут проверены агенты, все ли у них в порядке, мои фразы — указание сделать то-то и то-то, а их ответы — сообщения, что то-то и то-то сделано. Действительно задание легкое. Но я полон недоверия. А вдруг уже там мне подкинут новое, отнюдь не столь легкое? А вдруг какой-нибудь звонок окажется роковым? А вдруг?.. И страх не покидает меня. Утешает способ перехода границы. Оказывается, мне не надо переползать ее грозовой ночью с ножом в зубах, высаживаться из подводной лодки в советских территориальных водах или перелетать границу на дельтаплане. И на том спасибо. Все гораздо проще. С подлинным американским паспортом в составе группы ничего не ведающих обо мне туристов, совершающих круиз по многим странам, в том числе и по Советскому Союзу, я приеду на свою бывшую Родину через ее восточные границы и так же туристом покину ее.
На всякий случай отпущу усы, надену темные очки, хотя с трудом представляю себе, кто бы мог меня узнать. Я во всяком случае ни с кем из бывших знакомых встречаться не собираюсь. И уж конечно, с Андреем Жуковым, часовым границы, моим другом детства. Слава богу, он, по-моему, служит где-то на западе или в Шереметьеве. А мы приезжаем поездом и улетаем из Ленинграда.
И вот безвкусно и ярко одетый с толстым чемоданом в руках, в темных очках, скрывающих мои красивые очи, я сажусь в Нью-Йоркском порту на туристический лайнер «Майфлауэр» и отбываю в путь.
Быстро промелькнули экзотические страны и острова, вот и советская граница. Когда проходил паспортный контроль, мне чуть не сделалось плохо, таможенный инспектор, молодая красивая женщина, даже предложила мне валидол (когда-то от таких женщин я получал иные предложения).
Потом сели в поезд. Побывали в Баку, направились в Ереван.
В одном месте железная дорога проходит совсем близко от границы и по вагонам ходят патрули. Как только я увидел вдали, в голове поезда, садящихся в вагон здоровенных ребят в зеленых фуражках, я засел в купе и затаился. Мой сосед бодрый турист, лет под сто (американцы начинают заниматься туризмом, как я заметил, после восьмидесяти лет), все пытался вытащить меня в коридор, но безуспешно. Выглянул как-то — пограничники все ходят. Наконец мне показалось, что они закончили свое хождение. Поздно, почти все наши туристы залегли спать, и тогда я наконец вышел в туалет.
Вот тут-то я его и встретил.
Он шел впереди, за ним еще один, было темновато, и я не сразу понял, что это Жуков! Ну как такое могло случиться? Неужели нет бога на небесах, удачи на земле? Неужели я заслужил такой удар? Сначала я не поверил. Просто не поверил! Не могло быть такого, не могло. На какое-то мгновение я застыл, ну столбняк на меня напал. Я смотрю на него, он смотрит на меня, и я понял, что он понял. Что узнал меня.
…Мы смотрим друг другу в глаза.
Глава XI
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Они смотрели друг другу в глаза.
Поразительны, непредсказуемы, неисповедимы дороги судьбы. В этом огромном мире, населенном миллиардами людей, идущих в жизни миллиардами дорог, именно Жуков встал на пути Рогачева. Единственный из людей, кто сулил ему гибель.
Выйди Рогачев в коридор десятью секундами позже или раньше, вздумай Жуков сопроводить свой наряд накануне или назавтра, и встреча не состоялась бы. И спокойно доехал бы Рогачев до Москвы, Ленинграда, Риги, выполнил свое ерундовое задание — подумаешь, два-три телефонных звонка — и вернулся туда, откуда прибыл. А быть может, и попался на одном из своих ерундовых звонков. Отсидел бы срок, вышел и прозябал дальше, а кто знает, вдруг взялся бы за ум. Все бывает. И Жуков ни о чем так и не узнал бы и продолжал службу, и шел бы своим путем, честным, славным путем.
Да вот поди ж ты, встретились…
Ни усы, ни темные очки не обманули Жукова. Несмотря на полутьму отошедшего ко сну вагона, он мгновенно узнал Рогачева, мгновенно все сопоставил и понял.
Их разделяло лишь несколько метров, но этого оказалось достаточным, чтобы Рогачев с невероятной, какой-то фантастической быстротой повернулся и бросился бежать. Он мчался в смертельном отчаянии, он не в состоянии был думать, он жил в те секунды пещерным инстинктом зверя, спасавшегося от погибели. Он мчался, открывая и с силой захлопывая за собой двери. А Жуков неотступно следовал за ним. И догнал, если б не еще одна из миллиардов случайностей — внезапно вышедшая из купе женщина. Она открыла дверь и сонная, медлительная выползла в коридор, как раз тогда, когда Рогачев промчался, а Жуков только приближался. Он налетел на женщину, та с криком заметалась по коридору, наконец отшатнулась обратно в купе, но время было упущено. Теперь Рогачев опережал Жукова едва ли не на всю длину вагона. А их всего-то и оставалось два до конца поезда.
…Рядовой Шестаков стоит в проеме открытой двери последнего вагона. Одной рукой сжимает поручни, другой автомат. Его взгляд неотступно следит за полотном дороги. В бешеном калейдоскопе несутся за поездом, то сокращаясь, то удлиняясь, световые квадраты окон. В желтом их свете мелькают кусты, километровые столбы, песочные насыпи… Шестаков весь сосредоточен на задании. От ветра слезятся глаза, ветер свистит в ушах, заглушая другие звуки, леденит лоб, щеки.
Рогачев с силой толкает пограничника в спину и, на секунду задержавшись, прыгает в ночную пустоту. Шестаков реагирует молниеносно, он успевает ухватиться второй рукой за поручень и повиснуть в воздухе, но не упасть. А вот автомат летит на рельсы. Шестакову невероятным усилием удается подтянуться, зацепиться за подножку и влезть в вагон. Он бросается к стоп-крану. Тем временем Рогачев, свернувшись в воздухе, сгруппировавшись, по выражению спортсменов, как учили (его многому учили в той школе), на редкость удачно приземляется в рыхлый песок. Несколько секунд оглушенный лежит неподвижно, потом приходит в себя, поднимается, замечает на рельсах автомат и, подобрав его, ковыляет к кустам. Обернувшись вслед поезду, он видит в неясном желтом свете, как кто-то прыгает на полотно… Он не ждет, что будет дальше, и ныряет в кусты.
