М. Роуз - Парфюмер Будды

Отпустив ее руку, Малахай сказал:

– Ты все еще взволнована. – Он встал и направился в кухню. – Приготовлю тебе горячего чая с прекрасным бренди твоего брата.

– Бренди моего отца, – поправила его Жас. – Робби любит вино.

– Да, у твоего отца прекрасный выбор бренди.

Жас промолчала.

Глядя, как Малахай выходит из комнаты, Гриффин нахмурился.

– Что случилось? – удивилась Жас.

– Ничего. – Он покачал головой.

– Жаль, что мы оставили Робби там внизу совсем одного. Ты уверен, что они не смогут выбраться из шахты?

– Не представляю, как они смогут это сделать. Но даже если смогут, то Робби уже далеко. Спрятался где-то глубоко в пещере. Там он в большей безопасности, чем где бы то ни было.

– Все благодаря тебе, благодаря тому, что ты сделал для нас. Ты нас спас.

У Жас все еще болело там, где Ани держала ее. Женщина без колебаний убила бы ее. Жас поняла это по тому, как та смотрела на нее, как разговаривала, и – как ни странно – по тому, как от нее пахло. Она была бесчеловечна. От нее исходил холодный запах, точно так же пахло от насильника.

Сообщник монахини тоже был способен их убить. Думая о нем, Жас вспомнила кое о чем еще, схватила с пола рюкзак, поставила его на кушетку, взяла салфетку рядом с чашкой Малахая и вытащила из рюкзака пистолет, держа его на расстоянии, словно он мог наброситься на нее.

– Здесь отпечатки пальцев, которые могут пригодиться полиции, чтобы выяснить, кто гоняется за нами.

– Полиции? – произнес Малахай, входя в комнату с чашками и бутылкой бренди. – Собираешься вызвать полицию?

– Здесь отпечатки пальцев того, кто охотился на нас. – Жас встала и направилась к палисандровому шкафчику у камина. Открыв верхний ящик, она положила туда пистолет.

– Если бы только Робби продал мне черепки. Это опасное приключение давно бы закончилось.

– После того, что случилось сегодня? Уверен, не случится ничего, что бы изменило его решение. Чем ближе он к моменту передачи осколков Далай-ламе, тем несговорчивее, – сказала Жас. – Он верит в то, что делает. – Она услышала в собственном голосе решимость. – Боюсь, вы проделали столь долгий путь совершенно напрасно, – сказала она Малахаю.

– Я приехал, чтобы помочь вам.

Ей захотелось возразить, но он показался ей таким искренним, что Жас сдержалась.

– Знаете, чего я не понимаю? – спросил Гриффин Малахая. – Неужели вы еще не научились вызывать регрессию памяти у пациентов? Даже если осколки содержат достаточно аромата, чтобы вызвать воспоминания о прошлой жизни, почему бы не воспользоваться другими методами?

– Мы используем гипноз. И в большинстве случаев он работает, – ответил Малахай. – Но инструменты памяти – это гораздо больше, чем обычные приемы регрессии. Они часть истории реинкарнации, суть легенд. Уверен, Гриффин, что вы, как никто, понимаете, почему это так важно.

– Знать прошлое, знать, кем ты был, – это слишком важно, не так ли? – спросила Жас.

– Слишком важно? Мы живем во мраке, пробираемся на ощупь и спотыкаемся, не зная, куда идти. Воспоминания прошлого осветят наш путь в будущее…

Когда он говорил, Жас представила себе те лабиринты подземелья, где пробирались они совсем недавно, почувствовала запах пыли и увидела миллионы костей, сырой мир мертвых, обвалы, обрывы во мрак.

– Если кто-то скажет вам: «Вот кем ты был, и вот ошибки, которые ты совершил», то у вас будет возможность не совершить эти ошибки вновь, – продолжил Малахай. – И, не совершив их, вы избавитесь от ошибок в следующей жизни. Если кто-нибудь предложит вам такой шанс, откажетесь ли вы от него?

Голос его звучал ласково. Жас вспомнила, как в Бликсер Рат он сидел и разговаривал с ней, как сильно он ей помог. Она не верила в реинкарнацию, не заботилась о карме прошлой жизни, но ей нужна была его помощь, очень нужна. Может быть, если она расскажет ему, что страшные приступы вернулись, он снова поможет ей, научит понимать символику галлюцинаций. Но если она признает то, что происходит, то вернется в прежнее состояние. Она станет не такая, как все, никогда не сможет вписаться в нормальную жизнь, всегда будет смотреть на нее извне.

Малахай внимательно следил за ней.

– Жас, у тебя были моменты воспоминаний прошлого, не так ли?

– Значит, вы верите, что мы обречены повторять свое прошлое? – ответила она вопросом на вопрос.

– Нет. У нас есть свобода выбора. Но если бы у нас была карта, то выбор мог бы стать более осмысленным. Мы могли бы помочь себе сделать нужный шаг. В каждой своей жизни мы сумели бы больше преуспеть.

Вдруг образы, которые Жас видела, когда была в подземелье с братом и Гриффином, начали возвращаться, размахивая своими призрачными крыльями вокруг нее, царапая кожу.

Жас закрыла глаза.

– Ты, наверное, устала, – сказал Малахай. – Тебе это вредно. Это может спровоцировать приступ.

Жас посмотрела на Гриффина. Он обратил внимание на его слова. Проклятье.

– Жас, что-то не так?

– Нет, – ответила Жас, прежде чем Малахай успел что-то сказать.

– Что имел в виду Робби, когда спросил тебя, видела ли ты что-нибудь в тоннеле? – спросил Гриффин.

– Что-то видела? В катакомбах? Что случилось, Жас? – возбужденно произнес Малахай. Жас не ответила, и он обратился к Гриффину: – Что там случилось?

– Когда Жас взяла черепки у Робби… у нее была реакция. Ее глаза остекленели. Она не слышала, что я говорил, секунд тридцать или сорок. Она просто смотрела в пространство, словно на кого-то или что-то, чего там не было.

– Перестань! – крикнула Жас, поднявшись и оглушив всех присутствующих. – Со мной ничего не случилось! Я ничем не отличаюсь от тебя, – она отвернулась от Гриффина к Малахаю. – И от вас тоже. Я в полном порядке. Просто было очень страшно. Робби к этому привык… он лазил по этим катакомбам с детства. – Жас снова повернулась к Гриффину. – Ты лазил по египетским гробницам почти всю свою жизнь. – Теперь ее взгляд вернулся к Малахаю. – Вы смотрите на работу моего сознания как на некий ключ к загадке, которую постоянно пытаетесь разгадать. Со мной ничего не происходит, кроме того, что жизнь моего брата в опасности. Кто-то неизвестный умер пять дней тому назад, и двое только что напали на нас, чтобы украсть какие-то бесполезные черепки, найденные Робби в хламе, который папа устроил из нашей жизни.

Гриффин и Малахай смотрели на нее с искренним сочувствием. Она ненавидела их за это. Отец смотрел на нее точно так же, когда она была маленькой девочкой и видела и слышала то, чего не было на самом деле, когда она, по мнению матери, была не-в-се-бе, это слово она использовала в отношении их обеих. Одри хохотала, произнося эти слова. Не-в-се-бе. Каждый слог она произносила отдельно, при этом смеясь. Словно быть иной казалось ей чем-то забавным, а не трагедией всей жизни.