не доверяешь мне, – загрустил дядя. – Не виню. Я порою жесток, но поверь, желаю тебе только добра. Хочу, чтобы ты крепчал и сильнел.
– К чему вы клоните? – не выдержал Евлампий.
Дядя покачал головой, с упреком посмотрев на голема.
– Ты вытащил меня из междумирья. Остановил… сам знаешь кого… Я… благодарен. Вот! – выдавил он, протягивая бумагу с магической печатью.
Недоверчиво взглянув на свиток, я прочитал:
Завещание!
Я, урожденный Кристоф Оливье, удостоенный звания мастера, настоящим завещаю всё имущество, которое будет у меня ко дню смерти передать моему ученику, оборотню Люсьену Носовскому. Также завещаю ему мои звания и секретные рецепты.
Заверено в присутствие поручителей.
За текстом шли три неизвестных имени с вензелями и оттиск всемирного банка.
– Прикоснись к магической печати, и завещание обретёт силу, – еле слышно выговорил дядя.
– Наследник? – поразился я, снова перечитывая завещание.
– Надеюсь, ты не прикончишь старика ради состояния? – пошутил Оливье.
Я потерял дар речи. Ожидал чего угодно, но не этого.
– Не может быть, – поразился Евлампий, тоже просматривая бумагу.
– Мхом зенки заросли, валун? Хочешь меня обидеть? – оскорбился дядя.
Голем зашуршал камнями, недоумённо пожимая плечами.
Оливье победоносно улыбнулся.
– Думали маэстро мерзавец? – в его голосе прорезались сварливые нотки. – Ну, да. Вас теперь и не переубедишь. Я об одном и мечтаю!
Свою мечту дядя так и не рассказал. Сурово посмотрел на меня и вернулся к архивариусу.
Я разглядывал то завещание, то голема, то снова магическую бумагу.
– Настоящая, – глупо протянул я. – Соглашаться? – сам не зная у кого спросил я.
– Ты же хотел стать поваром? – потребовал Евлампий.
– Хотел, – подтвердил я.
– Тогда коснись уже печати.
Я кивнул. И правда, чего это я? Сам же хотел. А тут богатство и кулинарные секреты сами сыплются на голову. Так чего медлю?
– А как же символ свободы и поглотители? – растерялся я.
– Всё имущество Оливье, в том числе артефакт, твоё! – веско заметил Евлампий.
– После его смерти, – резонно уточнил я.
– Перестань, – оборвал голем. – Если он решил сделать тебя наследником, ты сможешь убедить его отдать символ свободы.
– Думаешь? – все ещё не верил я.
– Да что с тобой такое? – удивился Евлампий.
Самому бы знать. Я столько раз получал по шее, что перестал верить в удачу?
– Больно не будет? – на всякий случай спросил я.
– Магическая печать подтверждает наследование. Отметит на бумаге магический знак, свяжет тебя с завещанием и поручителями, чтобы никто не оспорил право на наследство.
Я кивнул. Зажмурился и приложил руку к бумаге. В подушечках кольнуло, и все чудеса. Приоткрыв глаз, я покосился на руку. Пальцы на месте, ладонь не обгорела. Не магия, а скукота!
– Странный знак, – задумался голем. – Где-то такой уже видел.
Я бросил взгляд на завещание. Под банковским оттиском и вензелями поручителей появились синие оскаленные зубы. Чего ожидать от оборотня. Зверская натура всегда вылезает наружу. Присмотревшись, я распознал переплетенные буквы моего имени и фамилии.
– Так положено, – неубедительно соврал я.
– Ты не в суде, – отмахнулся Евлампий.
Оливье умиротворенно слушал архивариуса и смотрел на поднимающуюся воду. Приняв завещание, он мельком глянул на вензель и, широко улыбнувшись, спрятал бумагу в кошель.
– Маги остановили отливы и увели воду в другую долину, но как сказал королевский зерновик: «Рис стал не сырец!», пришлось вернуть всё обратно, – рассказывал Мровкуб.
– Прогуляемся к большой арене, – перебил дядя.
Я заглянул за балюстраду. Вода докатилась до середины огромных колонн и прибывала.
Всемирный банк остался за спиной. Под ногами призывно дребезжала волшебная брусчатка, но даже с магией я бы не щёлкнул пальцами. Хотелось пройтись. Мост до соседней платформы изгибался волнами перил, из которых время от времени выпрыгивали самые настоящие рыбы. Я попытался ухватить одну за хвост, но она проскочила сквозь ладонь. Обман! У магов всегда так. Главное пустить пыль в глаза.
Из-за домов возвышался гигантский шар с подкрашенным багряным закатом фонтаном.
– Арену построили за пятьдесят лет до мировой войны. Известный в Благодатных землях строитель… – архивариус практически не умолкал.
Его трескотня могла бы развлечь, если бы не мудрёные названия и зубодробительные имена чародеев. А так, от словесной мешанины, только мысли путались.
– Скрепляющие арену заклятья рассыпались из-за поглотителей, но, к счастью…
Вода поднялась до платформ, плескаясь об шар арены. Из длинной террасы торчали причалы. Пузатые, как бочки, баржи выгружали коробки и мешки. А рядом с низкими судёнышками гордо возвышалась чёрная шхуна.
Оливье приставил ладонь ко лбу и довольно улыбнулся.
– Точен, как гремлин в часах.
– Для судов построили пять каналов к морю. Легендарный архитектор…
Мы долго метались между мостами и лестницами, и к причалу вышли только к сумеркам.
Дядя первым поднялся на трап и, заскакав по палубе, весело заголосил:
– Свистать всех наверх!
– Я тута, капитан!
Поднявшись за Оливье, я обалдело уставился на боцмана. Он гордо сложил мускулистые руки на груди и жевал губу.
– Чего надо, макак в перьях? – напрягся дядя.
– Я предатель, – выдохнула летучая обезьяна.
Оливье прислонился спиной к мачте:
– Как сюда попал?
– Я привёл в замок отравителя. Команда отреклась от меня, – Чича опустил голову. – Чтобы смыть позор, я пошёл на штурм.
– Я так и думал, – зевнул дядя.
– Сдохнуть хотел! – горько вымолвил боцман. – В парус поймало. Ждал смерти, но гремлин пощадил. Теперь, как он, принадлежу кораблю и его капитану.
– Благородно, – проворчал Оливье. – Разберусь с тобой позже. Грузись в трюм и не высовывайся.
– Так точно.
Летучий обезьян опустив крылья, побрёл прочь, а я повернулся к дяде.
– Что лупишься, у нас с тобой дело. А ты! – Оливье махнул на архивариуса. – Вали за боцманом.
Мровкуб поклонился и припустил за Чичей.
– А перья настоящие или начарованные? Как говорил погонщик с летающих городов: «Мясо одно, только шкуры разные…».
Дядя обнял меня за плечо.
– Ты на макака не смотри. Они как мальки придонные, живут по-своему. Если потерял честь, складывай крылья и об землю! – он звонко стукнул кулаком по ладони.
– Зачем? – удивился я.
– Для них достоинство важнее жизни, – скривился Оливье.
– Без чести жить нельзя, – поддакнул Евлампий.
Дядя наклонился ко мне.
– Если тащиться за предрассудками, век будет недолог. А я хочу жить долго-долго, и не важно кого придётся утопить.
– Так нельзя, – возмутился голем.
– Ты считаешь? – наигранно захлопал глазами Оливье. – Скажи это Сычу.
– Причем здесь тайная канцелярия? – не понял я.
– Притом, по башке щитом! Видел его глаза?
– О чём вы? – уточнил Евлампий.
– Это тайна, – прошептал дядя. – Но я обещал открыть наследнику все секреты. Поэтому, только между нами.
Он крепче сжал моё плечо.
– Когда Сыч был студиозусом, его еще не звали Сыч. Не знаю его истинного имени. Он от
