Но больше всего меня поразила его чалма.
У меня слегка отвисла челюсть, потом правда, хрустнув, встала на место, но я молча рассматривал это чудо. (Чалма у мусульман, это саван, в котором они должны предстать перед Аллахом, сложенная и скрученная особым образом полоса ткани служит вдобавок головным убором. Так вот у этого индивидуума она была неимоверных размеров и формой напоминала задницу)
— Салам Аллейкум, добрые люди, — Моя бедная челюсть отпала в очередной раз. Я даже не мог предположить, что в таком тщедушном теле настолько низкий голос. На мгновение расслышал рокот морского прибоя или далекий раскат грома.
Своими выцветшими от прожитых лет глазами смотрел на нас и ждал ответа и приглашения.
— Уа Аллейкум Ассалам, — Я поздоровался, чуть склонился в поклоне, — Проходите уважаемый.
Ответив на моё приветствие легким наклоном своего великолепного головного убора он вошел в беседку, разулся и сверкая грязными пятками из под белых штанов занял место на помосте. Положив перед собой принесенную книгу, стал задумчиво нас рассматривать.
Я повернулся к Фадве, — Принеси, сладостей, чаю и ещё чего ни будь. «Как же я хочу кофе»
Бросил короткий взгляд на помощника и повернулся к входящему Ибрагиму, — Ты кого приволок? — Зашипел ему на ухо.
— Как мне сказали, он самый лучший в этой части города, — Ответил, не размыкая губ, и продолжая улыбаться. — Если бы ты знал, сколько он стоит….
— И?
— Пять золотых.
Я икнул от неожиданности, — Ск — колько?
— Сколько слышал, уважаемый Абдутавваб — ибн — Адиль — ибн — Умар ждет нас. Я вытащил его из постели. Он…. Ты можешь заработать…. Болеет.
— А второго недомерка, как зовут?
— Казим. Писцом при старике. Я об основном договорился, рассказал, что нам с тобой надо. Так что давай быстро всё сделаем, мне его ещё назад везти.
— Он что сам не дойдет?
— Имей совесть, деду в два раза больше чем тебе, это мне Казим успел шепнуть.
На дорожке появилась Фадва, с подносом, на котором стояло скромное угощение.
Мы посторонились, пропуская её.
— Вот теперь пойдем, — Я подойдя к своему месту разулся и сел напротив, Ибрагим, справой стороны.
— Уважаемый Абдутавваб — ибн — Адиль — ибн — Умар, — Начал я разговор, — Мой друг Ибрагим, надеюсь, рассказал Вам что я хочу сделать?
— Есть ли что-то, что может помешать такой сделке?
— Если женщина по имени Фадва согласна. Таких препятствий нет. — Он смотрел мне в глаза, не отрывая взгляда и не отводя его в сторону. Сухие, бледные губы прикрытые редкими белыми усами шевельнулись, — Оставьте нас одних. Я хочу поговорить с Вами Мухаммад.
Ибрагим попытался что-то спросить, но Казим сказал ему на ухо пару слов и они вышли вслед за женщинами.
Судья произнес длинную фразу на непонятном мне языке. Я покачал головой, — Я вас не понимаю. — Ответил, а на плечи вдруг легла огромная гора, придавливая к самой земле выжимая из легких последние капли воздуха. Замерев с открытым ртом с неимоверным усилием, пытался втянуть в себя хоть самую малость, в глазах начало темнеть. Услышал слово на том же неясном наречии и тяжесть, прижимавшая к земле, ослабла, я, всхлипнув, втянул в себя слабую струйку живительного воздуха.
Послышался удовлетворенный голос, — Ты смотри, получилось. Мне казалось, что он меня обманул.
Я открыл рот и только со второй попутки с трудом смог спросить, больше прохрипеть, — Кто?
— А как ты думаешь?
— Он ещё не сдох?
— Не знаю, я не видел его уже целую вечность — Он пожал плечами, — Можешь успокоиться и жить нормально, ты мне не нужен.
— Тогда зачем всё это?
— Любопытство, самое обычное любопытство. Мы уже почти расстались, когда он мне сказал что хочет сделать подарок. — Старик усмехнулся, — Если бы можно было, вернуть всё назад, я бы своими руками удавил его. Три слова, ими можно убить.
— Откуда ты узнал кто я?
— О тебе знаю всё, если бы не сбежал тогда, сейчас бы жил в этом сраном городишке и даже мог быть его эмиром. Но ты выбрал свою судьбу, — Он замолчал, рассматривая меня с некоторой долей интереса, — Почему ты ещё жив?
— Как ты узнал кто я? — Повторив вопрос, я склонился вперед, подобравшись как для прыжка.
Его правая рука шевельнулась и медленно поползла под халат. — Успокойся, ты ведь не хочешь умереть в мучениях. Не нужен ты мне. Живи. — Он вынул руку из под полы и показал пустую ладонь.
— Старик, просто скажи мне, как?
— Не могу, я дал слово и сдержу его. — Пожевал сухие губы, рукой провел по бороде, — Скажу только, что вы все носите знаки. Больше не спрашивай, не отвечу.
— Где? на лице, на теле, на руках? — Я готов был кричать, но спросил это всё спокойным голосом, хотя внутри бушевал вулкан.
Он только улыбался, вокруг глаз собрались маленькие морщинки отчего лицо пробрело выражение старого дедушки, с умилением смотрящего на расшалившегося внука.
Я терзал его вопросами, он отмалчивался, но потом заговорил.
— Это всё пустое. Давай вернемся к тому делу, за которым пришел твой друг. Я могу только догадываться, зачем ты это всё затеял. Если у тебя получиться буду молчать два дня, но потом если не уберешься отсюда, сообщу эмиру.
Прикинувшись удивленным переспросил, — Что я затеял? Хочу только помочь бедной вдове, притом она землячка Ибрагима, Мы мусульмане помогаем друг другу, так неужели нельзя….
— Нельзя! — Как отрезал, — Нельзя нарушать закон.
— А что…
Он склонился вперед и вытянул в мою сторону сухой скрюченный палец, — Думаешь, старик из ума выжил? Думаешь — думаешь, у тебя это на морде написано вот такими буквами, — Развел руками.
— Тебе совет:- оставь Якуба и уезжай, сделай для этой рабыни, что ты хочешь и уезжай.
В моей голове проскочил рой всяких мыслей, — Так вы всё знали? Вам было известно. Но вы ничего не делали. Да кто вы такие после всего случившегося? Ангел смерти, агнец божий по сравнению с вами….
— Закрой свой рот, молод ещё. Ты мешаешь. Нам. Уйди и будешь жить.
— Какие же вы твари. В погоне за своими интересами вы калечите жизни..
— У них такая судьба
— И вы себе взяли это право?
— Заткнись, — Он рявкнул в полный голос
Я ошалело помотал головой, уши заложило от такого рыка. — Как скажет Ибрагим, ты охренел, старый? Ладно. Тебя могила исправит. Чем для вас так важен Якуб?
— Этот червяк никому не нужен, но вот его отец….
— Отдай мне Якуба. У него есть братья?
— Сестры. Он единственный сын.
Я забарабанил пальцами по коленке, размышляя, — А если он будет живой, но не целый….
