И мы неторопливо направили коней обратно, к замку.
– Пятьдесят процентов ему – не много? – спросил меня, выставляя коня рядом, Робертсон.
– Ничтожные пустяки, – твёрдо ответил я. – Не затратив ни пенса, я приобрёл уникального мастера. И, должен сказать, что и на меньший процент был бы согласен. Понимаешь, какой бы ни был в этом деле процент – он ниоткуда! Единственное, что доставит хлопот, – это необходимость ускорить переезд к нам гранильщика алмазов.
– Честно признаться, – сообщил Робертсон, – я не вижу причин для спешки.
– Причина есть. В ящиках с золотом имеются изделия красоты и изящества необычайных. Вершины мастерства неведомых ювелиров! Так пусть гранильщик их и скопирует. У нас теперь ведь есть «сырое» золото, дай Бог здоровья забредшему на мою землю вору Хью Гудсону. И поскольку гранильщик потомственный ювелир и с золотом обращаться умеет – пусть плавит Гудсоновский золотой песок и копирует самые волшебные из изделий. Пока не вернулся «Дукат» и сокровища находятся в «Шервуде», я хотел бы успеть скопировать как можно больше.
– Чтобы открыть ещё одну ювелирную лавку для себя, здесь, в Бристоле?
– О нет. Скопировать самые прекрасные из изделий, чтобы создать в «Шервуде» собственную кунсткамеру красоты.
Когда я вознамерился обследовать второй марш территории имения «Шервуд», со мной неожиданно вызвался поехать Давид.
– Мучения перенёс ужасные, – признался он мне за столом в каминном зале, – когда мчался с чёрным жемчугом в Лондон. Но вот, оправившись, почувствовал вдруг странное влечение к верховой езде. Мощь! Скорость! Очи над землёй подняты высоко, и мир видишь гораздо большим, чем пешие!
В эту минуту за столом сидели маленькие жители замка и их учитель Гювайзен фон Штокс.
– С большим удовольствием разделю с тобою компанию, – ответил я Давиду. – Тем более что поедем не торопясь, вглядываясь в почву: очень нужно найти хотя бы небольшие залежи глины.
– Глины?
– Да, глины. Во дворе, где были найдены бочки с рыцарскими латами, установлена мощная гончарная печь. Да и сам двор – бывший гончарный цех. А свои первые деньги, как помнится, я заработал, изготавливая черепицу.
– Верно-верно-верно!! Скоро надо будет покрывать огромные скаты новой таверны в порту. Внимание она привлечёт – всего города! И во всём же городе распространится слух, что такую отличную черепицу делают в «Шервуде»! У нас будет много заказов!
– И мы вполне сможем выполнить их, – добавил я, – потому что имеем превосходный и жаркий горный уголь, дай Бог здоровья ограбившему меня на три тысячи индусу Мухуши. Дело за малым: найти глину…
– Ейсли майстер Том позволяйт мне вмешаться, – вдруг громко сказал Гювайзен, – у нас есть предложений.
– Внимательно слушаю вас, уважаемый мэтр.
– Мы фсе имели бы удовольствий ходить в окрестнойсти замок, слушайт птиц, греться солнце, жарийть на костёр колбаски и тоже искайт глина. Детям гуляйт ошень полезно!
Я с улыбкой посмотрел на замершие в томительно-радостном удивлении личики. Со значением кивнул головой:
– Тот, кто первым найдёт подходящую глину, – если такое случится, – будет хорошо награждён.
– Чем награждён? – вскочил с лавки растрёпанный рыжий Чарли.
– Из этой глины мы сделаем его фигурку и в первый же запал обожжём в печи, чтобы стала навечно крепкой. Потом раскрасим и дадим звание «глиняный принц».
– А если девочка найдёт? – спросила, привстав, Омелия.
– Тогда – «глиняная принцесса».
Стая новоприобретённых искателей взволнованно зашумела.
– Немедленно идём, милый Штокс! – восклицала Омелия.
– Я первым найду!! – угрожал всем стремительный маленький Чарли.
– Кол-баски, – напомнил скрипучим голосом Гобо.
– Ош-шень хорошо, – поднял, успокаивая, руки Гювайзен. – За- контшим трапеза, с молитва блакодарим, снимаем обуфь и идём лес…
– Зачем обувь снимать? – улыбнувшись, спросил я его.
– Голый ступни Земля даёт вешный сокровиш. Девойшкам – особенный красота. Малтшик – рыцарский сила.
– А я не могу босиком! – воскликнул Тоби, маленький поэт и мечтатель. – У меня на одной ноге рана!
– Отин рас мошно байшмаки, – кивнул успокаивающе фон Штокс.
И мы, закончив трапезу и помолившись, вышли в залитый солнцем двор. Спустя пять минут, выводя из конюшни осёдланных лошадей, я со всплеском умиления в сердце увидел презабавнейшую картину. Неуклюжий и долговязый, в нелепом жёлтом кафтане, в треуголке и босиком, шагал по главной улице замка фон Штокс. За ним, вытянувшись цепочкой, семенили деловитые гномики – с корзинками, тросточками, с сухими тыковками для переноски воды. Последним мерно шагал кряжистый горбун Гобо и тащил на плече вздымающийся в небо на длинной ручке огромный колбасный букан. Плескался по каменной брусчатке ручеёк голых пяточек, а лиц не было видно: головёнку каждого гномика венчал острый зелёный капюшон длинного дорожного плащика. «Кто придумал? Штокс? Эвелин? И когда же успели?»
Переглянувшись с Давидом и дав детям пройти, мы поднялись в сёдла и медленно двинулись вслед.
Доехали сначала до фермы. Здесь снова взяли Готлиба, который вынес приготовленный к путешествию ивовый короб. Приторочил короб к седлу, влез сам, и мы потянули ровную и прямую стрелку пути – туда, куда звало нетерпеливое любопытство, – к пещерке в боковой стене обрыва над невеликим ручьём.
Добрались. По открытому в прошлый раз Робертсоном пологому спуску въехали в ручей. Какая мирная лесная картина! Снова легонько дымит аккуратный, на камнях возле воды, костерок, и висит над ним котелок с кривой дужкой из проволоки.
Теперь Хью возился у костерка. Услышав топот копыт, он выпрямился, всмотрелся и, расплывшись в улыбке, бросился шлёпать босыми ногами по воде к нам навстречу.
Перегнувшись в седле, я протянул ему сверху руку.
Готлиб дёрнул концы каболки, распустил узлы и передал ему в руки ивовый короб. Хью не без удивления его взял (вернее, покачнувшись, тяжело принял), и я внутри себя улыбнулся: в коробе были соль, сахар, сыр, горячий ещё хлеб, хорошо высушенная лапша, овощи, сырые куриные яйца, лук, горох, тучный окорок и пять бутылок превосходного дорогого вина. Кроме того, между солью и сахаром лежала подробная карта границ имения «Шервуд».
Дойдя до сухого места и опустив на песок короб, Хью вернулся ко мне. Снял с шеи мешочек – уже гораздо больший, чем в прошлый раз, переложил его в мою руку и сказал:
– Не могу прийти в замок. Очень хорошее место оказалось, жалко работу бросать. Сам приезжай, ладно?
