— Вы что, смеетесь надо мной? Я обманом выманил у его сына рукопись, а теперь…
— Вот именно! А теперь в качестве раскаявшегося грешника возвратите ее обратно.
— А если сам Картье уже вернулся домой?
— Это было бы лучше всего, это сразу избавит нас от всяких хлопот. Трогательная сцена: благородный мошенник является к своей жертве, чтобы исправить содеянное зло!
— Я представляю себе эту сцену иначе: жертва вызывает по телефону полицию…
— Ладно, я сегодня же запрошу Париж, возвратился ли Картье домой. Во всяком случае, это дело надо провернуть возможно быстрее. Вы будете искать Картье, так сказать, по семейной линии, а мы — по официальной, через французскую разведку. В помощь вам мы дадим Стампа, он полетит в Париж вместе с вами…
— Стамп? — нахмурился Брокар. — Я бы предпочел обойтись без этого зловещего типа.
— Этот зловещий тип нажмет в Париже на рычаги, которые для вас недоступны. Затем в случае удачи он препроводит вашего Картье в Буала и останется там на должности помощника управляющего рудниками. Он знает Африку, умеет управляться с черными…
— Ладно, пусть будет Стамп… Кстати, Хеллс, вы не знаете причину самоубийства его племянницы?
— Не имею понятия.
— Жаль ее, она была славной девушкой, к тому же прехорошенькой. Знаете, Хеллс, Стамп удивил меня. Я не ожидал, что он способен к такой глубокой привязанности. Он чуть не бился головой о стену, моя Энн просидела над ним целую ночь, как нянька!
— Он уже утешился. У подобных людей личное горе трансформируется обычно в еще большую злобу против всего человечества. Во всяком случае, он летит завтра с вами в Париж.
— Вы что же, договорились с ним до моего прихода? Значит, вы были уверены, что я открою автора рукописи?
— Разумеется, у вас же не было другого выхода. — Хеллс поднялся и протянул Брокару руку. — Желаю вам удачи, Брокар!..
В тот же день, к вечеру, Брокар узнал от Хеллса, что Анри Картье продолжает числиться в полицейских списках Парижа пропавшим без вести и что на Компьен, 17 по-прежнему проживают его сестра Мари Картье и сын Робер. А наутро лайнер прямого сообщения вылетел из Вашингтона в Париж, неся на своих могучих крыльях двух посланцев секретного учреждения: убийцу и мошенника.
Из опасения обратить на себя внимание полиции Брокар по возвращении в Париж поселился у Стампа. Он решил не возвращаться на свою старую квартиру, пока не будут благополучно завершены мирные переговоры с семейством Картье.
В первый же день Брокар отправился к Жанне Бове, у нее хранился оригинал рукописи.
— О мосье Эмиль!.. — в страдальческом восторге воскликнула Жанна, открыв дверь своему другу, как бы сошедшему со страниц американского журнала мод.
— Здравствуй, Жаннетта, здравствуй…
Брокар был явно смущен бурным проявлением ее радости. Едва ли не впервые он ощутил, что Жанна — единственный на свете человек, с которым ему не нужно никакой настороженности, оглядки, расчета. Ей-богу, после общения со всеми этими Стампами и Хеллсами возле Жаннеты можно отдохнуть душой.
А Жанна закрыла ладонью глаза, и между ее тонких, бледных пальцев проступила влага.
— У тебя, что, глаза на мокром месте?.. — с грубоватой ласковостью сказал Брокар и тронул ее за плечо. — Давай сюда стамеску и молоток, мне надо вскрыть тайник и забрать рукопись. Ну, возьми же себя в руки, Жаннетта!
— Да, да, простите меня, мосье Эмиль…
Брокар уже не верил более ни во всемогущество депутата Кулона, ни в то, что помощь этого краснобая когда-нибудь ему пригодится. Все же на всякий случай он вписал в заветный документ краткую историю своих похождений за пять месяцев пребывания в Вашингтоне, упомянул и о своих подозрениях, связанных с гибелью Крайтонов.
— Наше условие остается в силе, Жаннетта, — сказал он перед уходом. — Если я в течение месяца не дам о себе знать, отнесешь это письмо к депутату Кулону.
— Как, вы опять уезжаете, мосье Эмиль?
— Не знаю, пока ничего не знаю!
— Когда же вы вернетесь в Париж совсем… как раньше?
— Говорю же тебе, пока ничего не знаю!..
Легкая жизнь в Вашингтоне избаловала, изнежила Брокара, и его пугала предстоящая встреча с Робером, необходимость вести с ним — а то и с людьми более искушенными — сложную и небезопасную игру. Но что было делать? Ведь решался вопрос о всей его дальнейшей судьбе: останется ли он среди людей, живущих на всем готовом, не ведающих ни нужды, ни докучных забот о хлебе насущном, или снова будет брошен на дно Парижа, откуда выбрался лишь по воле случая. После долгого размышления Брокар отверг всякие хитрые подходы к Роберу и остановился на самом простом: разыграть из себя кающегося грешника. Если не сам Робер, то уж тетя Мари наверняка клюнет на эту приманку.
Улица Компьен, 17… Как же давно был он здесь со своим убогим набором косметических снадобий! Кажется, с того дня миновало несколько лет. Не сразу решился Брокар переступить порог этого дома, несколько раз прошелся он взад и вперед, прежде чем открыл изъеденную временем, тяжелую, скрипучую дверь.
Вот тут, направо, жил — да, верно, и сейчас живет — полицейский офицер со своей очаровательной дочкой — кажется, ее зовут Бабеттой. Налево — седая ведьма, она грубо отшила его тогда.
Второй этаж… Право, в тот раз Брокар с более легким сердцем нажал кнопку звонка квартиры Картье. Тогда он еще не был отягчен таким грузом вины перед этим славным мальчишкой Робером. А тут еще его тетка… А, будь что будет! Брокар подходит к знакомой двери и звонит. Несколько мгновений тишины, затем слышны мягкие женские шаги, дверь приоткрывается на длину цепочки.
— Что вам угодно, мосье?
Немолодое, болезненное женское лицо, кроткие, добрые глаза.
— Если не ошибаюсь — мадемуазель Мари Картье?
— Да, мосье. Но простите, я не знаю вас…
— Мне, собственно, нужен Робер. Я могу его видеть?
— Пожалуйста, мосье, входите.
Женщина отмыкает цепочку и кричит в глубь квартиры:
— Робер, это к тебе!
Брокар шагнул в переднюю и увидел Робера. Тот сильно изменился за эти несколько месяцев: он вырос, плечи его развернулись, черты лица обрели четкость, взгляд стал увереннее и тверже.
Робер сразу же узнал Брокара, лицо его побледнело, глаза загорелись гневом.
— В-вы! — произнес он с угрожающей выразительностью, не сходя с места, словно удерживаемый брезгливостью.
