двери.
— Пошли вниз, живо, — скомандовал он.
Йован чуть ли не на четвереньках пополз за ним. В коридоре можно было выпрямиться в полный риск без риска быть раненым.
По лестнице им навстречу спешила испуганная вдова, держа за руки Энни и Оуэна, лица которых были в слезах.
— Что же это? — вскричала она. В её глазах читался невероятно правдоподобный ужас.
— Как Аманда могла напасть, зная, что здесь дети?!
Йован застыл, чувствуя, что если попробует сказать хоть слово или подойдёт чуть поближе к старушке, то не сможет не выдать себя. Стоило ему взглянуть на вдову, к которой в страхе прижимались Энни с Оуэном, как его колени начинали дрожать.
Но так как времени на переглядывания не было, вдова вполне могла не заметить или списать всё на испуг.
— Возможно, она так отчаялась, что решила пожертвовать их жизнями, — предположил Гай.
Камни больше не били по стенам — похоже, их запас подошёл к концу. Однако люди не спешили приступать к новым действием, а только проклинали дом и его обитателей так громко и изощрённо, что даже Робин Гуд наверняка вылез из логова и теперь с восхищением прислушивался, записывая некоторые обороты в свою книжонку.
Вычленив из этого гвалта голос какого-то визгливого мужичонки, Йован понял, что люди требуют отпустить «заложников».
— Мы всё равно вас убьём, гнусные ублюдки! Но если потянете за собой невинных, то… — далее описывались самые извращённые и позорные способы казни, которым мужичонка мечтал их подвергнуть. И если Йовану грозил лишь один, то Гая ждала судьба пострашнее.
Гисборн тоже прислушивался к этому тонкому и резкому голоску, и его лицо с каждой новой угрозой становилось всё более удивлённым.
— Не знал о таком, а ведь семьсот лет живу, — прокомментировал он очередной выкрик, сулящий мучительную смерть.
Судя по звуку, в одно из окон второго этажа опять что-то швырнули.
— Вы должны уходить, — обратился Гай к вдове. — Аманда не причинит вреда ни вам, ни детям. Если что, мы вам угрожали.
Старушка было запротестовала, но он насильно развернул её и подтолкнул вперёд.
— Давайте, скорее!
Оуэн заплакал, обеими руками вцепившись в жакет вдовы и уткнувшись в её бок. Он что-то говорил, но слова невозможно было разобрать сквозь рыдания. Энни тревожно посмотрела на Йована, который так и остался стоять на лестнице.
— А как же ты?
— Не волнуйся, я живучий, — безо всякой уверенности отозвался тот.
Вдова хватала Гая за руки и пыталась его в чём-то убедить (из-за шума снаружи их спор почти не был слышен), а он толкал её к двери, уже действуя почти грубо. Оуэн плакал всё громче и громче, Энни била крупная дрожь, мистер Пушистая Попка забился под комод и затравленно выл, ещё больше нагнетая обстановку.
Что-то ударило в уже расколотое окно. Раздался треск, и тяжёлая штора вспыхнула.
— На выход, сейчас же! — прорычал Гисборн, чуть ли не за шиворот волоча старушку, не желавшую покидать дом. У самой двери он вдруг остановился и, резко развернувшись, бросился в кабинет.
— Мне что, самому со шторой разбираться? — в панике закричал Йован. Попытавшись прикинуть, можно ли без риска для жизни добраться до окна, он пришёл к неутешительному выводу и принялся звать Гая вдвойне усерднее.
Тот, к счастью, появился уже через полминуты. В его сложенных в горсть ладонях виднелась грязноватая вата. Он протянул её Энни, и девочка бережно взяла в руки эту штуку, оказавшуюся импровизированным гнездо с уродливым птенцом. Что-то торопливо сказав детям, Гисборн распахнул дверь.
Крики людей на мгновение стихли. Можно было даже услышать, как с треском горит штора, слегка колыхаясь и понемногу заражая пламенем соседнюю.
Вдова первой вышла за порог, покинув зону действия защитных чар. За ней осторожно выскользнули дети, а вслед вылетел кот, ускоренный пинком Гая. Стоило старушке сделать несколько шагов вперёд, как несколько человек подбежали к ней и повели прочь, заботливо подхватив под руки. Две женщины кинулись к Энни и Оуэну, закутали их в оперативно предоставленные кем-то куртки и спешно оттащили в сторону.
Теперь больше никто не стоял на пути у толпы.
Одна за другой, бутылки, наполненные горючим, полетели в разбитые окна.
— Мы умрём! Я умру! Я не хочу умирать! — голосил Йован, окончательно отбросив остатки самообладания и гордости.
— Отпусти меня, идиота кусок, и дай погасить чёртов огонь! — орал в ответ Гай.
— Не смей уходить! Кто-то должен держать меня за руку в последнюю минуту жизни!
Если посмотреть внимательнее, всё было не так критично, как казалось. Шторы пугающе полыхали, оконные рамы чернели, но огонь ещё не перекинулся на пол. Самое опасное заключалось в том, что дым постепенно заполнял комнату. Этому нельзя было позволить продолжаться. Гисборн вырвался из хватки перепуганного Йована и кинулся к очагу пожара, подобрав первую попавшуюся вещь, которая могла сгодиться в качестве палки — ею оказалась швабра. Стоило ему приблизиться к окнам, как люди, внимательно наблюдающие за домом, заметили силуэт и подняли ружья. Одновременно раздалось с десяток выстрелов, а за ними последовала ругань.
— Я же говорила, по двое в одну цель! У вас патроны бесконечные?!
Ни одна пуля не попала в Гая — он держался сбоку от окна, но всё же его положение не было достаточно безопасным. Из-за быстро распространяющегося огня он не мог подойти слишком близко к стене, и если бы люди решили подобраться ещё шагов на десять, то сумели бы его ранить. Гисборн наконец сорвал штору и вытолкал в разбитое окно шваброй. Пластиковая палка начала плавиться.
— Неси огнетушитель! — крикнул он, бросаясь к другому окну.
Йован был так занят оплакиванием своей безвременно обрывающейся жизни, что среагировал только на второй оклик. Под громкую брань озверевшего Гая он помчался к подсобке, где хранилось несколько баллонов.
Прозвучало ещё несколько выстрелов, снова неудачных, судя по досадливым возгласам снаружи.
Вручив Гисборну огнетушитель, Йован вернулся к своему более-менее безопасному месту на лестнице. Помещение было заметно задымлено, но пламя уже не грозило раскинуться на всю стену. После того, как шторы были сорваны и выброшены, остальные очаги удалось погасить без особого труда и риска. Теперь горели только кусты под окнами, закрывая обзор людям Аманды.
Гай поставил огнетушитель на пол и отряхнул рукава, на которых искры прожгли множество мелких дыр.
— Что ж, я пытался продолжить дело Шерифа и беречь их жизни. Но увы, этот народец придётся перестрелять к чертям собачьим.
Он быстро, но без лихорадочной спешки зарядил своё ружьё. На его лице появилась кривая усмешка.
— Сиди здесь, —
