И в самом деле, положи этот невесомый квадратик в карман. Если он не пригодиться то и не вспомнишь о его существовании, а если припрет и ты неожиданно для самого себя со словами «Елы-палы, я признаться и забыл, о таком подарке судьбы» случайно достаешь это сокровище из кармашка и при условии если оно еще и работает. Будешь счастливее вылечившегося от СПИДа.
Оба даже не готовились ко сну. В пустыне ночью, когда появляется относительная прохлада спать просто нерационально, так как на следующий день возникает проблема борьбы с бодрствованием. Поэтому решили ночью насладиться прохладой по возможности подготовиться к завтрашнему дню и уже завтра ночью, если самочувствие позволит отравиться в долгий и решительный поход.
В какой поход? Куда? Зачем?
Откровенно сказать они и сами толком не знали.
* * *
Уже сейчас, как невылупившиеся цыплята наклевывались два выхода.
Один из них собраться с силами и как в знаменитом голливудском боевике «Мозги без хрена» наброситься вдвоем на превосходящие силы противника и в молниеносной атаке одержать убедительную победу. После чего вызвать вертолеты и в свете наступающего багряного восхода дождаться их уверенного рокочущего появления.
Когда они прилетят, а пыль осядет, неторопясь подойти и радостно обнять своего сурового, но справедливого командира.
Все спасены. Семьи воссоединены. Седой отец украдкой смахивает набежавшую скупую слезу и утыкается в плечо сына-героя.
«Но не время праздновать, — вдруг скажет командир. — Нас, на доклад и вручение оловянной медали «За службы в пустыне» ждет президент США» Звучит гимн. В результате счастливого финала с «хэппи эндом» все плачут, все довольны…
Такое, только с мозгами без хрена, как у местного зрителя, так, кстати и у тамошнего режиссера и можно было себе представить. Авторство этого варианта можно было даже не гадать с трех раз, принадлежало раненому навылет.
Значит, план Б. Он предлагался уже Алексеем. Основной его особенностью было, не мудрствуя лукаво, топать по песку и камням, иногда сверяясь с картой. Ночи хотя и короткие, но вполне достаточные для марш-броска по пересеченной местности. Дойти бы. Два десятка верст протопал и можно пользоваться услугами кафе-закусочной.
Пока шли бурные переходящие границы дозволенного дебаты Гусаров без суеты и спешки спокойно зажег костерок. Гораздо уютнее получилось.
И одному и второму срочно были необходимы положительные эмоции. Впечатление было такое что, глядя на огонь, не торопясь, подбрасывая в костер сучки, оба этим лечились от хандры и безысходности… Дождавшись пока язычки пламени, охватят небольшую горку хвороста, они зачаровано уставились на пляшущие огоньки.
* * *
Оба проснулись к восходу солнца. Костерок их убаюкал почище всякой Арины Родионовны. В одной из фляжек оставалась обычная вода. Чтобы не травить однополчанина раствором из коры Алексей заставил его, её выпить. Тот конечно ради приличия отнекивался, просил бросить его здесь на временную погибель, а самому быстренько сбегать за скорой помощью. В общем, благородно ломался и корчил из себя, по выражению Алексея «художника-разночинца». Но в результате уговоров под бодрое исполнение на губах военного марша воду все-таки выдул.
Пирогов пил и ему строгим тоном было разъяснено, что в подобных условиях пить можно два раза в день — рано утром и поздно вечером. Тогда организм еще задерживает влагу, а не выгоняет её с потом. Да и пить хочется гораздо меньше.
После выпитой воды раненный красиво и сытно мурлыкал о пользе ее потребления. Алексей осмотрел рану. Ее края, как спереди, так и сзади были воспалены. Она продолжала истекать сукровицей. Достав флягу с густым вчерашним бальзамом, лжепророк выдающий себя за доктора тщательно промыл края и попытался имеющимся скотчем, хоть чуть-чуть стянуть ее края для затягивания и срастания.
Когда он своими нежными пальчиками больше подходящими для разгибания подков и ломки пятаков попытался чуть сильнее стянуть рану. Пирогов вдруг странно дернулся, после чего начал громко и фальшиво исполнять арию Кармен из одноименной оперы Бизе. Женская партия в неумелом мужском исполнении слушалась отвратительно, а смотрелась еще хуже. Певец, несмотря на достаточно прохладное для пустыни утро, весь был покрыт пятнами, по которым обильно струился пот, а широко расширенные зрачки говорили, что ему не просто больно, а чертовски больно. Чтобы не орать ерунду, он пел.
— Я, что, зря учил тебя правильным солдатским словам, — забинтовывая рану, виновато забубнил Алексей. — В спецназе это называется орать благим матом. Орать, слышишь? А ты поешь… Создаешь беспорядок в операционной… Потерпи, солдатик, скоро полегчает…
После этого, наблюдая как перевязанный, продолжает картинно закатывать глаза достал шприц-тюбик и, не портя военные брюки, а приспустив их, загнал толстенную иглу в ягодицу раненого.
И только после всех этих общеукрепляющих утренних процедур смог сам отведать пойла из собранной с кустов терпкой влаги. Оставшуюся часть, он предусмотрительно перелил из мусороуборочного пакета в пустую флягу.
Серое утро все еще восседало за линией горизонта. Хотя робкая полоска уже пробивалась над линией горизонта. Чтобы занять себя до появления солнца каким-то полезным занятием он сходил, ровно семь метров и проверил, что накопилось за ночь в обвязанных вокруг крон кустарника мешках.
Ничего.
По ночам интенсивность испарения снижается. Это подтвердили уныло обвисшие влагосборники.
* * *
Появившееся пока еще ласковое солнышко застало Гусарова за полезным занятием — он отбрасывал в сторону песок. Увеличивал полезную площадь логова.
Внутри яма была прохладной. Пришлось копать у корней. Раненный, как мог, помогал. Лежал в стороне и от полученной лекарственной дозы блаженно молчал. Как было хорошо, когда ничего не болело, не хотелось пить и… И просто было распрекрасно и великолепно чувствовать себя живым.
Беспрерывная легкость бытия… Как не хочется думать, что она кратковременна и быстро заканчивается.
Предстояло пережить еще один тяжелый день. Алексея больше пугал вечер, т. к. сегодня, придется потаскать по пустыне соратника по оружию. Вот он вальяжно раскинулся в восходящих лучах солнца. Зачем его таскать туда-сюда? Не надо. Лежит и пусть лежит, отдыхает.
Алексей, бережно затащив раненного в выкопанный окоп, укрепил не только над головой, а уже над всей площадью тела козырек из пластика.
После обработал все тем же лечебным бальзамом сбитые в кровь руки. Он их использовал в качестве лопаты и ковша экскаватора. Посмотрел за тенью, быстро меняющей угол своего преломления. Зачем-то глянул на часы и улегся рядом. Предстояло пережить денёк сродни вчерашнему.
