— Ты, дедушка, не сердись на меня. Прости Оську Самагира за нерасторопность. Вина много пил, похмелье замучило, — громко причитал охотник. — Ух, сколько набежало мурашей-то, видать, со всей тайги собрались. Сто чертей им в глотку, щекотать будут тебя.
Оська вынул нож и начал свежевать зверя, а сам уговаривает его:
— Дедушка, это не шкуру с тебя снимают. Муравьи щекотят тебя. А пчел-то налетело! Наверно, ты их разорял. Ты же любишь мед жрать, муравьиный спирт пить! Вот и обозлил их… Кыш, черти, кыш! Не будите дедушку! Ему надо крепко спать, зима-то уже пришла. Ух, она злая! Однако, мы пропадем от мороза. Один дедушка отоспится в своей теплой берлоге. Кыш, черти, кыш! — «обманывает» Оська убитого зверя по древнему обычаю тунгусов, а сам быстро-быстро работает ножом, снимает пышную бурую мишкину шубу.
* * *
Вечером в доме старого эмчи справляли праздник начала охоты. Чимита наварила целую чашу медвежатины. По просьбе Оськи она отварила и лапы зверя — самую любимую Оськину еду.
А эмчи гладит пышную шерсть мишкиной шубы, довольный подношением соседа, улыбается.
— Теперь я буду валяться на мягкой постели… Бока не будут болеть… старым костям покой… Насекомые не полезут… Спасибо, сынок, за подарок, — благодарит дед Оську.
У эмчи весело на душе. Нет теперь печального одиночества. Есть у него молодой, сильный сосед.
— Дочка, неси-ка араку! Загуляем назло всем хворям, — развеселился старина.
Чимита поставила перед мужчинами две большие деревянные миски с мясом и берестяной туес с аракой.
Эмчи трясущимися руками разлил по чашкам араку. Долго читал молитву, затем окропил вином вокруг себя, вылил несколько капель на огонь, бросил туда же кусочек жира.
— О великий бурхан! Будь благосклонен к другу моему Осипу, посылай навстречу ему быстроногих зверей.
Мужчины выпили по чашке араки и принялись за еду. Брали руками мясо, у самых губ отрезали ножами.
Старик выбирал что помягче, а Оська грыз и сосал медвежью лапу.
Оська не заметил, как Чимита вышла из дома.
— Хозяйка, выпей-ка с нами! — проговорил он и осекся.
— Она глядеть на еду не может. Пускай маленько охолонется на улице. Может, ей полегчает.
— Не пойму, эмчи, пошто не можешь вылечить ее?
— Травы не помогают. Однако, когда станет матерью, оздоровит; новый человек изгонит из тела все хвори.
Выпили по второй чашке молча. Старик захмелел, стал еще болтливее. Поднял указательный палец: слушай, мол, Оська…
— Медведь шибко полезная скотина, в нем полно всяких лекарств, как в изюбре: панты мы варим, от них большая польза. А медвежий жир и желчь ничуть не хуже: больны легкие или простуда в ногах и руках, — медвежий жир первое средство. Сила в нем страх какая!
Попробуй-ка намазать этим жиром обутки, через день-два сгорит кожа. Соображаешь? Ежели где заведется гнойная рана — в животе, в легких, — медвежий жир враз все очистит…
— Гляди-ка!.. — удивился Оська. — А у нас, хамниганов, от всякой хворобы совсем еще молодые уходили к предкам. А жир-то совсем простое дело, нам его не покупать…
— То-то и оно… Вот было со мной, слушай-ка… Однажды я простыл. Стал донимать меня кашель, едва дышу. Все свои травы перепробовал, мало помогает… Пошел через силу искать одну траву, надежда на нее у меня была. Эх-хе, брат, всем охота жить-то. Вот иду, а впереди гром грохотнул: обвал в горах произошел. Подхожу к тому месту, смотрю — падь-то всю забило. Обходить далеко, нет силы. Пошел напрямик. Вижу, в одном месте торчит из-под камней медвежья лапа, задавило его обвалом. Ну, откопал я зверя. Матерый, жирный был медведь. Нажарил мало-мало шашлыку. Кровь его течет, жир капает. Наелся, а до того много дней ничего в рот не брал… ладно, думаю. Еще нажарил, чайком запивал. Утром стаскал мясо в пещеру, лед был в той пещере. Возле сделал себе шалашик из корья. Из-под скалы ключик бьет с кислой водицей. Пьешь, язык щиплет, напиться не можно. Кругом сосновый бор, травы в скалах дурманящие растут. Благодать! Дышится легко, жрать стал, никакого уёму нету.
Слава бурхану, отвязался я от хворобы. Летось покажу тебе то место. Дойти-то не сумею, растолкую только, сам разыщешь.
После ужина Оська ушел к себе. В остывшем чуме было неуютно.
— Человеческим духом даже не пахнет, — пожаловался Оська очагу.
Растопив очаг, он выглянул наружу и увидел соседку.
— Чимита, зайди посидеть! Курить будем, побаем.
— Сам кури, — буркнула на ходу Чимита.
«Ждала где-то, мерзла, пока не ушел; как увидит меня, так и отворачивается, — подумал Оська. — Старается скорее улизнуть… Эх, выздоровела бы! Цены ей не будет. Работящая. Рукодельная… Глаза-то у нее какие, прямо две черные звездочки сверкают. Добрая баба будет… А дети появятся, злой дух покинет ее тело».
* * *
Ранним утром, когда еще спали соседи, Оська надел понягу с двухдневным запасом еды, привычно подцепил на рожок поняги ремень берданки и легким шагом направился вверх по Духмяной.
На восходе солнца Оська поднялся на крутую гору, откуда проглядывалась вся долина Баян-Ула. Порывшись за пазухой, достал несколько разноцветных лоскутков, привязал их на сучья кряжистой сосны: сделал приношение духам.
Пока поднимался, добыл штук шесть белок и тут же ободрал их. Осмотрев пушистый мех, остался доволен, — выходилась белка, очистилась, эвон мездра-то белешенька. Под сосну положил медвежьего сала, мяса и повесил на сук беличьи шкурки.
— Великий Мани! Владыка и повелитель всех лесных духов. Тебе подвластны духи — хозяева гольцов, лесистых гор, солнечных долин и хмурых сиверов. Кланяется тебе Оська Самагир, пусть твои друзья, лесные духи-хозяева, гонят в Баян-Улу больше зверя. Пусть они бегут на ловца Оську, на верный выстрел, — громко провопил эвенк. Великий Мани, силу дай рукам и ногам моим, зоркость глазам, твердость сердцу. Злых духов прогони за семьдесят хребтов от моей тропы.
Оська перевел дух и продолжал:
— Мани! Богиня Дунде! Духи — хозяева тайги! Оська Самагир вам богатые дары поднесет: огненной водой напоит, крови даст, сала и мяса сочного даст. Будьте милостивы ко мне. Мне нужно много меха, мяса и шкур звериных. Мой новый чум совсем пустой и бедный. Мне нужна мука и чай, свинец и порох. Мне нужна искрометная чернобурка, с которой пойду к самому большому начальнику, имя которого Ленин. Разговор у нас с ним будет.
Оська пошел вниз к Духмяной.
— Однако теперь мне будет талан, — сказал Оська, — мою просьбу слышал сам Мани — владыка Верхней Земли. Слышала богиня Дунде и все духи — хозяева Баян-Ульской тайги. Талан будет!
У речки Духмяной попил чаю.
