родословную. Не пройдут мимо самозванства — эти двенадцать не единственные. Мама…
Но утро опередили.
Филипп вышел из тени колонны, будто был до того ее частью — как капля воска стекает с черной свечи.
— Явился… — едко встретила его Аркадия, задрожав от злости. — Тоже — поиздеваться, как этот?
Фил покосился на закрытые двери и виновато улыбнулся, будто извиняясь за родича. А затем принялся медленно обходить дексаграмму призыва, останавливаясь возле каждого мертвого заклинателя.
— Как он их, а? — восхищенно цокнул темный, оглядывая трупы. — Они даже дернуться не успели. На каплях внутреннего резерва работает. Мастер.
— Я ему ничего не сказала. Про ангела. Ты оценил?
— Он бы все равно не поверил, — слабо махнул рукой Филипп.
— Значит, развязывать ты меня не станешь… — выдохнула Аркадия, вновь расслабляясь.
Не стоило и надеяться. Хотя капелька надежды — она была, зачем обманывать себя…
— Скверные веревки, — обошел ее Филипп на удалении в пару метров и присмотрелся к путам. — Паутина сумеречника. Слышал я о таком — магические хищники, знаешь ли, тоже желают жрать магических зверей. Вот тебе и антимагия… — развел он руками. — Так просто не развязать, узлы прикипают. Да еще в кожу врезаются…
— Ну да, ну да… — прикрыла девушка глаза, с силой зажмуриваясь.
А через мгновение тепло чужого дыхания почувствовалось на ее щеке.
— Тут резать надо, — приоткрыв глаза, Аркадия увидела Филиппа, деловито заглядывающего через ее плечо за спину — на узлы, связывающие со столбом.
— И сколько… Чего это мне будет стоить? — часто задышала Аркадия.
— Да, в общем-то, ничего. — Пройдясь, Фил поднял с пола кривой нож и задумчиво взвесил в руках, одобрительно хмыкнув.
— Только дать тебе клятву? — скривилась Аркадия.
Но темный вернулся и молча перехватил лезвием веревочный пояс, соединявший ее бедра со столбом.
— Зачем мне твоя клятва? — произнес он вопросительно, с толикой недоумения, стоя совсем рядом.
— Но как же?.. Ты так пытался ее получить…
— Когда? — прервал ее Филипп. — Не дергайся, сейчас рассеку веревку на ногах… — он молча опустился ниже.
— Столько раз ты пытался убить, подставить… Вынудить действовать по-твоему. Натравливал нас друг на друга и врал в лицо!
— Это семейное, — отмахнулся Фил. — Хотя иногда ты всерьез меня беспокоила, и приходилось как-то тебя занять… Но персонально против тебя я не имею ничего против.
Так бесхитростно, будто не было вокруг дюжины трупов. Будто это все пустяк — вся эта кровь, призыв и запекшийся шрам от ритуального ножа на животе! Будто не он завязал ей кляпом рот и выставил за дверь!!!
— Да именно из-за тебя я здесь!!! — От резкого жеста удерживали только веревки на руках, а от злости хотелось плеваться.
— Верно. Именно из-за меня ты здесь. Ведь это я привел вас в этот мир… — поднявшись и встав за спиной, шепнул он ей на ушко
В этот раз Фил принялся перепиливать последние веревки медленно, словно смакуя момент.
— Я составил заклятие. Я заложил координаты. И будь уверена, я знал, куда мы идем.
Звонко лопалась нить за нитью витой веревки.
— Только ты тут — пассажир. Статист общей сцены, второстепенный персонаж, который не обязательно доживет до последнего акта, — дышали ей теплом в затылок.
Стягивающих ее веревок больше не было, однако Аркадия продолжала стоять, будто примороженная к клятому столбу.
— Твой дед…
— Главный герой, — согласно шепнули ей. — Его ждет драма. Предательство и боль. И силуэт темной башни в конце пути.
Спина и ноги будто задеревенели от повеявшего холода и ужаса.
— А когда все закончится, на руины должны выступить уцелевшие. Испуганные, шокированные — это закон жанра. Люди без имени в пьесе, далекие от схватки. Зато живые и прекрасные, — легонько поцеловали ее чуть ниже шеи. — С умом выбирай себе роль. Времени почти не осталось.
Могилы были совсем недавними. Плотно заставленное свежими земляными холмами поле — человеку меж ними и не пройти.
Они даже не закапывали трупы на должную глубину.
— Что вы наделали…
Тяжелая аура смерти — не та обычная, смягченная скорбью и прощанием родственников. А свежая, даже не над полем боя — а в городах, куда первыми добрались каратели.
И птицы-падальщики, что кружили над землей, срывались стаей на дальние захоронения, воровато разрывая тонкий слой свежей земли и обнажая бело-серую кожу…
— Вы их убили… — механически произнес Кеош, растерянно оглядывая огромное кладбищенское поле под низкими зимними облаками.
— Ты получил деньги, — стегнул его голос старого герцога. — Мы договаривались —поднять кладбище. Вот оно! Приступай!
Хотя какой, ко всем демонам мира, старый — ныне герцог Вайми ничуть не походил на развалину в кресле, и больше не зяб от холода. С молодцеватой выправкой, в полузапахнутом пальто поверх одной сорочки, герцог стоял прочно на двух ногах в окружении тройки вооруженной свиты и требовательно смотрел на Кеоша.
— Дозволено ли мне спросить, где ваш внук, с которым мы обсуждали детали… — пересохшим горлом добавил архимаг.
Взгляд герцога невольно метнулся в дальний край поля.
— Не дозволено. Ты подписал договор со мной, маг. Не трать мое время.
Они убили и его…
Нет. Это он, Кеош, всех убил, позабыв про человеческую жадность. Золота, он считал, будет достаточно. А они желали людских душ, сотнями уложенных на алтари. Желали себе здоровья и бессмертия, оплаченного чужой болью. Но не могли убить всех холопов раньше — кто-то же должен был работать. А сейчас, благодаря ему, Кеошу, решились.
Жадность — дед Вайми убил внука, чтобы не делиться.
Архимага буквально трясло, ладони с силой сжались в кулаки, а слова-ключи боевых заклятий были готовы сорваться с уст. Он отомстит так, что все кровью умоются. Вернется к ним с армией, нанятой за их же деньги, и похоронит прямо здесь, заживо. Он виноват, но он не хотел. Ангел рассудит.
Собравшись вокруг главной мысли, Кеош усмирил молодое тело — еще слишком подвижное и неспокойное для тяжелых мыслей и решений.
— Тут три тысячи могил, — холодно произнес архимаг. — Мы договорились на три сотни.
— Одно! Одно кладбище! — напомнил герцог, довольно посверкивая взглядом. — Ты сам поставил условия.
— Моих сил может не хватить на всех.
— Придешь завтра. Послезавтра.
