избегать. И потому нужно разумение. Испытать и знать. Знать и испытать.
* * *
Не развивают в детях любовь к ближнему, не учат этому ни в одной школе. Недавно я прочел, что какой-то учёный открыл семь тысяч разновидностей мух. Кому это нужно? А между тем такими вопросами многие заняты, а о человеке, об его нужде подумать некому.
* * *
Трудно указывать человеку, что именно он должен делать, а чего делать не должен. Но столь же трудно бывает удержаться, когда видишь, что человек может освободиться от страданий и найти истинное счастье. Трудно удержаться, чтобы не помочь ему. И такую помощь я – что ни говорите – нахожу позволительной, когда действие вытекает из духовных основ, а не из тщеславия или других мотивов. Вчера ещё, допивая кефир, я заметил в бутылке попавшуюся муху. Я наклонил бутылку и вижу, как обмокшая муха делает страшные усилия ползти. Ну как тут не помочь?
* * *
У каждого есть своя особенность, которую можно поддержать и развить, а когда начнут в музыке или ваянии, или живописи учить людей без таланта, то получается лишь подобие художника.
* * *
Если отец сделает ошибку, признается в своей ошибке перед детьми, что он сделал дурно, этот пример будет полезнее сотен нравоучений.
* * *
Каждый человек может и должен пользоваться всем тем, что выработал совокупный разум человечества, но вместе с тем должен своим разумом проверять данные, всем человечеством полученные.
* * *
Если бы у меня теперь были дети, я бы отдал их в балет. Во всяком случае, это лучше университетов. В балете им могут испортить только ноги, а в университете – голову.
* * *
Зачем насиловать ребёнка в том, к чему он неспособен? Это всё равно, что, например, ему вместо определённой свойственной ему пищи давать разные вещи – свечку, хлеб… Именно это и происходит в нашем образовании. Ребёнок сам непосредственным чутьём знает, что ему нужно. К тому и стремится.
* * *
Мы строго наказываем чадо за то, что он поступает дурно, но уже самим наказанием мы внушаем ребёнку то, что наказание может быть справедливо и полезно.
* * *
Лучше никогда не читать ни одной книги, чем читать много книг и верить во всё, что там написано. Можно быть умным, не читая ни одной книги. Веря же во всё, что написано в книгах, нельзя не быть дураком.
* * *
Всякий человек существо совершенно особенное, никогда не бывшее прежде, которое никогда не повторится больше. В нём именно эта его особенность, его индивидуальность и ценна. Школа старается всё это стереть и сделать человека по своему трафарету. Поэтому я говорю: постарайтесь забыть всё то, чему вас учили.
* * *
Считай себя всегда школьником-учеником. Не думай, чтобы ты был стар, чтобы учиться, что душа твоя уже такова, какой должна быть и не может стать лучше. Для разумного человека нет оконченного курса: он – ученик до гроба.
* * *
Хотя бы весь мир признавал учение истинным и каким бы древним не было это учение, человек должен проверять его разумом и смело отвергать, если оно не отвечает требованиям разума.
* * *
Учить и воспитывать ребёнка нельзя и бессмысленно по той простой причине, что ребёнок стоит ближе меня, ближе каждого взрослого к тому идеалу гармонии, правды, красоты и добра, до которого я в своей гордости хочу возвести его. Сознание этого идеала лежит в нём сильнее, чем во мне. Ему от меня нужен только материал для того, чтобы пополняться гармонически и всесторонне.
* * *
Стоит заняться воспитанием, чтобы увидеть все свои прорехи, а увидав, начать исправлять их. А исправление самого себя и есть наилучшее средство воспитания своих и чужих детей и больших людей.
* * *
В деле прогресса России, мне кажется, что, как ни полезны телеграфы, дороги, пароходы, штуцера, литература (со всем своим фондом), театры, Академии художеств и т. д., а всё это преждевременно и напрасно до тех пор, пока из календаря будет видно, что в России, включая всех будто бы учащихся, учится 1/100 доля всего народонаселения (из одного из писем, написанных в 1860 году).
* * *
Не нам нужно учиться, а научить Марфутку и Тараску хоть немножко тому, что мы знаем.
* * *
Покуда не будет большого равенства образования, не бывать и лучшему государственному устройству.
* * *
Из письма, написанного в 1861 году: «Только мы, русские варвары, не знаем, колеблемся и ищем разрешения вопросов о будущности человека и лучших путях образования, в Европе же эти вопросы решенные и, что замечательнее всего, разрешенные на 1000 различных ладов. В Европе знают не только законы будущего развития человека, знают пути, по которым оно пойдет, знают, в чем может осуществиться счастье отдельной личности и целых народов, знают, в чем должно состояться высшее гармоническое развитие человека, и как оно достигается. Знают, какая наука и какое искусство более или менее полезны для известного субъекта. Мало того, как сложное вещество, разложили душу человека на память, ум, чувства и т. д. и знают, сколько какого упражненья для какой части нужно. Знают, какая поэзия лучше всех. Мало того, верят и знают, какая вера самая лучшая. Всё у них предусмотрено, на развитие человеческой природы во все стороны поставлены готовые, неизменные формы. И это совсем не шутка, не парадокс, не ирония, а факт».
* * *
Вы приходите в протестантскую, в еврейскую, в католическую школу. В малолетнюю, взрослую, женскую или мужскую, классическую или научную, промышленную, всё равно – одну общую всем, неизменную черту определенности вы находите во всех этих школах. Сто, двести мальчиков в известный час входят, совершают молитву, садятся по лавкам и все двести начинают делать одно и то же. Мальчик не только не может выразить в школе того, что ему понятно или непонятно, приятно или не приятно то или другое, но он не может выразить словом то, что он знает или не знает то или другое, или что ему хочется. Всё разнообразие его мысли во время класса подведено к выражениям «могу» – «хочу», которые он передает поднятием руки. Итак, во время чтения учителя вы не можете следить за воспринятием преподаваемого. Всё, что вы видите, это скучающие лица. Детей, насильно вогнанных в училище, нетерпеливо ожидающих звонка и вместе с тем со страхом ожидающих вопроса учителя, делаемого для того,
