Разница между этими недавними волнениями и маем 1968 года существенна: тогда господствовало желание разрушить существующий порядок, сейчас – желание вписаться в него. Неизвестно, что сложнее: проблема Франции состоит не в том, что ее капитализм пахнет социализмом, а в том, что он сильно отдает феодализмом. Это специфический французский способ противостоять принципу реальности, диктуемому сегодня все больше экономикой и все меньше политикой. Тупиковость такого пути проявляется, в частности, в нарастающей поляризации молодежи. Как говорят здесь: сломался социальный лифт. В отсутствие меритократической перспективы все большее число молодых выпадает из социума, люмпенизируется, пополняет банды шпаны, дилерскую сеть. Для своих демонстраций студенты вряд ли искали союза с хулиганами, их сплотил невинный повод – очередной правительственный проект.
Общество долго сопротивлялось, когда кто-нибудь пытался установить здоровье его социального тела, простукав его молоточком. Надо полагать, оно предпочитает, чтобы молодежь философствовала «Молотовым».
Писатель и паломник в страну Востока Виктор Пелевин на вопрос интервьюера о том, что он думает о пути, по которому идет Россия, сказал как-то, что не понимает, как одна метафора может идти по другой. Из этого отрезвляющего ответа (или ухода от него) не стоит, однако, выводить, будто Россия одинока и уникальна в склонности к метафорам, с одной стороны, и к романтике дороги, с другой.
Запад очень рано выбрал «путь» в заветную обойму своих ключевых метафор. Европейская наука от своих восточных предшественниц сразу отделила себя тем, что объявила: ее не интересует истина без указания средства, которое к ней ведет, то есть без обсуждения того, что по-гречески называется «методом» (methodos), учением о том, по какому пути нужно идти.
Европеец издавна представлял себя путником, заброшенным-в-мир странником. Современник и симптом модерна – туризм – является гибридным потомком весьма почтенных, а иногда очень древних предков, среди которых кочевничество (горизонтальное, равнинное или вертикальное, горное), охотничья или торговая экспедиция, поездка на ярмарку, посольство к ближнему или дальнему соседу, набег на соперника, колониальный захват, религиозное миссионерство, вылазка по сбору дани, бродяжничество, переселение колонов, годы странствий студента или подмастерья, крестовый поход, вынужденные скитания и добровольная перемена мест. Чтобы стать собой, туризму не хватало только свободного времени и демократии. И конечно, техники, благодаря которой viator mundi смог стать – авиатором.
Слово «туризм» пришло в другие языки из английского, в котором возникло в конце XVIII века. Оно было образовано от французского tour и сначала обозначало бесцельное путешествие по Франции же. Во второй четверти XIX века появляется – тоже сначала в Англии – литература о туристах и для них: «Грамматика туриста», «Оракул путешественника», «Искусство путешествовать», «Как осматривать страну». Во Франции в 1838 г. выходят «Мемуары туриста» Стендаля. Занялась – пока еще робкая и элитарная – заря туризма. Уже первое в мире (и существующее до сих пор) турагентство, основанное в 1851 г. английским столяром и рьяным баптистом Томасом Куком, ставило себе целью приобщить к путешествиям широкие массы, в частности посадив их на поезда.
Характер туризма за полтора века многократно радикально видоизменялся: от элитарного через стадно-конформистский к нарциссистски-взыскательному. Оплачиваемый отпуск вошел в широкий европейский обиход недавно, между двух войн. Сегодня европеец уже не мыслит без него жизнь, живет от отпуска до отпуска, от выходных до выходных. Само время протекает в каникулярном ритме.
Радикально преобразовалась и сама задача каникул. Раньше, в эпоху преимущественно физического труда, главной их целью был отдых. Когда же наступил, по выражению Джереми Рифкина, «the end of work», эта цель отошла на второй план. Каникулы стали более активными, более спортивными, отвечая потребностям современного туриста к восстановлению утраченной за межотпускные периоды физической и психической формы. Модель «месяц на одном месте» уходит в прошлое. Все больше женщин и мужчин пользуются отпуском для восстановления или видоизменения своего образа: улучшения цвета кожи, тургора, силуэта, мускулатуры… Часто две модели сочетаются, предполагая активное перемещение (поход) до места, где можно предаться относительно пассивному отдыху (пляж). Если раньше от отпуска ждали излечения от усталости, то теперь он должен – пусть временно, пусть иллюзорно – снять то, что обозначается словом «стресс», семантический объем которого продолжает раздуваться за счет все новых и новых европейских и мировых недугов: загрязнения окружающей среды и других экологических бед, угрозы терроризма, энергетического кризиса, новых эпидемий, возникновения working poor, сексуальной нищеты, видеослежки, засилья медиа и прочее, и прочее. Хотя с глобализацией бегство от этих бед становится все более тщетным…
На наших глазах уходит в прошлое и время, когда туризм ассоциировался только с отпуском, каникулами. Сегодня туризм проникает в самое лоно работы – особенно с расцветом так называемого «когнитивного капитализма». У нашего брата ученого и/или университетского преподавателя выражение «академический туризм» еще долго будет отдавать дегтем иронии, но нынешний многуровневый и многоплановый производственный туризм есть неизбежное следствие невиданной подвижности капитала.
На диверсификацию индивидов, их проблем и их ожиданий туризм отвечает встречной диверсификацией. Типов туризма великое множество, и их список принципиально открыт. Можно выбрать между имеющимися или скрещивать их по своему усмотрению, но обостренная взыскательность современного туриста побуждает его к изобретению все новых типов. Можно быть или мнить себя путешественником-первооткрывателем. Или пляжным гедонистом (сткой). Или стать на пару недель спортсменом (охотником, ныряльщиком, лыжником…). Или эстетом-фланёром. Или литератором (автором путевых заметок или хоть открыток). Можно превратиться в краеведа, этнографа. Или в биографа кого-нибудь великого, по следам которого путешествуешь. Или в члена более или менее симпатичного стада (кэмпинг, турбаза, клуб). Или в изгоя. Или стать антикваром-кладоискателем, или докой в местной истории. Или каликой перехожим, паломником (Мекка может быть реальной или символической, коллективной или индивидуальной, явной или тайной). Или оргиастическим участником карнавала (или другого event'a). Или эпикурейцем, дегустатором вин, сыров, ветчин и других местных кушаний. Наивным обитателем рая (Адамом или Евой). Или беспощадно-проницательным критиком иной социальной реальности. Можно возложить на себя гуманитарную или экологическую миссию. А можно подложить окружающим сексуальную бомбу – в виде себя. Можно стать Рэмбо, иностранным легионером, то бишь военным туристом. Учеба в университете, благодаря Болонским реформам, все больше напоминает такой специальный туризм. Есть категория работников, у которой все большую часть рабочего времени отнимает деловой туризм: посещение коллоквиумов, конгрессов, семинаров, салонов, стажировок, курсов и мастер-классов. Можно заняться исключительно своим здоровьем, выбирая разного рода wellness. Можно, наконец, целиком предаться антитуризму.
Этот последний, антитуристский, тип туризма происходит от дэнди-фланера, но тоже – как и все остальное – на глазах становится достоянием масс. Оказалось, что туристы терпеть не могут туристов. Оказалось, что они жаждут вести себя не как туристы, перестать опознаваться как туристы, не называться туристами, вылезти вон из своей, туристской, кожи. Деловым туристам особенно легко и естественно дается презрение к туристу-отпускнику, который не в состоянии придумать никакого более оригинального дела, как ничего не делать, и которому нужна, чтобы начать отдыхать, полная смена обстановки! Деловой турист отдыхает не отходя от станка (то есть не выключая лэп-топа, пейджера, сотового). Работа его не тяготит и отдыху не мешает. Для полного кайфа он берет с собой часть коллектива – чтобы атмосфера была привычной. Тайная часть удовольствия состоит в этом случае в том, что он чувствует себя в полной безопасности от упреков в неподлинном времяпрепровождении.
Ибо типичная туристическая стратегия европейского образца ставит во главу угла подлинность, Eigentlichkeit, аутентичность. Ведя между отпусками тип жизни, аутентичность которой никто не ставит под сомнение, потребитель не желает выпадать из аутентичности как раз во время отпуска! Ненависть или презрение к другим туристам – это цензура неаутентичности в себе. В путешествии турист становится на порядок внимательнее к происходящему, чем в обычной жизни. За собой или своим братом-туристом он тоже следит неусыпно-бдительным взором, волей или неволей становясь этно-социо-антропологом, наблюдающим-описывающим не столько аборигенов (будь то вьетнамские крестьяне или лондонские служащие), сколько других туристов и самого себя.
