Остальные религии – примерно то же самое. Жизнь в стаде, овечья покорность и прочее. А будешь плохо себя вести – злые черти тебя зажарят, типа как на зону строгого режима после смерти попадешь. Речь не про дзен, дзен – это вообще не религия и не очень-то буддизм. А тот, кто во всю эту бредятину верит – это даже не хомячки. У хомячков мозги есть, а у этих идиотов – только вера в то, что они (мозги) есть. Глупые люди. Глупые игры. Главное для них – это игры. Не реальная, жестокая и жесткая жизнь. А только глупые, выдуманные игры.
Другое дело, конечно, что настоящая жизнь – это не для всех. Не все ее выдерживают. Многие пугаются уже одной перспективы посмотреть ей в страшное лицо. И в первую очередь – это именно волосатые жители больших городов. Я не к тому, что меня чем-то раздражают длинные волосы – нет, у меня у самого когда-то были отращены почти до локтей. Просто эти кадры любят только говорить. Дальше этого никто и никогда идти не хочет. Но ведь и говорят-то они, как правило, откровенную чушь. Скажем, они все сугубо «свободные» индивиды, это наиглавнейшее убеждение. Хотя если присмотреться – живут точно так же, как и все остальные. Длинная шерсть – знак принадлежности к определенному стаду, считай – та же униформа, как у солдат. Увешиваются какими-то «фенечками», как папуасы больные. Насовать железок в ухи и в ноздри – «от я кака»! Смотреть на них очень прикольно.
Еще прикольнее смотреть за тем, как они взрослеют. Смотреть, с какой скоростью у них выветривается эта дурь, в которую они так самозабвенно играли каких-то пару лет назад. Как устраиваются на работу, как начинают жить по правилам другого, самого большого стада, от которого совсем недавно так по-детски наивно хотели сбежать. Не получается. Жалкие единицы продолжают бегать оборванными, трясут патлами, а все остальные – быстро-быстро отжираются, обрастают барахлом и сладко радуются всему тому, что совсем недавно так яростно отрицали. Даже в этой идиотии снова та же ситуация с коровьими шерстинами и рогами. Не может человек жить сам по себе – не каждому это дано. И еще более не каждый может не поддаться на требования стада.
Вот Тайлер в кино – во многом правильный человек, хоть и ссыт людям в суп, мерзавец. Он живет так, как ему хочется, а не так «как положено». И уж совсем не так, как того требует стадо. Он разотождествлен полностью. Он – такой, каков он есть. Ему ничего ни от кого не надо. Он – сам по себе. Такой, какой он есть на самом деле – не подделывающийся под общество, а живущий так, как ему того хочется. Такие люди крайне опасны для общества. Они – как волки в овечьем стаде. Стадо как таковое таким людям ничего противопоставить не может. Оно норовит их либо изолировать, либо уничтожить.
Тут надо отдельно пояснить для тех, кто из просмотра этого не понял. Тайлер – это, так сказать, второе "я" Нортона. Точнее – это просто он сам и есть. Второе "я", которое Тайлер – оно не хочет жить как хомячок. Оно хочет жить так, как хочет. Я сперва даже как-то не въехал, что это он сам и есть. Только тогда, когда Нортон начал разговаривать с оттраханой теткой, а Тайлер постоянно пробегал рядом и отпускал реплики так, что с теткой не пересекался, я смекнул что это он сам. Короче, ситуация примерно как с доктором Джекилом и мистером Хайдом. Наука подобные проявления психических аномалий именует шизофренией, то есть расщеплением личности.
Так вот, возвращаясь к дракам в х/ф FightClub. В этом фильме, стало быть, постоянно дерутся. В этом, можно сказать, заключен изрядный кусок смысла. Смысла того, что драка помогает человеку освободиться. Тут даже спорить не стану – это так и есть. Помогает. Причем – не только та, в которой кого-то дубасишь ты. Помогает и та, в которой отметелят тебя. Мол, раз ты не дрался, говорит Тайлер, то вообще ничего в этой жизни не понимаешь. Тут я с режиссером и с Тайлером опять согласен полностью. Именно так и есть. Если ты не дерешься – ни хера ты в этой жизни не видишь и не понимаешь. В детстве я это дело очень любил и в интернате с большим удовольствием дрался чуть ли не каждый день. Регулярно огребал сам, но и другим выдавал немало. Только было это все совсем не так, как в кино. А то, что оказалось в армии, я даже представить не мог.
Первый раз это случилось тогда, когда как-то вечерком за ужином один дедушка послал сынка к повару за рыбой. А повар – глупый молодой узбек – поимел наглость послать сынка его в одно интересное место, таким образом нагло послав и деда. Салобон прибежал к столу и во всеуслышание повторил слова повара (хоть так деда послать можно). Вся рота дико заржала. Дед подхватился, дал по роже сынку и побежал на раздачу. Там поймал повара и как следует отдуплил. А ночью к нам в расположение вломилась вся рота охраны, состоявшая из азербайджанцев – они пришли защищать братана-мусульманина. Их пришло очень много и я подумал, что всем нам – кранты. Но дедушки заорали «Дневальный, держи двери – чтобы никто не убежал!» – и понеслась. Бились все – и дедушки, и молодые, потому что было понятно – если не впряжемся все, нас просто забьют и отпетушат. Драка была зверская – с ремнями, табуретками и дужками от кроватных спинок. Роту охраны мы тогда размесили в мясо, до полусмерти. Потом мы дрались часто, по большей части – все с теми же мусульманами.
В армию я уходил просветленным комсомольцем-интернационалистом. Вернулся оттуда озверевшим ненавистником любых проявлений национализма. Не в том смысле, что я теперь громогласно пропагандирую или исповедую какие-то идеи типа WhitePower. Нет. Просто теперь стойко ненавижу любые проявления национализма – чьего бы то ни было. Хоть узбекского, хоть польского, хоть еврейского, хоть украинского. Ведь любой национализм подразумевает некое отличие представителя данной нации от других. Это отличие автоматически ведет обыденное сознание (а никакого другого сознания у нас нет) к тому, что человек начинает считать себя исключительным – всего лишь на основе того, что он принадлежит к некой национальности. Осознание же исключительности немедленно приводит к другому осознанию – осознанию того, что остальные, кто не той национальности – вовсе не так исключительны, как он. Он – лучше, всего лишь на том основании, что у него «правильная» национальность. Неважно – какая. Он – лучше, и все.
В замкнутых коллективах типа армейских вся эта мразь, которая только в нынешнее время стала видна невооруженным взглядом, вылезает со страшной силой. Все эти сволочные «землячества», кучкования по длине носа и степени обрезанности члена – это страшные вещи. Подчеркиваю красным: корень не в том, люди изначально друг друга не переносят по национальному признаку. Не любят – это да, это естественно при разном цвете кожи и различии в языках и культуре. Но национальная рознь всегда начинается с националистического настроя отдельных групп. Начинается все именно с них – с национальных кучек, и со сбившихся в другие стаи земляков. Но если земляков разгонять в принципе легко и просто, то биться со сбившимися в кучки по национальному признаку – очень тяжело.
Мы от них не прятались, мы их били смертным боем (так же как они нас). А потому мы вернулись с целыми, неразорванными анусами. Дрались мы там все без исключения, ибо это был вопрос жизни и смерти. Неоднократно сражался на пару с евреем Ланцманом – потому что там было не до горячо любимого всеми «антисемитизма». Дрались на пару с братом-немцем Келлером – потому что хотели жить так, как хотели. Дрались на пару с костромским Васей Ловушкиным – когда восемь таджиков ночью пришли в кочегарку мочить нас с топорами и лопатами (очень сильно тогда таджикам не повезло). Дрались как звери, не думая ни о каких последствиях. Мы там такое вытворяли, что сейчас даже не очень верится. И никто, что характерно, не бздел – даже домашний, абсолютно неагрессивный паренек Ланцман. Потому что понимал – иначе нам вообще кранты. У меня есть фотография, где стоит 14 человек из моей роты: немец, русский, цыган, молдаван, еврей, украинец, грузин, татарин, казах, узбек, армянин, азербайджанец, литовец и эстонец. Это те, кто были умными, и кто никогда не сбивался в национальные стада. Правда, еврею Ланцману не особенно было куда сбиваться, но в той мешанине людям умным всегда было просто наплевать на то, кто какой нации.
И все равно – драться было круто. Мне очень нравилось. Это даже покруче чем грамотно ходить строем и истошно орать хором песни – настолько массовые драки объединяют и сплачивают. Только вот зачем этим пытались заниматься ребята в кино – мне не совсем понятно. Если драться просто так – это ведь совсем не то. Совсем.
Кстати, в России прелесть группового мордобоя и его полезность для джигитов известны давным-давно. В России по праздникам всегда обожали сходить стенка на стенку. И всем очень нравилось, потому что там тоже было без зла – по правилам и вообще просто для прикола. Вот и в кино – без зла. Развлекуха. Но преподносится как некое откровение. Смешно, конечно. Одно дело – кино, и совсем другое – когда трое черных хотят тебя хором отпидарасить. Отбиться от них – вот это как способ просветления почему-то никому не интересно. Хотя штука эта по накалу страстей и переживаний очень мощная. Кто не пробовал – уж поверьте на слово.