Жасмин Варга - Мое сердце и другие черные дыры

Jasmine Warga My Heart and Other Black Holes

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Sanford J. Greenburger Assoc., Inc. и Andrew Nurnberg

Copyright © 2015 by Jasmine Warga

© Волцит П., перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2015

В музыке, особенно в классической, особенно в «Реквиеме» Моцарта, заключена кинетическая энергия. Если как следует вслушаться, можно уловить дрожание скрипичного смычка над струнами, готового воспламенить ноты. Заставить их двигаться. А уж стоит нотам оказаться в воздухе, как они начинают сталкиваться. Искрить. Взрываться.

Я много думаю о смерти: как она выглядит? И как звучит? Взорвусь ли я, словно эти ноты, последними криками боли и затем навсегда умолкну? Или, быть может, превращусь в легкий шум, затухающие помехи – еле уловимые, да и то если вслушиваться…

Даже если бы я уже не грезила о смерти, то, поработав в колл-центре в «Такерз Маркетинг Концепт», определенно начала бы. Компании повезло, что согласно нашему контракту они свободны от каких-либо обязательств передо мной… На то есть свои причины.

«Такерз Маркетинг Концепт» – это телемаркетинговая компания, которая снимает офис в подвальном помещении среднесортного торгового центра, а я – их единственный сотрудник, который не настолько стар, чтобы помнить падение Рима. Ряды серых пластиковых столов, купленных, вероятно, оптом в «Костко»{ Костко (англ. Costco) – одна из крупнейших в США компаний-ритейлеров и одновременно сеть складов клубного типа. Продает товары по заниженным ценам, ориентируясь на компании и многодетные семьи.}, на каждом – телефон и компьютер. В воздухе ощущается застоялый запах плесени с нотами подгоревшего кофе.

Сейчас мы проводим исследование для турфирмы «Райские каникулы» на тему «Что людям важнее на отдыхе: качество еды и выпивки или обстановка в гостинице». Очередной номер из моего списка принадлежит Елене Джордж с Малберри-стрит.

– Алло? – раздается скрипучий голос.

– Добрый день, миссис Джордж. Меня зовут Айзел, я звоню из «Такерз Маркетинг Концепт» от имени фирмы «Райские каникулы». У вас найдется время ответить на несколько вопросов?

В отличие от своих коллег мне не удается произносить эти фразы красиво-напевно с правильными интонациями. До звездных сотрудников «ТМК» мне точно далеко.

– Да когда же вы все перестанете мне названивать! – И миссис Джордж бросает трубку.

Вы можете убежать, но вам не спрятаться, миссис Джордж. Я делаю пометку в журнале вызовов. Похоже, ее не интересует двухнедельный отпуск на Гавайях на условиях таймшера{ Таймшер – право пользоваться собственностью только в течение условленного времени.}. Не сложилось, «Райские каникулы».

Два звонка подряд – это не для меня, и я поворачиваюсь к компьютеру. Единственный плюс в моей работе – неограниченный доступ к интернету. Двойной щелчок по значку браузера – и я снова на сайте «Уйти легко», который так полюбила в последнее время.

– Эйзел! – рявкает мистер Палмер, мой начальник, как всегда коверкая мое имя. Никакая я не Эйзел! – Сколько раз тебе повторять, чтобы во время работы ты не отвлекалась на посторонние дела?! У тебя еще целый список! – Он тычет пальцем в журнал.

Мистер Палмер относится к тому типу людей, которые могли бы изменить всю свою жизнь, если хотя бы раз обратились к другому парикмахеру. Сейчас у него стрижка «под горшок», словно у нескладного шестиклассника. Может, я бы и раскрыла боссу глаза на то, что при его линии подбородка лучше носить короткий «ежик», но, боюсь, он вполне счастлив со своей миссис Палмер и никакого «нового себя» не ищет. Нет, не будем устраивать ему кризис среднего возраста.

Как ни противно это признавать, но я даже немного завидую мистеру Палмеру. По крайней мере, его можно подлатать, если он того захочет. Несколько щелчков ножницами – и он как новенький. А меня уже не починишь.

– В чем дело? – Мистер Палмер замечает, что я уставилась на него.

– У вас замечательные волосы, – отвечаю я, крутанувшись на стуле.

Кажется, я соврала: в моей работе две хорошие вещи – доступ в интернет и вращающийся стул.

– А?

– У вас замечательные волосы, – повторяю я. – Вы никогда не думали о том, чтобы постричься по-другому?

– Знаешь ли ты, что, нанимая тебя, я рисковал? – Он водит сморщенным пальцем перед моим носом. – Все в городе говорили мне, что с тобой будут проблемы. Из-за… – Осекшись, он отворачивается.

«…из-за твоего отца», – договариваю я про себя. Рот заполняет хорошо знакомый кисло-металлический привкус унижения. Моя жизнь четко делится на две части: до того, как отец стал «звездой» вечерних новостей, и после. На мгновение я представляю, как бы звучал этот разговор, если бы мой отец не был моим отцом. Думаю, мистер Палмер не стал бы говорить со мной так, словно я бездомная дворняжка, которая копается в его мусорном баке. Хочется думать, что он проявил бы больше деликатности, но теперь никто не заморачивается тем, чтобы держаться со мною тактично. А затем меня накрывает та мысль, которую я тщетно пытаюсь изгнать из своего сознания: «Ты бы все равно так себя чувствовала».

Я утыкаюсь подбородком в грудь, пытаясь эту мысль вытряхнуть.

– Извините, мистер Палмер, больше не буду.

Мистер Палмер не отвечает – уставился вверх на три огромных блестящих плаката, недавно украсивших заднюю стенку офиса. На каждом – Брайан Джексон в эффектной позе: на одном руки сложены на груди, на другом – вскинуты над головой в победном ликовании, на третьем плакате – прижаты к бокам в момент бега. Фотошоп сделал его кожу безупречной, но пепельно-русые волосы и ярко-голубые глаза не нуждаются ни в какой обработке. И я знаю – не раз проходила мимо в школе: его икроножные мышцы действительно такие мощные. Внизу каждого мегаплаката подписано крупными красными буквами: «Парень из Лэнгстона, штат Кентукки, – участник Олимпиады».

Здесь ничего не говорится о первом уроженце Лэнгстона, которого взяли в олимпийскую команду. Да этого и не надо. Глядя на мистера Палмера, рассматривающего фотографии, я знаю, что он думает о том, первом, парне. Почти каждый, увидев блестящий от пота лоб и мускулистые ноги Брайана Джексона, не может не вспомнить Тимоти Джексона, его старшего брата. А если кто увидит одновременно плакат и меня, тот уж непременно подумает о Тимоти.

Наконец мистер Палмер, оторвавшись от фотографий, поворачивается ко мне. Посмотреть мне в глаза он не может, так что, неловко откашлявшись, обращается к моей макушке:

– Слушай, Эйзел. Может, тебе не стоит приходить завтра? Не хочешь взять выходной?

Я вдавливаю локти в стол, желая раствориться в сером пластике – синтетическим полимерам не нужны чувства. Я слышу стон моей кожи, расплющенной весом тела, а внутри меня звучит музыка Баха – Токката и фуга ре минор. Переполняемая мрачными тяжелыми звуками органа, я представляю себе его клавиши – они выстраиваются в ступеньки лестницы, которая приведет меня в пустое и тихое место. Место, где нет «ТМК», Палмера, где нет никого и ничего.

Мистер Палмер, неверно истолковав мое молчание как нерешительность, хотя на самом деле я просто парализована ужасом и стыдом, вытягивает руки вперед, собирая с них невидимую воду, словно после мытья. Я у многих вызываю это желание – начисто вымыть руки.

– Как ты, разумеется, знаешь, завтра мы обзваниваем людей от имени муниципалитета Лэнгстона, чтобы привлечь побольше зрителей на встречу Брайана Джексона. – Голос мистера Палмера на мгновение ломается, и он снова кидает быстрый взгляд на плакат, словно надеется, что сосредоточенное лицо атлета добавит ему мужества продолжать.

Чары Брайана, кажется, действуют: к мистеру Палмеру возвращается голос.

– Брайан приезжает на выходные со сборов, и городские власти хотят, чтобы жители устроили ему теплый прием. Я знаю, ты бы с удовольствием помогла, но, боюсь, некоторые наши клиенты могут почувствовать себя неловко, если ты будешь приглашать их на мероприятие, потому что… ну, в общем, из-за твоего отца и… – Он понижает голос, продолжая что-то бормотать, запинаясь, так что я уже ничего не понимаю. Какая-то смесь извинений, объяснений, обвинений…

Я изо всех сил стараюсь не рассмеяться. Мне говорят о моей непригодности для проведения телефонных опросов, а я цепляюсь за выбранное Палмером слово «клиенты». Не думаю, что люди, которых мы достаем своими звонками, считают себя клиентами. Скорее жертвами. А я – спасибо, отец! – заставлю любого почувствовать себя потенциальной жертвой.