Энн Ламотт
Маленькие победы. Как ощущать счастье каждый день
Моим ребятам – Сэму, Джексу, Стиво, Джону и Тайлеру Ламоттам и Мэйсону Риду. Без вас я обречена.
Anne Lamott
SMALL VICTORIES: SPOTTING IMPROBABLE MOMENTS OF GRACE
Copyright © 2014, Anne Lamott. All rights reserved
Перевод на русский язык Э. Мельник
Художественное оформление П. Петрова
Что вы узнаете из этой книги
1. Когда радушие становится вопросом жизни и смерти? – см. главу «Книга радушия»
2. Почему труднее бывает принять благодарность, чем помочь человеку? – см. главу «Книга радушия»
3. Как пережить трагические моменты жизни, или Кому полезна скорбь? – см. главу «Лестницы»
4. Что обретаешь, пройдя через великие потери? – см. главу «Лестницы»
5. Почему труднее всего простить самого себя? – см. главу «Прощенная»
6. Куда могут завести нас благие намерения? – см. главу «Путевые вешки»
7. Что ищет на сайте знакомств самодостаточная женщина, подчеркивающая свою независимость? – см. главу «Пары»
8. Кому обжорство заменяет любовь? – см. главу «Пища»
9. Как превратить обиду на давно умершего отца в прощение: его и себя? – см. главу «Папа»
10. Когда надо умерить любовь к собственному ребенку? – см. главу «Прах и пепел»
11. Как вновь обретается потерянная любовь к матери – давно ушедшей, но не прощенной? – см. главу «Норат»
12. Как усталость от самого себя может привести к благодати? – см. главу «Бразермен»
13. Какое чудо способно предотвратить авиакатастрофу? – см. главу «Постучаться в дверь небес»
14. В чем смысл и истинная радость старости? – см. главу «Милый старый друг»
Уж никнуть начали головки роз.
Пчела, что золото свое сбирала день-деньской,
Найдет себе шестиугольник для ночлега.
А в небе вереницы облаков,
Последних птиц метанья,
Акварель на горизонте.
Лицом к стене уселся белый кот.
И в поле конь задремывает стоя.
На деревянном столике свечу затеплю.
И пригублю еще вина.
Возьму я в руки нож и луковицу.
А прошлое и будущее? – что ж,
Дитя всего лишь о двух разных масках.
Билли Коллинз, «Вечером»
Худшее, что можно сделать, когда сама хандришь, не находишь себе места от беспокойства, пышешь праведным гневом невинной жертвы или зеваешь от скуки, – пойти на прогулку со смертельно больной подругой. Она все испортит окончательно.
Прежде всего такие люди не считают себя умирающими, хотя это явствует из сканирования и деликатных отчетов врачей. Просто живут – как могут и сколько отпущено. И бывают благодарны за каждый подаренный день – в то время как ты беспокоишься, насколько поредели твои ресницы и раздалась пятая точка.
Моя подруга Барбара к тому весеннему утру, когда мы отправились на прогулку по лесу Мюира, уже два года жила с болезнью Лу Герига. Она перепробовала все, пытаясь остановить волну разрушения; увидев ее с четырехколесными ходунками, нуждающуюся в компьютерном голосе по имени Кейт на базе iPad, можно было подумать, что болезнь берет верх. Но помимо тяжелого заболевания, приводящего к атрофии мышц и полному параличу, у Барбары имелись глубокий интеллект, великая любовь к природе – и Сюзи.
Сюзи, верная возлюбленная на протяжении тридцати лет, обеспечивала ей несправедливое преимущество перед всеми: и мы стали бы великими, если бы у нас была Сюзи.
Барбара была исполнительным директором Breast Cancer Action, организации «скверных девчонок», борющихся против рака груди – с откровенно неприязненным отношением к «розоволенточному» подходу. Сюзи играла роль уравновешивающего фактора, и я за эти годы не раз выступала на их праздниках и мероприятиях по сбору средств. Барбара и Сюзи были примерно одного роста, обе – с короткими темными волосами. Они выглядели как кузины – дружелюбные, добрые, интеллигентные.
Теперь же лицо Барбары стало застывшим – маска, некий предмет, в который бьет сильный ветер; она сильно потеряла в весе. Однако прежней оставалась ее улыбка – милая, теплая, чуть ироничная.
Мы тронулись в путь. Барбара была вожаком, лидером гонки – единственным человеком на колесах, разведывающим сложности маршрута: от этого зависела наша жизнь. Сюзи следовала за ней по пятам. Я шла замыкающей.
На тропе, ведущей сквозь эти леса, ощущается дикость природы. Деревья настолько огромны, что невольно умолкаешь; они, как мифические животные, излучают невиданную энергию.
Мы втроем обедали в городе двумя месяцами раньше – до болезни, питательной трубки и Кейт. Барбара и тогда пользовалась ходунками, которые выглядели как компактная магазинная тележка и позволяли передвигаться в нормальном темпе. В то время она еще ела вилкой, а не через трубку, и разговаривала – настолько тихо, что порой приходилось обращаться к Сюзи за переводом. Барбара говорила о своем блоге благополучия – и о потребности в дополнительном питании. Дыхание, питание, голос; дыхание, питание, голос. (Она время от времени публиковала в своем блоге список операций, которые пока еще может выполнять; из недавних: «радоваться колибри; спать со своей любимой. Выступать в защиту людей с раком груди».)
Теперь она безмолвна. Когда хочет поговорить, может набирать слова на планшете, которые металлическим голосом произносит Кейт. Она знает, что постепенно жизненные соки уходят из нее. Когда ходишь по лезвию ножа и знаешь, что дальше будет только хуже, – упиваешься сегодняшним днем. И вот мы здесь, у начала маршрута, на прогулке в холодный день.
Когда ходишь по лезвию ножа и знаешь, что дальше будет только хуже, – упиваешься сегодняшним днем.
Я – ходок быстрый, поскольку у моего отца были длинные ноги и я научилась не отставать, но сегодняшняя прогулка с Барбарой напоминала картинку «Мамочка, можно? Можно я сделаю тысячу крохотных шажочков?». Барбара, судя по сосредоточенному виду, настраивалась на единение со всеми нависающими над тропинкой сплетенными ветвями. Не могла растрачиваться на бессмысленный лепет, поскольку вначале приходилось набирать текст. Что избавляло от пустой трескотни.
Эта роща – музыкальная. Красные деревья похожи на органные трубы, берущие безмолвные аккорды. Сюзи указывала на птиц, которых знала, и убирала немногочисленные препятствия с нашего пути. Сюзи – крепкая опора, несущая стена. Она не из тех, кто говорит: «Я совершаю удивительные поступки», – просто помогает себе и Барбаре комфортно существовать в дуэте. Она полна лукавого юмора, но без ернической остроты.
Я бывала в лесу Мюира сотни раз, с самого раннего детства. Именно сюда родители водили гостей, но пятьдесят лет назад все было по-другому. Родителям было страшно, когда пропадал ребенок, но им не приходила в голову мысль, что он мертв. Я боялась всегда, ибо терялась так часто, что до семи лет к моей верхней одежде булавкой прикалывали записки – маленькие визитные карточки с именем, номером телефона и примерно таким текстом: «если найдете, верните, пожалуйста» – точно я была каким-нибудь портфелем. Я терялась всю жизнь; может быть, чаще, чем большинство людей, – но всегда оказывалась найденной. Несмотря на то что верю в бессмертие души, я боюсь, потому что Барбара умрет и Сюзи останется совершенно одна.
Мне нравятся строки Уэнделла Берри: «Когда мы не знаем, что делать дальше, начинается истинная работа; когда не понимаем, каким путем идти, – истинное путешествие. Разум, не сбитый с толку, не старается мыслить. Лишь тот ручей поет, на чьем пути пороги».
Когда мы не знаем, что делать дальше, начинается истинная работа; когда не понимаем, каким путем идти, – истинное путешествие. Разум, не сбитый с толку, не старается мыслить
Во мне много веры – но и много страха.
День выдался настолько холодным, что в лесу Мюира витало не так уж много ароматов: день был хрустяще сладостным. Мы шли по тропе, точно дети – настолько медленно, насколько возможно.
Завернули за первый поворот, вр-р-рум. Мы с Сюзи разговаривали – ни о чем конкретном. Барбара указала на свое ухо, и мы остановились, чтобы прислушаться: к звону ручейка, к голосам воды. Слышался контрапункт птичьей трели, песни человека и журчания ручейка: «Идите дальше, все просто идут дальше. Вы не сможете остановить ни меня, ни что-либо другое».
