Уилмингтон, Северная Каролина 2010
Боже, до чего это было странно!
Я сидела за столом в «Пайлот-Хаус» напротив Йена, чувствуя, будто пришла на свидание. Вчера он как-то мимоходом сказал, что у него есть два билета в кино. Потом он предложил сначала что-то перекусить. А когда ты ужинаешь на набережной, а впереди у тебя еще фильм в таком чудесном месте, как отремонтированный «Талиан-Холл», что это еще может быть, как не свидание? Йен мне нравился. Я знала его очень давно и, могу сказать честно, в каких-то проявлениях я его просто обожала, но ходить с ним на свидания я не хотела. Я ни с кем не хотела встречаться. Меня приводила в содрогание одна мысль о том, чтобы целоваться с кем-то или даже держаться за руки, кроме Сэма. Это было мне действительно противно. В постели по ночам я испытывала бесконечную тоску, но не просто по любому мужчине. Только по своему мужу.
– Ведь это не свидание, правда? – спросила я Йена, когда официант налил мне второй бокал вина.
Йен засмеялся.
– Нет, если ты этого не хочешь.
– А ты хотел? Хочешь? – Я улыбнулась. Мне было приятно так легко болтать с ним. Мне был нужен мужчина-друг гораздо больше, чем любовник.
– Я просто подумал, как приятно видеть твою улыбку, – сказал Йен. – Вот как сейчас.
Как только он это сказал, я почувствовала, что моя улыбка исчезла. Мне нужно было кое-что сказать ему. Я намеревалась отложить это до завтра, чтобы сегодня вечером мы оба могли расслабиться и отдохнуть. Но вдруг поняла, что не смогу удержаться.
Чуть раньше в этот день, после занятий в школе, я поехала к Ноэль, чтобы помочь Эмерсон убраться в доме. Эмерсон ожидала меня на веранде и, как только я поднялась на верхнюю ступеньку крыльца, схватила меня за руку, потянула на диван и уселась со мной рядом. Лицо ее покраснело, и на нем блестели капельки пота. Я поняла, что она уже давно трудилась в доме. Но напряжение в ее лице было вызвано не физическими усилиями.
– Ты не поверишь, каков оказался результат вскрытия, – сказала она.
– Она была больна, – сказала я. Мне хотелось, чтобы так и было. Смертельная болезнь, при которой не могло быть другого исхода. Я могла представить себе, как она пришла к решению покончить с собой, чтобы не подвергать нас необходимости переживать с ней затянувшуюся мучительную болезнь.
Но это оказалось нечто совсем иное.
Я сидела сейчас за столом, глядя на Йена.
– У Ноэль был ребенок, – сказала я.
Он недоуменно уставился на меня, а потом рассмеялся.
– О чем ты говоришь?
– Эмерсон получила сегодня результаты вскрытия. Причина смерти – передозировка наркотика, как мы и предполагали, но вскрытие показало, что в какой-то период ее жизни она была беременна и родила.
Все признаки легкомыслия исчезли с лица Йена.
– Когда?
– Не знаю. – Мгновение я поколебалась, а затем спросила: – Это мог быть твой ребенок?
Эта мысль его явно покоробила. Я была уверена, мы оба припомнили внезапный разрыв его помолвки с Ноэль. Была ли здесь какая-то связь?
– Не знаю, как это могло произойти, – сказал он. – Я… мы все заметили бы, если бы она была беременна. В особенности если бы беременность зашла уже далеко.
– Тогда, наверно, это случилось в ранней юности, – сказала я. – Прежде чем кто-либо из нас с ней познакомился. Эмерсон и я предполагаем, что она отдала ребенка в приемную семью. Может быть, все эти годы она переживала случившееся и никто из нас об этом даже не догадывался.
– Что же, – сказал Йен, – может быть, ты и права, а может быть, ребенок умер… теперь мы никогда этого не узнаем. Я думал, что хорошо знал ее, когда мы были вместе. Почему она не сказала мне?
– Почему она не сказала Эмерсон или мне? – прибавила я. – Своим лучшим подругам? – Я взглянула в свою тарелку, где еще оставались кусочки рыбы. Я сомневалась, что смогу доесть их. – В любом случае, это не могло иметь никакого отношения к причине ее самоубийства, – сказала я.
– Если только это не что-то, чего она не могла пережить, – сказал Йен. Вид у него был несчастный.
– Прости, что я заговорила об этом сегодня. Мне следовало бы помолчать.
– Нет, я рад, что ты мне сказала, – возразил он.
Я съела еще кусочек рыбы, не чувствуя абсолютно никакого вкуса. Я устала. Мы с Эмерсон упаковали все, что было у Ноэль в кухне, наполнив коробки тем, что Тед должен был забрать для женского приюта. Такого нашлось мало. Ноэль крайне обеднила свою жизнь. Она никогда не была скопидомкой, но меня удивило, насколько пусты оказались шкафчики в ее кухне. Несколько тарелок. Несколько стаканов, чашек и мисок. Ничего лишнего. В таком же состоянии были ее туалетный столик и гардероб, где хранилось только самое необходимое. Странно было видеть ее знакомые длинные юбки и просторные хлопковые блузки, зная, что мы никогда ее больше в них не увидим. По всему дому стояли еще черные мешки для мусора, наполненные детскими вещами. Тед и Эмерсон запихнули их в свою машину, чтобы отвезти их к себе домой, где Грейс и Дженни обещали привести все это в порядок и передать Сюзанне.
Меня поразило, когда Грейс сказала, что собирается помочь с детской программой, как того желала Ноэль. Эмерсон отдала ей швейную машину Ноэль и показала, как подшивать одеяльца для детского приданого, предназначенного для больных или нуждающихся детей. Когда Грейс сказала мне, чем она собирается заняться, я приложила руку к ее лбу, как бы пробуя температуру.
– Ты здорова? – улыбнулась я. Это был неверный ход. Она рывком убрала мою руку со своего лба.
– Со мной все в порядке. Не делай из этого спектакль.
Я сомневалась, что она станет одним из волонтеров, доставляющих детские вещи в больницы. После гибели Сэма она не выносила больниц. Она сказала мне, что, если я когда-нибудь попаду в больницу, она не будет меня навещать. Я считала, что это моя вина. Я ворвалась в приемный покой в панике. Грейс следовала за мной по пятам. Даже я не могла вынести воспоминаний о том, что мы там увидели – прекрасное лицо Сэма, изуродованное и окровавленное. Грейс потеряла сознание, рухнув камнем на пол за моей спиной.
– Ты нашла у Ноэль что-нибудь, что показалось тебе… необычным, странным?
Я отрицательно покачала головой.
– Эмерсон осмотрела все в поисках ключей к разгадке, – сказала я. – Она думает, что в доме есть что-то, что откроет нам, почему она покончила с собой, или что случилось с ее ребенком, или почему она лгала нам, что продолжает быть акушеркой.
«Ноэль» и «акушерка». Эти слова сочетались одно с другим, как «тесто» и «молоко». В моем сознании она всегда была акушеркой. В сознании нас всех. Разве последние десять лет мы не представляли ее всем как акушерку, и она никогда ни разу нас не поправила? Это было ужасно странно.
Йен постучал кончиком пальца по краешку пустого бокала.
– Ноэль… – он задумчиво покачал головой. – Иногда невозможно было понять, что с ней происходит.
Мне было его жаль. Я знала, как он когда-то ее любил.
– Наверно, тебе было тяжело, когда она разорвала помолвку.
– Боже мой, Тара, – отмахнулся он. – Это было так давно. Где-то в другой жизни.
– Я не помню, чтобы тебя это очень рассердило. Полагаю, многие мужчины пришли бы в ярость.
– Я был больше обеспокоен, чем сердит. – Он поерзал на стуле и улыбнулся. – Давай перейдем на что-то полегче. Не будем весь оставшийся вечер говорить о Ноэль или о Сэме.
– Отлично, – согласилась я.
– Итак, – он разрезал пополам створки гребешка на тарелке, – когда ты последний раз ходила в кино?
Я перебрала в памяти последние месяцы и наморщила нос.
– Вообще не ходила после смерти Сэма, – сказала я.
– Ладно, попытаюсь еще раз. – Он взглянул на потолок, словно пытаясь найти там безопасную тему. За стеклами очков блеснули глаза. – Я хочу приобрести собаку, – сказал он.
– Ты шутишь! – Я знала, что он любил нашего пса, Твиттера, но не могла представить себе его хозяином собственной собаки. – Щенка или подберешь какую-нибудь старую…
– Щенка, – сказал он. – У меня был в детстве. Мне, наверно, какое-то время придется много работать дома.
– Прекрасная мысль, – сказала я. – Может быть, стоит завести двух, чтобы они развлекали друг друга, пока ты…
– Тара? – Подняв глаза, я увидела немолодую женщину, подошедшую к нашему столику. Я была так поглощена идеей Йена о щенке, что не сразу ее узнала.
– Барбара! – Я встала и обняла ее. – Рада тебя видеть. – Последний раз я видела Барбару Рид на вечеринке, когда отмечали ее уход на пенсию, два года назад. Йен тоже встал. – Йен, это Барбара Рид, – сказала я. – Она преподавала у нас математику.
– Садитесь, вы оба, – улыбнулась Барбара. Она выглядела великолепно, с коротко остриженными бронзового оттенка волосами и безупречной кожей. Отставка ей явно пошла на пользу.
– Рада видеть тебя в такой хорошей форме, – сказала она, когда я села. – Меня потрясло известие о Сэме. Бедняжка Грейс. Представляю себе, какое это было для вас с ней ужасное время.
