Ознакомительная версия.
– Не понимаю. С вами разве не расплатились?
– Нет. Попрошу рассчитаться. Закрываем.
– Но ведь все это заказывал не я, а те двое. Мы с девушками заказывали одно шампанское и два пива, это стоит семь рублей.
– Та-ак, мне что, милицию звать?
Милицию? Этого мне еще не хватало. Но выбросить вот так, за красивые глаза, целых шестьдесят восемь рублей? Не на того напали.
– Давай, зови, – роняю равнодушно и берусь за это ассорти. Если гудеть, так уж на сытый желудок.
Зал понемногу пустеет. Через несколько минут у стола вырастают две фигуры. Официант и… мой знакомый милиционер.
– Привет, – говорит Мыкола и, обернувшись к официанту, добавляет: – Осечка, Вася.
– Как это?
– А так. Осечка. Наш человек. Навара не будет.
– Вот черт! – улыбается официант. – А я думал, рагуль какой-то. Как и те… Да-а… Ну, ниче… А ты тоже, – хлопает меня по плечу. – Ты тоже – х-хе! – даешь. Сказал бы сразу, я бы и… Так, может, пару грамм?
– Ну, принеси, если не жалко, – соглашается милиционер и садится рядом со мной. – И прибери тут.
– Айн момент! – неизвестно чему радуется Вася, собирая пустые бутылки.
– Так вы вместе работаете? – подмигиваю Мыколе, когда мы остаемся одни.
– С дураком поработаешь…
– Да ладно. Способ не самый худший.
– Ну да. На хлеб зарабатываем.
Тем временем Вася порхает бабочкой. Вот он уже наливает из графинчика, вот подсовывает салат, ставит свежую тарелку ассорти, потом опрокидывает стопочку водки за наше здоровье и исчезает.
Мы сидим в пустом полутемном зале.
– Так ты что, действительно про часы не знал ничего? – спрашивает Мыкола.
– За кого ты меня принимаешь? – отвечаю деловым тоном. – Если бы я взялся, все было бы шито-крыто. Даже ты ничего не учуял бы.
– Вот те раз!
– Ага. А ты думал!
Мыкола выпивает чарку, задумчиво жует шинку, и, как будто между прочим, цедит:
– Да-а, жаль, что так случилось… А то у меня для тебя неплохой гешефт[46]. Через несколько дней там какое-то совещание… Тузы съедутся. Вот им и надо девочек. Можно неплохо заработать.
– А что, Франь не может организовать?
– Девушки должны быть интеллигентными. Такой нюанс. А у Франя сам видишь, какой контингент, – лярвы. Разве их можно начальству и партийным шишкам предлагать?
– А шишки будут местные?
– И местные, и столичные. Сам понимаешь, мы должны показать высший пилотаж. Чтобы им было что вспоминать дома.
– Неужели ты думаешь, что соски им не подойдут?
– Да они подошли бы, но это же все старые пердуны. Им же не только секс нужен, а чтоб и поговорить, и время провести. А с сосками что – дал в рот, и шлюс[47]. Что ты с нее возьмешь? У меня такое подозрение, что количество высосанных стержней значительно влияет на умственные способности.
– Так возьми себе моих одесситок. Они как раз пошли в номер.
– Нет, они пошли в ка-пэ-зэ.
– Что?.. как это? Они же часы отдали!
– Да, но у них с Одессы хвост. Разве ты не знаешь?
– Ну, знаю – убийство Шафы. Но ведь они ни при чем.
– Разберутся. А пока будут разбираться… хе-хе… давай дернем. Они же, шалавы, этими дзыгарками[48] к себе только внимание привлекли… Проверили по картотеке – есть такие. Вот и загребли. У нас тоже план. Так что, скажи спасибо Франю. А то и ты бы вляпался.
– Я? Еще чего!
– Ну, а не вляпался, так хоть немного пара бы выпустил… Вот такие дела. Так как – берешься телочек подкинуть? А то Франь меня уже достал. Привел каких-то шалав, а те как увидели стол, да как начали бухать наполеон-камю и запивать чинзаной – копыта и поотбросили. Не было с кем файдолиться[49]. Тузы матом крыли, как портовые грузчики. Облажался тогда Франь навечно… А интеллигентные курвы сейчас дефицит в нашем засранном мире. Нету школы.
Школа!
Это слово мгновенно нажало в моем мозгу на крошечную кнопочку: открылся шкаф и выдвинулся ящик. А в ящике лежала карточка, на которой красовалось имя пани Алины.
Алина Корчовская, проститутка экстра-класса, секс-бомба 1938 года, личная любовница президента города Львова, панна, которая околдовала своими прелестями не только самого Пилсудского, но и творческих личностей и поэтов Львова. Сейчас это уже старенькая бабушка, так как родилась она в 1909 году. Итак, ей шестьдесят девять. Познакомился я с ней три года тому назад, когда, работая в областном архиве, наткнулся на ее дело, которое завела полиция в связи с убийством владельца ресторана «Де ЛяПэ» Йозефа Гросса. Панна Алина любила любоваться Львовом с балкона ресторана, и вот в один из дней пан Гросс выпал именно с этого балкона головой вниз. Высокий, красивый офицер драгунского полка, который отдыхал за столиком вместе с панной Алиной, бесследно исчез. Мог ли он быть причастным к убийству – следствие так и не установило, ведь пани Алина твердила, что видела его впервые в жизни, и он просто подсел к ее столику. Естественно, угостил шампанским, она не отказалась – это же так естественно, – лица его не запомнила, ведь стояли сумерки. На этом все и закончилось.
Выписав из дела необходимые данные, я загорелся разыскать пани Алину. Жизнь довоенного Львова меня манила и завораживала, я жадно собирал рассказы еще живых людей и нанизывал их, словно бусины. А кто о том Львове может рассказать лучше, чем профессиональная проститутка?!
Итак, когда я ее разыскал, то оказалось, что скромная бабушка ведет небольшую частную школу проституток. Но об этом немного позже.
Сейчас я получил предложение, о котором можно мечтать: попасть за стол местных и залетных божков! Со дна – на самый Олимп! Пусть и в республиканских масштабах, но все равно Олимп. Как хорошо, что Мыкола произнес это слово: «школа»!
– Давай так, – говорю я, подливая Мыколе водки, – завтра в одиннадцать вечера я дам ответ.
– Хорошо. Только имей в виду – никаких пиндюрок![50] Это должны быть порядочные шлюхи, опрятные и чистые.
– Сколько будет клиентов?
– Около десятка. Это будет специальная клиентура. Всем нужно по девке.
– Ого!
– Такой нюанс.
– Что же это за совещание?
Мыкола понизил голос и прохрустел кислым огурцом:
– Областная отчетно-выборная партийная конференция. Заместитель Щербицкого прибудет.
Я чуть не захлебнулся вином. Нет, за таким столом мне еще сидеть не доводилось. Эх, и погулять можно, и насмотреться чудес! А тут еще и заплатят… Ага, кстати – сколько?
– И сколько мы получим за это удовольствие?
– Получишь на лапу три тысячи. Пятьсот мне. А остаток дели, как сам знаешь. Думаю, если дашь им по стольнику, то не обидишь.
Мы попрощались, и я помчался домой, перекатывая в уме предложение Мыколы.
Отыскал я пани Алину – проще не бывает – по телефонному справочнику. Я так обрадовался, что позвонил не сразу, боясь, что попаду на ее однофамилицу, или узнаю еще более досадную вещь – что ее уже нет среди живых. У меня колотилось сердце, когда я набирал этот номер. В голове кружилось сразу несколько десятков фраз на все случаи жизни. И когда в трубке прозвучал хриплый женский голос, такой характерный для женщин, курящих сигареты, я уже был уверен на все сто, что попал все-таки на нее.
– Пани Алина?
– Слушаю.
– Не могли бы мы с вами встретиться? Я собираю материал о довоенном Львове.
На минуту в трубке повисла тишина, потом послышался какой-то шепот, что-то скрипнуло.
– А кто вам меня порекомендовал?
Ее голос слегка отдавал металлом.
– Я по чистой случайности нашел в архиве ваше дело… И подумал… а что, если вы остались во Львове?
– Кто-то же все-таки должен был остаться, разве нет? – тут она рассмеялась и лед растаял. – Как вас зовут и сколько вам лет?
– Юрко. Двадцать четыре.
– Что я вам скажу, пан Юрко. Можете прийти ко мне, я поговорю с вами, и если вы мне понравитесь, то, может быть, я вам кое-что и расскажу. Жду вас в субботу в десять утра. Знаете Кривчицкую дорогу?
– Конечно.
– Там есть такая маленькая слепая улочка – Рутяная. А на этой улочке увидите особняк в два этажа с большим крыльцом. Перед особняком – цветник и виноградник. На калитке написано, что злая собака, но можете моего Мопся не пугаться, он не кусается, только лижется. До встречи.
Я повесил трубку и какое-то время пребывал в состоянии нервного истощения. Я не надеялся, что удастся так легко договориться. В субботу я купил на рынке красные розы, прихватил из дому бутылку «Токая» и на крыльях влетел в маленькую слепую улочку с названием Рутяная. На улочке помещалось всего восемь домов – четыре слева и четыре справа. Особняк пани Алины утопал в цвету сиреневых кустов, а дорожка к дому была вся увита виноградными лозами, с которых свисали еще зеленые гроздья. На калитке красовалась табличка с нарисованной оскаленной собачьей пастью. Но когда я вошел во двор, навстречу мне выбежал кудлатый пудель с розовым бантом на шее и приветливо завилял хвостиком.
Пани Алина, худая высокая пани, разукрашенная и надушенная, встретила меня в китайском шляфроке[51] и в хитроумном пестром тюрбане. В пальцах она вертела длинный красный мундштук с тоненькой коричневой сигаретой «More», и когда открыла рот, то вместе с клубящимся дымом закружились в воздухе слова приветствия.
Ознакомительная версия.
