Пьеро Дельи Антони - Блок 11

Моше несколько раз прошелся туда-сюда перед окном с равномерной скоростью.

– …а вот так.

Моше прошелся перед окном так, как перед ним только что ходил Отто: два шага, остановка, три шага, остановка, шаг, остановка…

– Ну а теперь, если вы соедините эту деталь с ситуацией в целом, что получится?

Моше посмотрел на остальных заключенных, слушавших его молча.

– Кое-кто передает кому-то какие-то сигналы, – ледяным тоном произнес Яцек.

Все настороженно посмотрели на него.

– Именно, – кивнул Моше. – Кое-кто передает сигналы. Я не удивлюсь, если это окажется азбукой Морзе – ну, или чем-то в этом роде.

Отто побледнел.

– Вы рехнулись. Как вы могли вообразить, что…

Моше встал лицом к лицу к Отто. Ростом Моше «красному треугольнику» не уступал, но вот статью еврей не вышел. Тем не менее Моше чувствовал, что в данный момент сила на его стороне.

– Мы ничего не воображаем, Отто. Мы наблюдаем и делаем выводы. Давай-ка скажи нам, кто там, снаружи, ждет твоих сигналов?

Отто попытался было ответить на данное обвинение иронической улыбкой, однако вместо нее на его лице появилась лишь неестественная гримаса.

– Вы рехнулись… С какой стати я должен был бы передавать сигналы наружу? Чушь какая-то!

– Возможно, там, снаружи, твоих сигналов ждет какой-нибудь эсэсовец, который затем побежит сообщить о них коменданту. В лагере полно доносчиков, разве нет? Возможно, вся эта возня по поводу побега – всего лишь грандиозный спектакль. Возможно, комендант собрал нас здесь, в этом бараке, потому что ему захотелось выяснить нечто совсем иное…

– Вы забываете, что я…

– Ты – «красный треугольник», это мы знаем. А может, ты продался коменданту. Может, Брайтнер хочет узнать, не прячет ли Kampfgruppe[54] кого-нибудь из своих товарищей в нашем бараке. А кто лучше других смог бы помочь ему это выяснить, если не ты? Ты ведь тоже товарищ! И это само по себе ничего не значит: когда такие вот товарищи становятся капо, они ведут себя, как и все другие капо, а то и хуже. Они избивают других заключенных! Очень жестоко избивают!

Лицо Отто покраснело от волнения, но он ничего не сказал в ответ.

Иржи, обойдя почти все помещение по периметру своей специфической походкой, подошел к Моше и Отто.

– Знаете, что мне в данной ситуации пришло в голову? Старая еврейская байка… О, вы ее, наверное, знаете и без меня, – произнося эти слова, Иржи посмотрел на Моше, Берковица и Элиаса, – а вот все остальные не знают. Итак, жил да был в Будапеште богатый торговец. Каждый раз, когда он заключал выгодную сделку, он заставлял свою жену использовать для освещения дома всего лишь одну свечу. Если же дела у него шли плохо, он говорил жене зажечь много свечей и расставить их по всем комнатам. Его жена не понимала, зачем так нужно делать, и однажды она у него об этом спросила. «Все очень просто, – ответил муж. – Когда дела идут плохо, это должно раздражать не только меня, но и других: они, видя ярко освещенный дом, будут думать, что я заграбастал много денег, и им будет завидно. Когда же дела у меня идут хорошо, я хочу доставить хотя бы небольшую радость и другим: они будут довольны, если увидят, что я не могу позволить себе зажечь в доме больше одной свечи».

Иржи рассказал эту байку с надлежащей мимикой и соответствующими интонациями – как искусный актер. После его последних слов наступила такая же напряженная, но кратковременная тишина, какая наступает в театре после того, как опустился занавес.

– Я бы сказал, что эта твоя байка подходит для данной ситуации как нельзя кстати, – сказал Моше. – Есть, правда, кое-какие маленькие отличия. Во-первых, у нас тут не торговец из Будапешта, а коммунист из… Откуда ты, Отто?

– Из Рурской области.

– …коммунист из Рура. Во-вторых, персонаж этой байки насмехается над завистливостью соседей, в то время как здесь… Отто, кому ты передавал свои сигналы?

Немец осмотрелся. В направленных на него взглядах сквозило явное недоверие. Если бы сейчас стали выбирать, кого отправить на расстрел, никто из стоявших вокруг Отто людей долго раздумывать бы не стал.

– Ну хорошо, – сказал Отто после бесконечно долгой паузы. – Я вам все расскажу.

Он подошел к окну, а затем, повернувшись, встал к простирающейся за ним безграничной темноте спиной.

– Я никакой не доносчик. Я – руководитель Сопротивления.

Он бросил испепеляющий взгляд на Яцека.

– Послушай меня внимательно. Если ты побежишь сообщать об этом эсэсовцам, ты не проживешь и одного дня. Мои друзья перережут тебе горло, едва только в лагере погаснет свет.

– Ты сейчас не в таком положении, чтобы кому-то угрожать, Отто, – покачал головой Моше. – Лучше рассказывай дальше.

– Тот побег был организован нами. Мы придумали, как его осуществить. Как именно – этого я вам сказать не могу. То, что произошло несколько дней назад, – это был всего лишь пробный побег. Он удался, и теперь настало время перейти к более крупным масштабам. На этот раз убежать из лагеря должны будут видные деятели нашей партии.

– И самым первым из них, видимо, убежать должен ты, – предположил Яцек.

– Да, я. Мы собираемся провернуть нечто грандиозное.

– Собираетесь утащить самый большой котел, в котором варится Wassersuppe? – спросил Моше.

– Мы хотим организовать побег по меньшей мере десяти товарищей из нашей партии. Они входят в Arbeitskommandos,[55] которые работают в «Буне». Нам окажут помощь наши друзья из Армии крайовой.[56]

– И что потом? Объявите войну Люксембургу?

– Через несколько месяцев война наверняка закончится. Поэтому необходимо, чтобы партия была восстановлена как можно быстрее. На это и направлены наши усилия. То, что произошло в Германии, не должно здесь повториться никогда.

– В общем, ты жертвуешь собой ради блага Европы…

– Это будет самая значительная акция из всех, какие только совершались Сопротивлением здесь, в лагере. Все было организовано еще несколько недель назад. Меня ждут. Поэтому я и пытался с ними общаться. Они должны знать, что я еще жив. Меня схватили и упрятали сюда в тот момент, когда мы начали непосредственную подготовку к побегу. Без меня вся задуманная акция может окончиться провалом. Не позднее пяти утра я должен отсюда выбраться – выбраться любым возможным способом.

Моше молча и недоверчиво смотрел на Отто. Берковиц о чем-то задумался: он сдвинул очки на лоб и тер нос. Иржи снова стал напевать: «Saß ein Jäger mit seiner Lola…» Яцек и Алексей зыркали на Отто с нескрываемой враждебностью.

– Вы, наверное, мне не верите, – сказал Отто.

– А ты попробуй нас убедить, – ответил ему Моше.

– Ну что ж, слушайте. В Германии я учился одно время в университете, изучал медицину. Моя мать умерла, когда я был еще маленьким. Мой отец и мой брат работали на заводе Круппа. Они вкалывали на него по десять и даже двенадцать часов за смену. Я был в семье самым смышленым, и все семейные сбережения уходили на то, чтобы оплачивать мою учебу в университете. Я очень хотел стать врачом. И не просто врачом, а выдающимся врачом. Я лечил бы детей рабочих бесплатно и брал бы деньги только с тех, кто может позволить себе заплатить за лечение… Однако я, как и все другие молодые люди, еще очень плохо разбирался в жизни… – Лицо Отто помрачнело. – Как-то раз на заводе возле доменной печи произошел несчастный случай. Мой брат погиб сразу же, а отец умер пятью днями позднее, не приходя в сознание. Я, можно сказать, остался совсем один. Продолжать учебу я уже не мог. Мне пришлось пойти работать на завод. Однако о том, что произошло с братом и отцом, я не забыл.

В бараке снова воцарилась тишина.

– Это все очень трогательно, – нарушил ее Моше. – Однако откуда нам знать, что то, что ты нам рассказал, – правда? Кому предназначались твои сигналы? Почему нас теперь только девять? Почему Аристарха и того паренька отсюда увели? И кто он такой?

Моше показал на блондинчика, который все это время молча наблюдал за происходящим.

– Лично мне кажется, что ты – предатель, – сказал Моше, пристально глядя на Отто. – Ты…

Не успел он договорить, как вдруг Элиас, уже давно не произносивший ни слова, подскочил к нему в порыве внезапного гнева.

– Предатель! И ты еще осмеливаешься выдвигать подобные обвинения!.. Предатель!

Лицо раввина перекосилось от ярости. Другие заключенные удивленно уставились на него: они знали этого еврея как человека весьма кроткого. Он раньше почти никогда ни на кого не повышал голоса.

Моше ничего ему не ответил – он лишь смущенно опустил глаза. И это тоже удивило остальных заключенных: Моше слыл среди них человеком, которого ничто не могло застать врасплох.

– Предатель… Обманщик… Змей! – кричал Элиас.

Иржи попытался обнять Элиаса, чтобы успокоить, но раввин оттолкнул его.

– Настало время для того, чтобы вы узнали всю правду об этом человеке… Он еще осмеливается обвинять других в предательстве! Он! Да это же смешно!