А Оттилию Мур беспокоила главным образом бабушка:
Прежде она была такой жизнерадостной,
Часто смеялась, ей было все интересно.
Оттилия попросила Шарлотту развлечь старушку,
Но могут ли серые сумерки разогнать полуночный мрак?
Внучка и бабушка хорошо понимали друг друга,
Их сердца бились в едином замедленном ритме,
Тихо, как под сурдинку, как в плотном коконе ваты.
Этот стук стал почти беззвучным —
Так беззвучно и виновато дышат избежавшие смерти.
Они вместе гуляли по берегу моря.
Рокот волн позволял обходиться без слов —
Все равно теперь лучше было молчать,
Ибо вести извне cтановились все хуже и хуже.
Только что пришло сообщение об аннексии Польши
И о том, что Франция с Англией объявили войну Германии.
Старуха присаживалась на скамейку,
С трудом переводя дыхание.
Долгие годы она боролась за выживание,
Каждый день после смерти своих дочерей,
Но теперь жизнь утратила смысл:
Все поглотит эта война.
К ней вызвали доктора Мориди,
Это местная знаменитость.
Все нахваливали его обаяние и человечность.
Он брал высокую плату с богатых и гроши с бедняков.
Говорили, что доктор пользовал всех заезжих звезд —
Эррола Флинна[18], Мартину Кароль[19] и даже Эдит Пиаф.
И он же выхаживал Оттилию после автомобильной аварии —
Это было в начале тридцатых,
И с тех пор они были друзьями.
Вот поэтому американка к нему обратилась:
Пусть попытается вылечить бабку Шарлотты.
Врач приехал к ним в «Эрмитаж».
Шарлотта, встретив его, повела к больной.
Каково же было первое впечатление доктора?
Да и можно ли это узнать?
И все-таки я попробую представить себе тот момент.
На мой взгляд, появление доктора Мориди
Крайне важно для этой истории —
Он сыграет огромную роль в жизни Шарлотты.
Я пытаюсь представить себе Мориди в саду «Эрмитажа».
На снимках, показанных его дочерью, он выглядит великаном.
Воображаю детишек, задирающих голову, чтоб его рассмотреть.
Выйдя из комнаты бабушки, он ставит диагноз – депрессия.
Больная упорно твердит, что весь мир погибнет в огне.
Она больше не может и не желает жить,
Давно ей пора уйти к дочерям.
К двум моим дочерям, к двум моим дочерям, повторяет она,
А потом говорит: это я во всем виновата.
Мориди прописал ей успокоительные,
Настоятельно попросив не оставлять ее ни на минуту,
Ни в коем случае не оставлять одну.
Шарлотте было понятно, что это ее задача,
Кто же еще возьмет на себя такую обузу?
Ее дед и сам крайне слаб,
Вдобавок его не очень волнует душевный кризис жены.
В конечном счете Шарлотта сюда для того и приехала,
Чтобы ухаживать за ними обоими.
За убежище чем-то нужно платить,
Так думает дед, гладя длинную белую бороду.
Мориди пожелал Шарлотте мужества
И под конец заговорил о ее рисунках:
Мадемуазель, я слышал, вы очень талантливы.
Здесь у нас слухи расходятся быстро.
О, это всего лишь наброски, лепечет она,
Рисунки для малых детей.
Ну так что же? Мне интересно взглянуть и на них.
Тронутая его добротой, Шарлотта глядит ему вслед,
Когда он уходит к другим пациентам.
Шарлотта осознавала всю серьезность их положения
И решила, что здесь поможет нечто вроде электрошока.
Лучше всего им втроем уехать из «Эрмитажа» —
Слишком долго ее старики живут на хлебах у Оттилии
И в результате утратили всякую самостоятельность.
Отношения с их благодетельницей портились на глазах,
И атмосфера в доме становилась просто гнетущей.
Увы, так нередко бывает —
Человек проникается ненавистью к тем, кто ему помогает.
С финансовой точки зрения их переезд возможен,
У стариков остались еще небольшие средства.
Покидая Берлин в тридцать третьем году, они продали
все, что имели.
Шарлотта отправилась в Ниццу, чтобы найти жилье,
И нашла на авеню Нойшеллер дом под номером два.
Он называется вилла «Евгения».
Оттилия тоже считала это самым удобным выходом,
Призналась, что их отношения не столь сердечны, как раньше,
Но попросила Шарлотту приезжать почаще,
Сообщать последние новости и рисовать в саду.
Не забудь, ты должна жить и для себя, добавила американка.
Жить для себя… мысленно повторила Шарлотта.
В день переезда они встретили на дороге солдат.
Это были последние, отбывавшие на восток, —
В этих краях давно не осталось мужчин.
Люди ждали начала военных действий, спрашивали:
Где ж возвещенный нам апокалипсис?
Зима на пороге, а вокруг все так же спокойно.
Трудно даже поверить, что где-то идет война.
В Ницце, в новом жилище, наоборот, воцарился хаос.
Переезд ничего не исправил.
Бабушка целыми днями пребывала на грани безумия,
Все реже и реже приходила в себя,
Одержимая мыслью о смерти.
Шарлотта нарисовала ее именно в это время:
Она выглядит на рисунке до ужаса истощенной.
Скорчилась в три погибели, словно желала скрыть свое тело.
Что касается деда, его портретов не существует.
Потерянный, отрешенный, он стал попросту невыносим,
Вспоминал непрерывно о юных годах, прожитых здесь же, в Ницце:
Ах, как чудесно все было тогда!
Он записался в университет, завел столько друзей,
И что же осталось теперь?
Ничего.
Жена впала в безумие, Франция объявила войну.
Дед рвался домой, в Германию, он тосковал по родине
И поэтому стал раздражителен, груб, деспотичен,
Донимал Шарлотту бесчисленными приказами,
Сам не очень-то сознавая почему и зачем, —
Этакий генерал, возглавляющий армию призраков.
Шарлотта не получала вестей от родных.
Многомесячное молчание становилось невыносимым.
Но вот наконец письмо от отца и Паулы —
Его доставила в Ниццу Оттилия Мур.
Шарлотта пробежала глазами письмо, ища в нем имя Альфреда.
Может, он там упомянут
И она наконец-то узнает о нем?
Для Шарлотты это важнее всего остального.
Но нет.
Ничего.
Никакого Альфреда.
Она внимательно перечитала письмо —
Вдруг он спрятался где-нибудь меж запятыми.
Нет.
О нем ни единого слова.
Никакого упоминания.
Ей, как прежде, неведомо, где он
И жив ли еще.
Шарлотта снова прочла письмо, строку за строкой.
Его написала Паула,
В нем она рассказала, как они жили последние месяцы.
Собирались съехаться с нею во Франции,
но это теперь невозможно.
Один друг, пустив в ход свои связи, достал им
фальшивые документы,
Они улетели вместе с ним в Амстердам,
Бросив на родине все – дом и имущество.
И вот так, в чем были, оказались в Голландии.
К счастью, несколько старых друзей бежали туда еще раньше.
Теперь они держатся вместе, тесной берлинской семьей.
Паула старательно избегала описания ужасов,
Но Шарлотта умела читать между строк.
Представляла растерянного отца,
Принужденного к бегству, словно он вор,
Живущего в нечеловеческом страхе —
В страхе ареста, тюрьмы и расстрела.
В лагере он уже видел, как эти походя могут убить.
Шарлотта всегда считала отца воплощением жизненной силы.
Боготворила Паулу, в зените певческой славы.
Может быть, хоть теперь они поживут спокойно?
Но как долго это продлится?
Слава богу, они там вместе! – с облегченьем вздохнула Шарлотта.
Как хотелось ей их увидеть!
Но теперешняя свобода родных ей казалась убогой:
Выживать, а не жить – что может быть хуже!
И письмо причинило ей боль.
В нем было полно умолчаний,
Говоривших о том, что она – в стороне.
Бабушка даже не стала вникать в эти вести.
Она уловила только одно —
Фальшивые документы и бегство.
Они скоро умрут! – объявила она.
Ты свихнулась! – вскричал раздраженный дед.
Девушка очутилась меж двух огней.
Упросив деда выйти из комнаты,
Она попыталась унять старуху,
Но та продолжала выкрикивать мрачные пророчества:
Все они скоро погибнут!
И мы все скоро умрем!
Шарлотта ласково утешает ее —
Так утешают ребенка, увидавшего страшный сон:
Все будет прекрасно… теперь им ничто не грозит.
Но старуха ее не слышит, не хочет слышать:
Смерть бродит вокруг! Смотрите: она повсюду!
И лучше нам умереть, пока она к нам не пришла!
Бессвязно бормочет еще несколько фраз
И неожиданно утихает.
Безумие нахлынуло и ушло,
Его хаотичные ритмы непредсказуемы.
Утомленная этим взрывом, бабушка вдруг засыпает.
Лишь спасительный сон ограждает ее от самой себя.
Через пару недель придет еще несколько писем,
Но и этой связи с родными скоро придет конец.
На дворе уже тысяча девятьсот сороковой,
И почти полгода назад Франция тоже вступила в войну.
