Ознакомительная версия.
Ка вспомнил, что похожую историю слышал от турок-исламистов в Германии. Загадочная книга из рассказа Неджипа так и осталась неизвестной, но Месут наряду с именами нескольких еврейских писателей, о которых Ка никогда не слышал, способных подтолкнуть людей к атеизму, вспомнил имена нескольких журналистов из числа главных врагов исламизма (один из которых будет убит спустя три года).
– Обольщенные дьяволом атеисты, как и несчастный директор, бродят среди нас в поисках счастья и покоя, – сказал Месут. – Вы согласны с этим?
– Не знаю.
– Как это вы не знаете? – спросил Месут, слегка рассердившись. – Вы сами разве не атеист?
– Не знаю, – ответил Ка.
– Скажите мне тогда: верите ли вы, что весь этот мир, этот снег, хлопьями падающий на улице, все создал Всевышний Аллах, или нет?
– Снег напоминает мне о Боге, – сказал Ка.
– Да, но вы верите, что снег создал Аллах? – настойчиво спросил Месут.
Наступила пауза. Ка увидел, что черный пес выскочил в дверь на платформу и радостно носится под снегом в бледном свете неоновых фонарей.
– Ты не можешь ответить, – сказал Месут. – Если человек знает и любит Аллаха, он никогда не сомневается в Его существовании. И это означает, что ты атеист, но не можешь в этом признаться, потому что стыдишься. Вообще-то, мы это знали. А я, от имени Фазыла, хочу спросить вот о чем: страдаешь ли ты, как несчастный атеист в этом рассказе? Хочешь ли ты убить себя?
– Как бы я ни страдал, я боюсь самоубийства, – ответил Ка.
– По какой причине? – спросил Фазыл. – Из-за того, что это запрещают власти, поскольку человек – высшее существо? Они неверно говорят, утверждая, что человек – это шедевр Аллаха. Скажите, пожалуйста, почему вы боитесь самоубийства.
– Будьте снисходительны к настойчивости моего друга, – сказал Неджип. – Этот вопрос для Фазыла имеет особый смысл.
– То есть ты не хочешь убить себя из-за того, что жизнь твоя лишена покоя и счастья? – спросил Фазыл.
– Нет, – ответил Ка раздраженно.
– Пожалуйста, не надо все скрывать от нас, – проговорил Месут. – Мы не причиним вам вреда из-за того, что вы атеист.
Наступило напряженное молчание. Ка поднялся. Он вовсе не хотел, чтобы все видели, что его охватил страх. Он зашагал прочь.
– Вы уходите? Подождите, пожалуйста, не уходите, – сказал Фазыл.
Ка остановился и замер, ничего не говоря.
– Я расскажу вместо него, – сказал Неджип. – Мы все трое влюблены в «девушек в платках», которые жертвуют жизнью ради своей веры. Это светская пресса их так называет – «девушки в платках». Для нас они – девушки-мусульманки, а все девушки-мусульманки должны быть готовы отдать жизнь за свою веру.
– И мужчины тоже, – сказал Фазыл.
– Конечно, – ответил Неджип. – Я люблю Хиджран, Месут любит Ханде, Фазыл был влюблен в Теслиме, но Теслиме умерла. Точнее, покончила с собой. Но мы не верим, что девушка-мусульманка, готовая пожертвовать жизнью ради веры, могла покончить с собой.
– Может быть, страдания, которые она испытывала, оказались для нее невыносимыми, – сказал Ка. – А семья требовала, чтобы она сняла платок, и из института ее выгнали.
– Никакое принуждение не может заставить истинно верующего человека совершить самоубийство, – взволнованно сказал Неджип. – Мы не можем заснуть по ночам, переживая, что совершим грех, опоздав на утренний намаз. Каждый раз мы бежим в мечеть в самую рань. Человек, который так истово верит, сделает все, чтобы не совершить греха, и, если надо, согласится даже на то, чтобы с него заживо содрали кожу.
– Мы знаем, вы встречались с семьей Теслиме, – выпалил Фазыл. – Они верят, что она сама покончила с собой?
– Верят. Сначала она смотрела с родителями «Марианну», затем совершила омовение и намаз.
– Теслиме никогда не смотрела сериалы, – тихо сказал Фазыл.
– Вы были с ней знакомы? – спросил Ка.
– Я никогда не был с ней знаком, мы никогда не разговаривали, – сказал, смущаясь, Фазыл. – Один раз я видел ее издалека, она была полностью закрыта. Но духовно я, конечно же, знаю ее: человек знает того, кого любит больше всего. Я понимал ее, как себя. Теслиме, которую я знал, не могла совершить самоубийство.
– Может быть, вы не знали ее в достаточной степени.
– А может быть, тебя сюда прислали европейцы, чтобы ты прикрыл убийцу Теслиме, – нахально сказал Месут.
– Нет-нет, – проговорил Неджип. – Мы вам доверяем. Наши преподаватели сказали, что вы – бедный и скромный человек, поэт. Мы захотели вас спросить о том, что огорчает нас больше всего, потому что мы вам доверяем. Фазыл просит у вас за Месута прощения.
– Прошу прощения, – сказал Фазыл. Лицо у него стало совсем красным. На глазах вдруг показались слезы.
Месут молча отказался мириться.
– Мы с Фазылом как братья, – сказал Неджип. – Мы часто одновременно думаем об одном и том же, мы оба знаем, что думает каждый из нас. В противоположность мне Фазыл совершенно не интересуется политикой. А сейчас у него и у меня есть к вам просьба. На самом деле мы оба не верим в то, что Теслиме покончила с собой, совершив грех из-за давления со стороны родителей и властей. Это очень горько, но Фазыл иногда думает: «Девушка, которую я любил, совершила грех и убила себя». Но если Теслиме на самом деле была тайной атеисткой, несчастной атеисткой, которая не знает, что она атеистка, как в рассказе, и если она покончила с собой, потому что была атеисткой, это будет катастрофой для Фазыла. Тогда это будет означать, что он был влюблен в атеистку. Только вы можете разрешить наши сомнения, только вы можете успокоить Фазыла. Вы поняли, что мы имеем в виду?
– Вы – атеист? – спросил Фазыл, глядя умоляюще. – Если атеист, хочется ли вам убить себя?
– Даже в те дни, когда я был больше всего уверен, что я – атеист, я всерьез никогда не думал о самоубийстве, – ответил Ка.
– Большое спасибо, что вы честно ответили нам, – сказал Фазыл, успокоившись. – У вас доброе сердце, но вы боитесь верить в Аллаха.
Ка увидел, что Месут смотрит на него враждебно, и захотел уйти. Но его мысли словно застыли. Он ощущал, что глубоко внутри его трепещет какое-то желание и связанное с ним видение, но из-за того, что вокруг что-то происходило, он не мог сосредоточиться на этом видении. Позже он будет вспоминать об этих минутах и поймет, что это состояние было взлелеяно тоской по Ипек, такой тоской, что можно было умереть и утратить веру в Аллаха.
– Пожалуйста, не поймите нас неправильно, – сказал Неджип. – Мы не против, чтобы кто-нибудь был атеистом. В исламском обществе всегда были атеисты.
Месут добавил:
– Но кладбища должны быть раздельными. Души мусульман будут неспокойны, если рядом с ними на одном кладбище будут лежать безбожники. Некоторые атеисты не могут верить в Аллаха, но с успехом скрывают это на протяжении всей жизни и не только лишают верующих покоя в этом мире, но и тревожат после смерти. Будто нам мало мучений из-за того, что до Судного дня мы лежим с ними на одном кладбище, так еще и в Судный день, когда мы все встанем с ними на одном кладбище, испытаем отвращение от того, что увидим перед собой злополучных атеистов… Поэт Ка-бей, вы уже не скрываете, что когда-то были атеистом. Может быть, вы все еще им остаетесь. Скажите тогда, кто заставляет идти этот снег, какая тайна кроется в этом снеге?
Все они посмотрели из пустого здания вокзала на улицу, на снег, падающий в свете неоновых фонарей на пустые рельсы.
«Что я делаю в этом мире? – подумал Ка. – Какими жалкими кажутся снежинки издалека, какая жалкая моя жизнь. Человек живет, изнашивается, исчезает». Ему казалось, что он и существует, и нет: он любил себя и с любовью и грустью следовал путем, по которому, как снежинка, летела его жизнь. Он вспоминал запах, который появлялся, когда брился его отец. Замерзающие в тапках ноги матери, готовившей на кухне завтрак, пока он вдыхал этот запах, щетку для волос, сладкий розовый сироп от кашля, которым его поили, когда он ночью просыпался, закашлявшись, ложку у себя во рту, – все эти мелочи, составлявшие жизнь, единство всего, снежинку.
Так Ка услышал тот зов, который слышали настоящие поэты, умевшие быть счастливыми только в моменты вдохновения. Так, впервые за четыре года, у него в голове появилось стихотворение: он был так уверен в существовании стихотворения, в его настроении и манере, что сердце его наполнилось счастьем. Сказав молодым людям, что торопится, он вышел из пустого полутемного здания вокзала. Размышляя под падающим снегом о стихотворении, которое напишет, Ка быстро вернулся в отель.
10
Почему это стихотворение красиво?
Войдя в свой номер, Ка быстро снял пальто, открыл тетрадь в клеточку в зеленой обложке, купленную во Франкфурте, и стал записывать стихотворение, рождавшееся в его голове, слово за словом. Он чувствовал себя спокойно, словно записывал слова, которые ему шептал на ухо кто-то другой, однако, не отвлекаясь, отдавался тому, что писал. Раньше ему не случалось сочинять стихи с таким вдохновением, не останавливаясь, и поэтому теперь он немного сомневался в ценности того, что пишет. Однако по мере того, как строки появлялись, он отчетливо понимал, что это стихотворение совершенно, и это усиливало его волнение и счастье. Так, почти не останавливаясь и оставляя в некоторых местах пропуски, словно не расслышав некоторых слов, Ка записал тридцать четыре строки.
Ознакомительная версия.
